Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Монк прошел мимо так быстро, что они даже не успели сделать вид, будто вовсе не подслушивают, а просто идут куда-то по своим делам. Но он был слишком захвачен собственными эмоциями, чтобы обратить на них внимание.
На нижней ступеньке лестницы стоял, задрав голову, дежурный констебль. Увидев Монка, он метнулся к своей конторке, открыл рот, собираясь что-то сказать, но Монк, к счастью констебля, ничего не желал слушать.
Лишь оказавшись на улице под дождем, Монк понял наконец, что лишился сейчас всего: и карьеры, и средств к существованию. Пятнадцать минут назад его, инспектора полиции, почитали и боялись подчиненные, у него была служба, была репутация. Теперь же — ни работы, ни места, а вскоре не станет и денег. И все из-за Персиваля.
Нет — из-за давней вражды с Ранкорном, из-за многолетнего соперничества, страхов, непонимания…
Или, может быть, из-за правых и виноватых?
Глава 9
Монк спал плохо и поднялся поздно, с тяжелой головой. Уже начав было одеваться, вдруг вспомнил, что идти ему некуда. Его не просто отстранили от дела об убийстве на Куин-Энн-стрит, он вообще больше не полицейский. В сущности, он теперь никто. Профессия определяла всю его жизнь, позволила добиться положения в обществе; он знал, чем занять время, и, что особенно важно, она приносила ему доход. Теперь же в его распоряжении было несколько недель, в течение которых он еще сможет платить за квартиру и пропитание. При этом никаких лишних трат, никаких новых костюмов, завтраков в трактире, никаких новых книг и уж тем более походов в театр, где, сидя на галерке, он чувствовал себя без пяти минут джентльменом.
Но все это было в достаточной степени тривиально. Главное же состояло в том, что жизнь Монка теперь утратила смысл. Честолюбивые помыслы, которые он лелеял и ради которых жертвовал столь многим, если судить по его собственным записям и свидетельствам знакомых, — все пошло прахом. У него не было связей, он не умел ничего иного и никому не был нужен. Многие уважали его и побаивались, но никто не любил. Монк вспомнил полицейских, с которыми столкнулся на лестнице, выходя накануне от Ранкорна. Они были смущены, растеряны, встревожены, но сочувствия в их глазах Монк не увидел.
Одиночество и отчаяние были куда сильнее, чем в тот день, когда он вплотную подошел к разгадке дела об убийстве Грея. Без аппетита Монк съел принесенный миссис Уорли завтрак, точнее, ограничился лишь двумя тостами и кусочком бекона. Он еще сидел, бессмысленно уставившись в тарелку, когда раздался энергичный стук в дверь и в комнату, не дожидаясь разрешения, вошел Ивэн. Он посмотрел на Монка и сел напротив. Лицо его было исполнено тревоги и сочувствия, но он не произнес ни слова.
— Ну, хватит пялиться! — резко сказал Монк. — Я пока еще жив. На свете есть много других занятий, кроме полицейской службы, даже для меня.
Ивэн ничего не ответил.
— Вы арестовали Персиваля? — спросил Монк.
— Нет. Он послал Тарранта.
Монк кисло улыбнулся.
— Наверно, боялся, что вы тоже откажетесь. Дурак!
Ивэн поморщился.
— Извините, — торопливо добавил Монк. — Но ваша отставка никому бы не помогла: ни Персивалю, ни мне.
— Да, наверное, — грустно согласился Ивэн, но глаза по-прежнему смотрели виновато. Монк часто забывал, насколько молод его помощник. Сын сельского священника, Ивэн одевался строго и со вкусом, а за его безупречной вежливостью скрывалась внутренняя уверенность, которой сам Монк никогда в себе не ощущал. Ивэн был более чувствительным и менее резким в суждениях, но в поведении его всегда присутствовала некая изящная легкость; он ведь как-никак происходил из мелкого дворянства, о чем всегда помнил в глубине души. — Что вы теперь собираетесь делать? Знаете, что пишут в утренних газетах?
— Представляю, — сказал Монк. — Всеобщее ликование, надо полагать. Министерство поздравляет полицию, аристократы радуются, что единственная их вина в том, что они приняли на службу плохого лакея, ну да с кем не бывает! — Монк слышал, что голос его исполнен горечи, и ненавидел себя за то, что не может справиться с собственными эмоциями. — Подозрение с семейства Мюидоров снято. Публика снова может спать спокойно.
— Почти угадали, — с легкой гримаской согласился Ивэн. — В «Таймс» длинная передовица об эффективности новой полиции, сумевшей распутать сложнейшее дело и раскрыть преступление, совершенное в доме одного из самых выдающихся людей Лондона. Имя Ранкорна упоминается несколько раз, словно это он вел расследование, а про вас — ни слова. — Он пожал плечами. — Обо мне — тем более.
Впервые за сегодняшнее утро Монк улыбнулся. Наивность Ивэна его умиляла.
— Еще газеты выражают сожаление относительно растущей распущенности рабочего класса, — продолжал Ивэн. — Предсказывают расшатывание устоев общества и забвение христианской морали.
— Естественно, — едко заметил Монк. — Обычное дело. Я подозреваю, что кто-то пишет такие статьи впрок целыми пачками и отдает в печать, как только подвернется подходящий случай. Что еще? Хоть одна газета задается вопросом, действительно ли виновен Персиваль?
— Я не видел ничего похожего. Все требуют, чтобы его повесили, — с несчастным видом сообщил Ивэн. — Кажется, все вокруг испытывают огромное облегчение, все счастливы, что дело наконец распутано и закрыто. Уличные краснобаи уже распевают баллады на эту тему. Я послушал одного на Тоттнем-Корт-роуд. — Речь Ивэна оставалась гладкой, но интонации все равно выдавали его волнение. — Довольно мрачная песнь, вдобавок не имеющая ничего общего с действительным положением дел. Всего за два пенни: соблазнитель в ливрее и невинная вдова, захватившая в спальню кухонный нож с тем, чтобы защитить свою честь. Злобный лакей, распаленный страстью, крадущийся вверх по лестнице среди ночи… — Ивэн взглянул на Монка. — Все жаждут вернуться к пыткам и четвертованию. Кровожадные свиньи!
— Они просто испугались, — устало сказал Монк. — Скверная это штука — страх.
Ивэн нахмурился.
— Вы думаете, страх — причина всему, что произошло на Куин-Энн-стрит? Каждый боится за себя и стремится навлечь подозрение на другого, лишь бы побыстрее выставить из дома полицию и выбросить неприятные мысли из головы?
Монк отодвинул тарелку и с утомленным видом поставил локти на стол.
— Возможно. — Он вздохнул. — Боже, ну и кашу мы заварили! Самое печальное то, что Персиваля могут повесить. Он, конечно, дерзкая и самовлюбленная скотина, но такого он, право, не заслуживает. А еще печально то, что убийца так и будет припеваючи жить в доме. И как бы остальные ни старались забыть об этой истории, по крайней мере один из них наверняка догадывается, кто убил Октавию. — Монк вскинул глаза. — Вы можете себе это представить, Ивэн? Провести остаток жизни бок о бок с убийцей, из-за которого вздернули невинного человека! Встречаться с ним на лестнице, сидеть рядом за обеденным столом, улыбаться в ответ на его шутки!
— Что вы собираетесь предпринять? — Ивэн устремил на него тревожный, внимательный взгляд.
— А что, черт возьми, я могу теперь предпринять? — взорвался Монк. — Персиваль арестован и будет предан суду. У меня нет ни одного свидетельства в его пользу, которое я бы еще не предъявил Ранкорну. В итоге я отстранен от дела и уволен из полиции. Я даже не знаю, на что мне теперь жить. Проклятие! Как я могу помочь Персивалю, если и себе-то помочь не в состоянии?
— Только вы один и сумеете помочь, — тихо молвил Ивэн. Лицо его было исполнено понимания, дружелюбия, но уверенности в нем Монк не увидел. — Да еще, пожалуй, мисс Лэттерли, — добавил сержант. — В любом случае, кроме нас троих, никто даже и не попытается этого сделать. — Он встал со стула. — Я пойду и расскажу ей, что случилось. Она, конечно, уже знает, что Персиваля арестовали, причем не вы, а Таррант, но мисс Лэттерли может решить, что вы просто заболели или вели в это время другое расследование. — Ивэн криво усмехнулся. — Впрочем, хорошо вас зная, она вполне способна предположить, что вы вышли из себя, общаясь с Ранкорном.
Монк хотел было возразить, но вспомнил, чем кончилась вражда Эстер с доктором в лечебнице, и его охватило вдруг теплое чувство при мысли, что они с Эстер теперь товарищи по несчастью.
— Да, возможно, — согласился он.
— Я еду на Куин-Энн-стрит и все ей расскажу. — Ивэн одернул китель. — Меня пока не отстранили от дела окончательно и не запретили там появляться.
Монк поднял глаза.
— Спасибо…
Ивэн взмахнул на прощание рукой — жест, скорее исполненный отваги, нежели надежды, — и вышел, оставив Монка наедине с остатками завтрака.
Некоторое время Монк сидел, уставившись в стол, а потом вдруг в голове всплыло воспоминание. Он увидел перед собой совсем другой стол посреди обставленной со вкусом комнаты, зеркала в позолоченных рамах, вазу с цветами. Но горестное чувство нависшей над кем-то опасности и собственного бессилия было точно таким же, как сейчас.
- Ели халву, да горько во рту - Елена Семёнова - Исторический детектив
- Дочь палача и театр смерти - Оливер Пётч - Исторический детектив
- Дело Николя Ле Флока - Жан-Франсуа Паро - Исторический детектив
- Жестокая любовь государя - Евгений Сухов - Исторический детектив
- Клуб избранных - Александр Овчаренко - Исторический детектив
- Бориска Прелукавый (Борис Годунов, Россия) - Елена Арсеньева - Исторический детектив
- Кусочек для короля (Жанна-Антуанетта Пуассон де Помпадур, Франция) - Елена Арсеньева - Исторический детектив
- Мы поем глухим - Наталья Андреева - Исторический детектив
- Доспехи совести и чести - Наталья Гончарова - Историческая проза / Исторические любовные романы / Исторический детектив
- Рубины Блэкхерста - Мария Грин - Исторический детектив