Альпийская крепость - Богдан Сушинский

Старомодный смокинг его выглядел безукоризненным и словно бы только что привезенным от пражского портного.

Роста он был невысокого, однако рядом с рослым Скорпени подсознательно как-то тянулся ввысь, расправляя при этом далеко не гренадерскую, да к тому же безвозвратно увядшую грудь.

— Как бы ни завершилась эта неудавшаяся война, — предложил он Отто рюмку коньяку и сам тоже пригубил благородный моравский напиток, — большинству своих почитателей и романтиков она прежде всего запомнится «рейдами Скорцени и его коммандос».

— А что, вполне допускаю, — не стал впадать в излишнюю скромность начальник диверсионного отдела РСХА. — Хоть чем-то она должна будет запомниться. Хотя лично я предпочту скромный кабинет инженера строительной фирмы, да семейный уют, при домашнем халате и таком вот, как у вас, огнедышащем камине.

— Ничего такого вы не предпочтете, Скорцени, — поводил барон рюмкой у него под носом. — Я прошел через всю прошлую мировую, дослужившись до полковника, и прекрасно знаю, что такое солдат вне строя и вне окопа. При том, что мне выпало служить штабистом, а не разведчиком и уж тем более — не диверсантом.

— Вы правы: что такое «солдат вне строя и вне окопа» — мне еще только предстоит узнать.

— Уже через месяц после войны затоскуете и по мундиру, и по офицерскому братству. Так что прислушайтесь к мудрым словам Геббельса, пусть и по иному поводу сказанным: «Радуйтесь войне, ибо мир будет страшным!».

— Да нет, похоже, что они сказаны именно по этому поводу. Нам с вами действительно не остается ничего иного, как радоваться тому, что война все еще продолжается.

Он хотел сказать еще что-то, но в эту минуту на лестнице появился не в меру располневший камердинер, который являлся почти ровесником Вальдека.

— Фельдмаршал уже спал, однако я решился разбудить его, — почти торжественно объявил этот толстяк. — Сейчас он спустится к вам, господа.

— В моих глазах вы всегда представали храбрецом, — одарил его сомнительной похвалой барон.

— В моих вы тоже предстанете во всем своем благородстве, — поддержал его Скорцени, — если доставите сюда оберштурмфю-рера Хайнеке, отдыхающего сейчас вместе с офицерами охраны замка во флигеле.

18

Пока Зонбах хлопотал по поводу машины для личного адъютанта фюрера, сам Шауб, вместе с комендантом крепости, сидел в офицерском зале аэродромной столовой. Причем Штубер с интересом наблюдал, как обергруппенфюрер — невысокий широкоплечий крепыш — с удовольствием поглощает неприхотливую еду, которой приходилось довольствоваться теперь даже баловням армейских поставщиков «орлам Геринга».

— С продовольствием, как я понимаю, в «Альпийской крепости» уже сложновато, — сказал адъютант, закусывая свой скромный завтрак галетой.

— Могу высказаться острее: с появлением каждой новой части с поставками продовольствия становится все сложнее. Даже трудно представить себе, каким образом мы будем ставить на довольствие прибывающие сюда полки уже через месяц.

Шауб дожевал галету, запил ее остатками такого же неудобоваримого, как и все остальное в этой столовой, эрзац-кофе и, промокая салфеткой толстые, мясистые губы, поучительно изрек:

— Успокаивайте себя тем, что через месяц, очевидно, уже не будет необходимости ни в этих полках, ни в самой «Альпийской крепости».

— Даже так? Не думал, что все настолько безнадежно. У нас ведь еще достаточно много войск.

— Когда армия жаждет не победы, а окончания войны, во что бы то ни стало — окончания… рассчитывать на нее уже нет смысла. Это я вам говорю, как личный адъютант фюрера. И говорю только вам, потому что знаю, что вы — человек Скорцени, его ближайших соратник. В свою очередь, Скорцени — один из немногих, кому Гитлер все еще по-настоящему доверяет. Как и мне самому.

— Благодарю за доверие, обергруппенфюрер, — склонил голову барон. — На меня вы можете положиться точно так же, как и на Скорцени. Но я хотел бы продолжить наш разговор о судьбе рейха. Поймите, для меня как коменданта очень важно понять расстановку сил накануне краха, осмыслить диспозицию не столько войск, сколько тех, кто действительно способен вершить судьбу страны. Считаю так: если хорошо подготовить к обороне «Альпийскую крепость», позаботившись прежде всего о боеприпасах, амуниции и продовольственном снабжении, мы могли бы еще какое-то время держаться, демонстрируя русским стойкость нашего, «германского Сталинграда».

— Не спорю, могли бы. Но для этого гарнизон должен быть несколько иного качества. Прежде всего, в крепость следует отвести войска Шернера.

— Или генерала Рендулича, с его группой армий «Юг». Говорят, он уже сам предложил фюреру отдать приказ об отводе сначала части своих войск, а затем и всей группы.

— Ни Рендулич, ни кто-либо другой. Только Шернер. Ибо только этот фельдмаршал сумеет жесткой, кровавой рукой удержать войска от капитулянтского настроения. Однако фюрер на такой отвод не пойдет. И потом, пока Шернер сковывает значительную часть русских войск в Моравии, до тех пор Берлин еще как-то может держаться. Это я вам говорю, как личный адъютант фюрера.

Штубер допил свой кофе и, выдержав небольшую паузу, неожиданно для Шауба спросил:

— А что вам известно о нашей «Базе-211» в Антарктиде?

— Очевидно, то же, что и вам, коль уж вы задали этот вопрос, штурмбаннфюрер.

— Я имел в виду, насколько серьезно фюрер воспринимает возможность отбыть туда, оставив Берлин на кого-то из своих фельдмаршалов?

— Не вы первый задаёте мне подобный вопрос, барон фон Штубер.

— Что вполне естественно. Не сомневаюсь, что первым его задал Борман.

При упоминании фамилии рейхсляйтера, брови обергруппен-фюрера поползи вверх и застыли где-то у кромки волос.

— Как это ни странно, фюрер вообще отказывается говорить на эту тему. Так что вы правы: скорее всего, Борман туда и отправится.

— Почему Борман, а не кто-либо из военачальников?

— Там сейчас нужен организатор, а не полководец. И потом Борману уже приходилось бывать в Антарктиде.

— Этого я не знал.

— Только не надо мне лгать, барон, — хитровато улыбаясь, упрекнул его адъютант.

— Действительно, не знал, — пожал плечами Штубер. — И вообще какой смысл лгать по столь странному поводу?

— Почему странному? И потом, вы ведь только что сказали, что первым об отношении фюрера к Антарктиде спросил Борман. С какой стати вы назвали именно его имя?

— Недавно он побывал здесь. По заданию фюрера. Исследовал штольни, пещеры, старые подземелья.

— На предмет устройства в них имперских тайников, — продолжал иронично ухмыляться Шауб.

— Разве у него была иная цель?

— Настоящие тайники рейха уже расположены в Южной Америке и в Африке. А здесь — так, для любителей «пиратских карт» и желающих изрыть в поисках ценностей очередной «Остров сокровищ».

Машина уже ждала их у входа в столовую. Поскольку водителя Штубер не знал, то поинтересовался, в каком состоянии двигатель машины и, усевшись за руль, приказал ефрейтору отправляться в расположение части. Барону важно было пообщаться с адъютантом Гитлера, а понятно, что при постороннем человеке тот будет слишком осторожничать в своих высказываниях. Шауб поддержал его решение, поинтересовавшись, правда, при этом, достаточно ли хорошо он водит машину.

— Лучший водитель оккупированных территорий, — озорно заверил его Вилли, — признанный ас лесных партизанских без-дорожий Украины.

— Мне говорили, что вы достаточно храбро воевали в этих самых украинских лесах.

— Еще как воевал! — весело осклабился барон. — Однако не обо мне сейчас речь. Вернемся к партайгеноссе Борману. Выходит, что он все же бывал в Антарктиде, однако предпочел об этом умолчать. Странно. О том, что собирается отбыть туда, — тоже ни слова.

Они выехали за территорию аэродрома и двинулись в сторону ближайшего шоссе. Суровые оголенные скалы, которые подковой окружали «Люфтальпен-1», быстро сменились высокими зелеными холмами, в низинной части которых виднелись разноцветные ковры из альпийских- цветов и серовато-коричневые «наросты» из камней, когда-то давно снесенных сюда во время селевых сходов.

— А почему вы считаете, что Борман должен был откровенничать с вами? — нарушил установившееся было молчание Шауб.

— Уже хотя бы потому, что сам разговор наш, по-моему, был достаточно откровенным.

— Борман никогда не бывает откровенным, — искривил широкие мясистые губы обергруппенфюрер. — Это я вам говорю, как личный адъютант фюрера.

— А вдруг? Может, потому и разоткровенничался, что всерьез воспринял меня как коменданта «Альпийской крепости».

— Но ведь об Антарктиде он вам не сказал ничего. Или все-таки сказал?