Улисс - Джеймс Джойс

На углу дома Уайльда{915} он задержался, насупился на имя Илии, возвещаемое на стене Метрополитен-холла, затем на дальний газон герцогской усадьбы. Его монокль насупленно блеснул на солнце. Оскалив крысиные зубы, он пробормотал:

– Coactus volui[155].{916}

И зашагал дальше, в сторону Клэр-стрит, пережевывая свои смелые слова.

Когда он вышагивал мимо окон мистера Блума, дантиста, его плащ, болтаясь, резко сбил в сторону тоненькую постукивавшую тросточку и повлекся дальше, хлестнув по хилому телу. Слепой юноша повернул вслед прохожему свое болезненное лицо.

– Будь ты проклят, кто ты там есть! – воскликнул он с озлоблением. – Не я слепой, а ты, чертов ублюдок!

* * *

Напротив бара Рогги О’Доноху юный Патрик Алоизиус Дигнам, прижимая к себе полтора фунта свиных котлет, за которыми его посылали в мясную лавку Мангана, бывшую Ференбаха, глазея по сторонам и наслаждаясь теплом, шагал по Уиклоу-стрит. Скука была до чертиков сидеть там в зале вместе с миссис Стор и миссис Квигли и миссис Макдауэлл, занавески задернуты, а они все всхлипывают, сморкаются и потягивают этот Херес Высшей Марки, что дядя Барни принес от Танни. Доедают остатки фруктового пирога, сидят до чертиков да одно и то же толкут. И вздыхают.

За Уиклоу-лейн его заинтересовала витрина мадам Дойл, придворной портнихи. Он остановился, глядя на двух противников, голых до пояса, изготовившихся боксировать. Из боковых зеркал молча глазели два юных Дигнама в трауре. Майлер Кео, любимчик Дублина, встретится с сержантом Беннетом, портобелльским тузилой, приз пятьдесят соверенов, ух ты, вот это будет матч{917}, посмотреть бы. Майлер Кео, это который атакует того, с зеленым поясом. За вход два шиллинга, с солдат половина. Мамку-то я запросто обхитрю. Левый Дигнам повернулся, когда он повернулся. А, это же я в трауре. Когда будет? Двадцать второго мая. Эх, жалко до чертиков, опоздал. Он повернулся тоже, шапка у него съехала набок, воротничок вылез. Задрав подбородок, чтобы его застегнуть, он увидел невдалеке от боксеров изображение Марии Кендалл, очаровательной субретки. Картинки с такими девками бывают в пачках от сигарет. Стор за окурками охотится, а его однажды родитель застукал, как он курил, и задал просто страшенную трепку.

Юный Дигнам заправил свой воротничок и двинулся дальше. По силе удара самый первый из боксеров – это Фицсиммонс{918}. Такой даст разочек в поддых, и ты очухаешься через неделю, дружок. Но самый первый по технике, это был Джем Корбетт, до тех пор, пока Фицсиммонс не вышиб из него все его хитрости, и все потроха в придачу.

На Грэфтон-стрит юный Дигнам увидал шикарного франта, у которого был во рту красный цветок, а на ногах ботинки – картинки, и ему какой-то пьяный все чего-то толкует, а он только ухмыляется.

Трамвая на Сэндимаунт все не было.

Юный Дигнам пошел по Нассау-стрит, переложив свиные котлеты в другую руку. Воротничок у него опять отстегнулся, и он запихнул его обратно. Уродская запонка, не подходит для этой дырки, надоела до чертиков. Ему повстречались школьники с ранцами. Завтра опять не пойду, останусь до понедельника. Навстречу еще шли школьники. Интересно, они заметили, что я в трауре? Дядя Барни сказал, он даст сегодня об этом в газету. Тогда все в газете увидят и прочитают мое имя напечатанным и папино имя.

Лицо у него вместо красного, как всегда было, сделалось совсем серое, и муха ползла по нему вверх, к глазам. Так скрипело, когда ввинчивали винты в гроб, и так глухо стукалось, когда несли вниз.

Папа был там внутри, а мама плакала в зале, а дядя Барни показывал, как пронести на повороте. Гроб был такой большой, высокий, тяжелый с виду. Как все это было? В последний вечер, когда папа напился, он стоял на лестничной площадке и орал, чтоб ему дали башмаки, он пойдет к Танни и там еще напьется, и он казался таким толстым и низеньким в рубашке. Больше никогда его не увижу. Это называется смерть. Папа умер. Мой отец умер. Он мне сказал, чтобы я был маме хорошим сыном. Я не мог разобрать, что он еще говорил, но я видел, как его язык и зубы что-то старались выговорить. Бедный папа. Это был мистер Дигнам, мой отец. Я надеюсь, что он сейчас в чистилище, потому что он ходил к отцу Конрою на исповедь в субботу вечером.

* * *

Вильям Хамбл, граф Дадли{919}, и леди Дадли в сопровождении подполковника Хесселтайна после завтрака выехали из резиденции вице-короля. В следующей карете находились почтенная миссис Пэджет, мисс де Курси и почтенный Джеральд Уорд, дежурный адъютант.

Кортеж проследовал через нижние ворота Феникс-парка, приветствуемый подобострастными полисменами, и мимо Королевского моста направился по северным набережным. На всем пути следования по столичным улицам вице-король встречал знаки самых наисердечнейших чувств. У Кровавого моста{920} мистер Томас Кернан, находившийся по ту сторону реки, тщетно посылал свои приветствия издали. Вице-королевские кареты лорда Дадли проследовали между мостом Королевы и мостом Уитворта, где не получили приветствия от мистера Дадли Уайта, бакалавра права и магистра искусств, стоящего на Арран-куэй рядом с домом ростовщицы миссис М. И. Уайт, что на углу Арран-стрит, и потиравшего нос в раздумье, попадет ли он в Фибсборо быстрей трамваем с тремя пересадками, или на извозчике, или же пешком через Смитфилд, холм Конституции и вокзал Бродстоун. В портике Судебной палаты Ричи Гулдинг, с фирменным портфелем Гулдинга, Коллиса и Уорда, воззрился на него с удивлением. За мостом Ричмонд, в подъезде конторы Рувима Додда, присяжного поверенного, агента Патриотической страховой компании, пожилая особа женского пола, собравшаяся было войти, передумала и, следуя назад по своим стопам, возле окон конторы Кинга обратила доверчивую улыбку к наместнику Его Величества. Из своего стока в стене Вуд-куэй, расположенного прямо под конторой Тома Девана{921}, речушка Поддл представила верноподданные излияния своей вонючей струи. За бронзой золото, за головкой мисс Кеннеди головка мисс Дус, поверх занавески отеля «Ормонд», наблюдали с восхищением. На Ормонд-куэй мистер Саймон Дедал, направляясь из уличного сортира в полицейское управление, застыл неподвижно посреди улицы, низко опустив шляпу. Его Сиятельство с изяществом ответно приветствовал мистера Дедала. На углу типографии Кахилла преподобный Хью К. Лав, магистр искусств, погруженный в размышления о знатных сеньорах, которые в давние времена раздавали щедрой рукой завидные церковные привилегии, отвесил поклон, оставшийся незамеченным. На мосту Граттана Ленехан и Маккой, собравшись прощаться друг с другом, смотрели на проезжающие кареты. Проходя мимо конторы Роджера Грина и большого красного дома типографии Долларда, Герти Макдауэлл{922}, которая несла своему больному отцу письма и образцы линолеума Кэтсби, догадалась по виду карет, что это были лорд-наместник с супругой, но так и не смогла разглядеть, в каком туалете была Ее Сиятельство, потому что трамвай и большой желтый мебельный фургон Спринга остановились как раз перед ней, именно из-за проезда лорда-наместника. За домом фирмы Ланди и Фута Джон Уайз Нолан, стоя в темных дверях винного погреба Каваны, послал холодную незамеченную усмешку лорду-наместнику и генерал-губернатору Ирландии. Достопочтенный Вильям Хамбл, граф Дадли, кавалер Большого Креста ордена Виктории, миновал немолчно тикающие часы Микки Андерсона и восковые манекены Генри и Джеймса, румянощекие, в элегантных костюмах, джентльмен Генри, dernier cri[156] Джеймс. Стоя спиной к Дэйм-гейт, Том Рочфорд и Флинн Длинный Нос наблюдали приближение кортежа. Том Рочфорд, увидев, что взгляд леди Дадли остановился на нем, поспешно вытащил большие пальцы из кармашков бордового жилета и снял с головы фуражку. Очаровательная субретка, великая Мария Кендалл, с размалеванными щеками и приподнятой юбочкой, посылала со своей афиши размалеванную улыбку Вильяму Хамблу, графу Дадли, а также полковнику X. Дж. Хесселтайну, равно как и почтенному Джеральду Уорду, дежурному адъютанту. Из окон ДХК вице-королевский кортеж наблюдали Бык Маллиган и Хейнс, первый с видом смешливым, второй – серьезным, глядя между голов возбужденных посетителей, совсем загородивших от света шахматную доску, на которую был устремлен пристальный взгляд Джона Хауарда Парнелла. На Фаунс-стрит Дилли Дедал, подняв взгляд от французского учебника Шарденаля, увидала раскрытые зонтики и сверкающие, вертящиеся спицы колес. Джон Генри Ментон, стоя в дверях Торговой палаты, неподвижно выпучил набрякшие от вина глаза-устрицы, держа толстые золотые охотничьи часы в толстой левой руке, не глядя на них и уже не чувствуя их. Там, где в воздух вздымалась передняя нога лошади короля Билли{923}, миссис Брин отдернула своего поторопившегося супруга назад из-под копыт форейторской лошади. Крича ему прямо в ухо, она разъяснила происходящее. Тот понял, прижал свои фолианты левой рукой и приветствовал вторую карету. Почтенный Джеральд Уорд, дежурный адъютант, будучи приятно изумлен, поспешил ответить. На углу возле Понсонби остановился, притомившись, белый флакон Н., и вслед за ним остановились еще четыре белых флакона в цилиндрах, Е.L.Y.’S., меж тем как мимо промчались кареты и верховые. Против торговли музыкальными инструментами Пиготта внушительно вышагивал в живописном наряде мистер Дэнис Дж. Маджинни, учитель танцев и пр., коего вице-король обогнал, не заметив. У ректорского же дома появился с беспечным видом Буян Бойлан, ноги которого в рыжих штиблетах и носках с небесно-голубыми стрелками переступали в такт мотивчику песенки «Моя йоркширская девчонка». В пику небесно-голубым налобникам и стремительному напору верховых Буян Бойлан выставил небесно-голубой галстук, соломенную широкополую шляпу, ухарски сдвинутую набекрень, и синий костюм тонкого шевиота. Его руки, засунутые в карманы пиджака, не нашли нужным снять шляпу, однако он презентовал трем дамам нахальное одобрение во взгляде и красный цветок в зубах. Проезжая по Нассау-стрит, Его Сиятельство привлек внимание своей супруги, милостиво кивавшей по сторонам, к музыкальной программе, исполнявшейся в Колледж-парке. Бравые парни с шотландских гор, невидимые, трубили и барабанили вослед процессии: