Белоснежка и семь апостолов - Ольга Кноблох

— Сначала покажите Наташу, — откликнулся Артем.

Сюда, мои лохматые друзья, сюда!.. Скорее, времени почти нет!..

В дверном проеме обрисовалась широкоплечая фигура, свистнула коротко — и меня в который раз уже за сегодня повлекли под локти во двор.

Там стояли выстроенные по дуге машины. В центре ярко освещенного круга (это я увидела из-за плеча стоявшего ко мне спиной Семена Тиграновича), как на сцене, прижавшись друг к другу плечами, замерли все мои друзья.

Голова снова закружилась, машины и люди подернулись мутью и закачались, зов ослаб. Правда, мои спасители, похоже, не заметили этого — где-то совсем близко они выли на все лады, призывая в помощники невидимую за тучами луну. Я знала: зов действует некоторое время и после того, как я сворачиваю паутину. Теперь, даже если я потеряю сознание или буду убита, четвероногие спасители довершат то, о чем я просила.

Меня провели между машинами и вытолкали на свет.

Ноги не слушались, а глаза требовали сна. Одна из фигур, словно нарисованных на мутно-сером фоне широкими гуашевыми мазками, качнулась ко мне:

— Венди, иди к нам.

Я очень хочу к тебе, Артем, хотела сказать я, но Гриф предупредительно дернул сзади за рукав, а Семен Тигранович рявкнул:

— Так не пойдет. Она останется со мной. А вы — по машинам. И без глупостей, Горинец. Гриф, сюда девку.

Меня опять вели, за меня опять решали; я только и смогла, что заорать во все легкие:

— Артем!!! Артур!!! Беги-и-и… — Гриф сомкнул пальцы на раненой руке и сдавил железными клещами. Я ослепла и оглохла от боли и на какое-то время вовсе перестала соображать, что происходит.

А потом будто включили свет, и оказалось, что я пропустила самое интересное. Я снова за порогом бетонной коробки, но теперь здесь людно и шумно: дискотечно мечутся лучи фонарей, прыгают, как в сумасшедшей пляске, силуэты людей и собак, пол шевелится от сотен крыс, и все это мельтешение оглашается рыком, хрипами, матами, писком и пальбой. Захотелось свернуться в клубочек и закатиться в самый дальний уголок. Мне показалось ненадолго, что меня наконец-то перестали замечать: вокруг, как на картинках из букваря, все увлеченно играют в игру «собака ловит нарушителя границы». Псы гирями висят на рукавах и штанинах, а люди, страшно раскачиваясь и крича, пытаются сбросить с себя беспощадных мухтаров. Какое-то грязное и лохматое чудовище лизнуло меня в щеку и тотчас, отвернувшись, зарычало на Грифа, который подбирался ко мне на четвереньках. На его спине висел рычащий фальцетом щенок. Я привстала, пытаясь опереться на стену, и чуть не выпала наружу: стена оказалась обвалена. Удивительно, но край пролома был почти гладким, как будто его прорезали по округлому лекалу… Я не стала размышлять, какое оружие может проделать это с монолитной бетонной стеной, а молча попятилась туда, где, по моим предположениям, был выход. На какой-то миг я взглянула на поле боя с закрытыми глазами и сделала поразительное открытие: крыс и собак оказалось меньше, чем виделось прежде. Я поморгала, проверяя себя; нет, не померещилось… или померещилось?! Неужели галлюцинация?..

Продолжая пригнувшись пятиться, я угодила в чьи-то руки. Меня не разворачивая схватили за шиворот и толкнули в сторону пролома. Пришлось перешагнуть через тело, лежащее вниз лицом в бурой луже. На раскинутых руках не хватало пальцев. Рядом валялись две застреленные собаки.

Прошло несколько секунд, прежде чем я осознала, что беспалым человеком на полу был Гриф.

— Горинец! — прогремело у меня над ухом, и я узнала голос Семена Тиграновича. — Твоей кукле осталось жить три секунды! Выходи и сдавайся моим людям! Раз! Два!

На «раз» он прижал к моей шее холодное железо; на «два» — сунул дуло мне под челюсть, так что пришлось откинуть голову; за происходящим во дворе я могла теперь следить лишь краем глаза; страшно не было.

— Я иду! — отозвался Артем. — Иду, не стреляйте!

И вот тут обрушился страх.

Он сдастся, а я буду убита. Так будет… так будет уже сейчас…

Артем с поднятыми руками появился на фоне пролома, я узнала его по силуэту. Удивило, что черная фигура, освещенная фарами в спину, не отбрасывала тени. Вдруг снаружи бухнул выстрел, и что-то еще произошло, точно мигнул экран телевизора, так бывает, когда показывают смонтированное интервью. Изображение меняется совсем чуть-чуть, но ты понимаешь, что между склеенными кадрами исчезло пол разговора.

Вроде бы ничего не изменилось и сейчас; но миг спустя Артем пропал из виду.

Захотелось кричать.

Крыс и собак вдруг сделалось в разы меньше. Галлюцинация померкла и развеялась. Семен Тигранович тоже заметил это; он ослабил хватку и, хрипло сопя и ругаясь шепотом, оттащил меня прочь от пролома. Мы двинулись к лестнице.

— Вперед, — шипел он, дергая мой ворот. — Давай!

Из темноты выпрыгнул черный пес и метнулся с разинутой пастью, целясь в ногу моему пленителю. Меня качнуло, раздался выстрел, короткий визг — и мы продолжили движение.

У самой лестницы Семен Тигранович развернулся на сто восемьдесят градусов и спиной стал подниматься наверх, таща меня следом. От него резко пахло одеколоном. Подумалось вдруг, что, если мне удастся пережить сегодняшнюю ночь, в моей памяти наверняка склеятся воедино собаки, крысы, темнота, страх и этот острый запах. И если когда-нибудь в мирной жизни доведется поймать носом хоть молекулу этого запаха, вмиг вспомнится все это безумие и сердце заколотится, как при виде призрака.

Мы поднялись примерно на десять — двенадцать ступеней. Внизу отбивались от псов лысый и Макс. Стрелять было уже нечем.

Остальные бандиты или разбежались, или валялись растерзанными куклами среди крысиного пиршества. Опомнившись, я перестала звать.

Свет, проникавший в круглый пролом ровным конусом, вдруг покосился. Там стояли двое, лиц против света было не разглядеть. Но лишь они ступили внутрь, я узнала Артема и Чжао.

У Артема был пистолет; и то ли от нацеленного оружия, то ли от Артемова взгляда лысый кинулся прочь, подбежал к лестнице и стал, задыхаясь, на четвереньках карабкаться наверх, к нам. Макс же молча поднял руки, оборотившись к стене, и склонил голову. Артем даже не глянул в его сторону, но Макс вдруг отшатнулся и рухнул. На миг показалось, будто в него запустили маленьким, но тяжелым мячом на веревочке, а потом я увидела, как Чжао дует на ушибленный кулак, и все поняла.

Собаки, поджав хвосты, улепетывали в пролом. Чжао и Артема они трусливо обегали стороной.

— И все-таки, Горинец, ты проиграл, — произнес надо мной Семен Тигранович и больно потыкал мне меж лопаток дулом, чтобы стоящие внизу увидели, как я дергаюсь. — Я все равно выстрелю прежде, чем ты успеешь что-нибудь сделать. Уж поверь. Бросай пушку. Давай, ну. Мы вместе сядем в машину, а циркачи пусть валят на все четыре стороны, бог с ними.

Их взгляды столкнулись, как две пули на лету. Казалось, сам воздух между ними электрически затрещал. Но Артем отвел глаза и посмотрел на меня. Он был спокоен. Он даже шевельнул губами и чуть-чуть улыбнулся.

— Венди, — сказал он, — ты же знаешь, что так надо.

Легко качнул рукой с пистолетом, разжал пальцы, и оружие выпорхнуло неуклюжей бабочкой, но не упало к подножию лестницы, а взлетело вверх, переворачиваясь на лету.

Артем знал, он откуда-то знал, что я воспользуюсь телекинезом. Мне целиться легче. Вот так, чтобы черный зрачок дула смотрел прямо мне в лоб. В тире было наоборот, ну да ладно.

И прежде чем нажать на спусковой крючок, я поджала колени.

Кузнецов

Шатаясь, я ввалился в пролом и успел к самой развязке.

Стреляла точно Белоснежка, я засек импульс.

Она согнулась и с криком покатилась вниз по ступеням, повалив еще одного уцелевшего бандита. Грохнул второй выстрел: это Лауреат, прежде чем свалиться с лестницы (его сердце уже не билось), сдержал обещание и выпустил-таки свою пулю до того, как Артем что-либо предпринял. Она выбила фонтанчик пыли из стены, и только.

Я телекинезом перехватил пистолет, и Артем это почувствовал. Доля секунды, полоборота головы… я не дал ему дотянуться до меня взглядом. Не в этот раз, Артем. В этот раз первым успел я.

Пистолет послушно скользнул в руку. Рассекла воздух тонкая молния. В этот же миг тело Горинца по инерции довершило начатое движение и, повернувшись, завалилось на пол.

С той самой секунды, как между нами перестал стоять Лауреат, мы снова сделались врагами.

Ты предлагал мне Белоснежку, Горинец. Я помогу тебе сдержать обещание.

Удар резинового кулака Лицедея я чуть не пропустил. Но все-таки удалось увернуться и уложить каучукового клоуна рядом с конферансье.

Следующим стал бритый наголо качок, наряженный банкиром, который корчился у подножия лестницы. Его я ударил несильно, он остался в сознании. Только поджал колени к подбородку, протянул ко мне сведенные вместе кисти рук (они были в крови), точно предлагая сей же час вложить их в наручники, затрясся и по-обезьяньи оскалился. Что должна была выражать эта гримаса, я так и не понял.