Скелет в шкафу - Энн Перри

Это был дом его наставника, чей образ возник с такой ясностью, когда он ждал Киприана возле клуба на Пиккадилли. Финансовый крах и скандал в обществе, которого наставник юного Монка не смог пережить… А женщина с некрасивым заплаканным лицом, замеченная им недавно во время похоронной процессии, конечно же, напомнила ему тогда убитую горем жену наставника.

Монк вспомнил, как давным-давно, сидя за тем, другим столом, в другом доме, и задыхаясь от собственного бессилия, он поклялся найти оружие против грязных мошенников, спровоцировавших эту трагедию, и покарать несправедливость. Вот почему он бросил мысли о коммерции и пошел работать в полицию.

Полиция. Он был самоуверен, предан своему делу, талантлив, карьера его была стремительна, его никто не любил, но им восхищались… И вот теперь у него не осталось ничего — даже приобретенного с годами мастерства, память о котором он ныне утратил.

— Что? — переспросила Эстер, когда они с Ивэном встретились в рабочей комнате миссис Уиллис. Спартанская обстановка помещения и религиозные тексты в рамках были уже хорошо знакомы Эстер, зато принесенная Ивэном новость ее потрясла. — Что вы сказали?

— Монк отказался арестовать Персиваля и выложил Ранкорну все, что он о нем думает. — объяснил Ивэн. — После чего, конечно, Ранкорн его уволил из полиции.

— Что он собирается делать? — Эстер была испугана. Слишком живы были в памяти ощущение собственного страха и беспомощности. Эстер ни на минуту не забывала, что и на Куин-Энн-стрит она работает лишь временно. Леди Беатрис не так серьезно больна, а теперь, после ареста Персиваля, наверняка успокоится и пойдет на поправку в ближайшие дни. Во всяком случае, если вина лакея для нее несомненна. Эстер взглянула на Ивэна. — Куда он теперь сможет устроиться? Семья у него есть?

Несколько секунд Ивэн глядел в пол, потом поднял глаза.

— Родных у него в Лондоне нет, да я и не думаю, чтобы Монк обратился за помощью к родственникам. Я не знаю, что он будет делать. — Ивэн развел руками. — Он ничего не умеет, кроме сыскной работы, и ничем больше не интересуется. Его талант именно в этом.

— А еще кто-нибудь кроме полиции нанимает сыщиков? — спросила Эстер.

Ивэн улыбнулся, в глазах зажглась и тут же погасла надежда.

— Если заняться частным сыском, потребуется время, прежде чем завоюешь себе репутацию. Все это очень сложно.

— Наверное, — нехотя согласилась Эстер, но мысль свою явно не отбросила. — Ну а сейчас — что мы можем сделать для Персиваля?

— Вам лучше поговорить об этом с самим Монком. Сюда ему теперь путь закрыт. Может быть, леди Мюидор отпустит вас после полудня?

— Я еще ни разу не обращалась к ней с такой просьбой. Так что, скорее всего, отпустит. А где мы с ним можем встретиться?

— На улице холодно. — Ивэн глянул в единственное узкое окно, выходящее на квадратный участок газона и лавровые кусты. — Как насчет кондитерской на Риджент-стрит?

— Отлично. Я отпрошусь у леди Мюидор немедленно.

— А что вы ей скажете? — быстро спросил он.

— Солгу, — без колебаний ответила она. — Скажу, что мне необходимо отлучиться по семейным обстоятельствам. — Эстер состроила лукавую гримаску. — Если она к чему-либо и отнесется с пониманием, то именно к семейным обстоятельствам.

— Семейные обстоятельства? — Леди Беатрис отвернулась от окна и с тревогой взглянула на Эстер. — Примите мои соболезнования. Кто-нибудь заболел? Я могу рекомендовать вам знакомого доктора, хотя… да. У вас наверняка есть знакомства среди докторов.

— Благодарю вас, вы очень заботливы. — Эстер почувствовала себя виноватой. — Но в семье у меня все здоровы. Речь идет об утрате места работы, а это зачастую приводит к денежным затруднениям.

Впервые за последние несколько дней леди Беатрис была полностью одета и, хотя и не показывалась еще в гостиной, уже провела некоторое время с внуками — Артуром и Джулией. Лицо ее было бледно, черты заострились. Если леди Беатрис и чувствовала какое-то облегчение после ареста Персиваля, то на внешности ее это не отразилось. Держалась она напряженно, да и улыбка была натянутой.

— Мне очень жаль. Надеюсь, вы сумеете чем-нибудь помочь, хотя бы советом и добрым словом. Подчас это единственное, что мы можем сделать для близких, как вы полагаете? — Она посмотрела так многозначительно, словно ответ Эстер был для нее весьма важен. Потом вдруг, не дожидаясь, когда сиделка откроет рот, леди Беатрис направилась к туалетному столику, выдвинула ящик и принялась что-то в нем искать.

— Вы, конечно, знаете, что полиция забрала Персиваля? Мэри говорит, его арестовывал не мистер Монк. Интересно почему? Вы ничего не знаете, Эстер?

Сказать правду означало признаться в тайных связях с полицией, поэтому Эстер решила солгать.

— Понятия не имею, ваша светлость. Возможно, он уже занят другим расследованием и прислал взамен кого-то другого. В конце концов, я полагаю, следствие так или иначе закончено.

Пальцы леди Беатрис замерли, и она выпрямилась.

— Полагаете? Вы имеете в виду, что следствие может быть и продолжено? Что же им еще нужно? Персиваль виновен, разве не так?

— Не знаю. — Эстер постаралась произнести эти слова как можно проще. — Судя по всему, они пришли к такому выводу, иначе бы его не арестовали. Но пока суд не сказал своего окончательного слова, нельзя быть ни в чем уверенным.

Леди Беатрис застыла в напряжении.

— Его повесят, не так ли?

Эстер почувствовала дурноту.

— Да, — тихо согласилась она. — Это вас тревожит?

— Нет, да и с чего бы? — воскликнула леди Беатрис с неожиданным пылом. — Он же убил мою дочь!

— И все же тревожит? — Грех было упускать такую возможность. — Следствие закончено, не так ли? Неужели у вас остались какие-то сомнения, потаенные мысли?..

Леди Беатрис все еще стояла неподвижно, пальцы ее перебирали шелк и кружева в выдвинутом ящике.

— Потаенные мысли? Что вы имеете в виду?

Эстер пошла на попятную.

— Я, право, не уверена… Свидетельства можно ведь истолковать по-разному… кто-то мог солгать, упустить какую-то деталь…

— Вы хотите сказать, что убийца все еще здесь? Среди нас? Эстер! — В голосе леди Беатрис не было паники — одна лишь застарелая боль. — И, кем бы он ни был, он намерен спокойно смотреть, как Персиваля осудят на смерть — по ложному свидетельству?

Ответ Эстер прозвучал несколько сдавленно.

— По-моему, он весьма напутан. Возможно, все получилось случайно… Я имею в виду: была борьба, нечаянно обернувшаяся убийством. Вы так не думаете?

Леди Беатрис наконец повернулась, руки ее были пусты.

— Вы намекаете на Майлза? — медленно и отчетливо проговорила она. — Вы полагаете, это Майлз проник в ее спальню? Полагаете, что она боролась с ним, а он отобрал у нее нож и зарезал, испугавшись огласки? Боялся, что она всем об этом расскажет? — Леди Беатрис чуть подалась вперед. — Именно так, как вы, наверное, знаете, описывают действия Персиваля. Да, конечно, вы знаете. Вы же общаетесь со слугами чаще, чем я. Так, во всяком случае, говорит Мэри. — Леди Беатрис взглянула на свои руки. — Ромола в это верит… Она уже полностью успокоилась и думает, что все позади. Мы больше не будем подозревать друг друга. Она сама, представьте, подозревала Септимуса — якобы Тави что-то о нем такое узнала! Какая глупость! Да она все о нем знала и так. — Леди Беатрис попыталась засмеяться, но не смогла. — Она воображает, что мы теперь простим друг другу все подозрения и заживем как прежде. По ее мнению, мы забудем все, что узнали друг о друге и о самих себе: нашу мелочность, самообман, попытки обвинить кого угодно, лишь бы отвести от себя подозрение. Она считает, что ничего не изменилось, разве что Тави с нами больше нет. — Леди Беатрис тревожно улыбнулась. — Иногда мне кажется, что Ромола — самая глупая из всех женщин, каких я только знала.

— Прежнего не вернешь, — согласилась Эстер, разрываясь между желанием успокоить леди Мюидор и необходимостью выяснить всю правду. — Но иногда, простив ближнему, мы можем многое предать забвению.

— Вы полагаете, они забудут? — Леди Беатрис отвернулась к окну. — Да разве Минта сможет когда-нибудь забыть, что Майлз изнасиловал ту несчастную девушку? В чем бы это насилие ни выразилось. А что такое насилие, Эстер? Если муж насилует свою жену — все законно и справедливо! За это никто его даже не осудит. Но стоит проделать то же самое с посторонней женщиной — и это уже отвратительное преступление!

— В самом деле? — Эстер на секунду не совладала с собой. — По-моему, мало кого возмутило насилие, совершенное над той горничной. Кажется, все ополчились против нее за то, что она вообще об этом заикнулась. Все защищали мистера Келларда. Выходит, очень многое зависит от личностей насильника и жертвы.