Мир клятв и королей (СИ) - "Mikki Host"

Стефан сказал, что он почувствовал Время.

Время, которое несёт Арне.

Марселин запихивала в рот одну вафлю за другой, лишь бы не вздохнуть с удивлением и лёгким страхом.

У неё не было никаких причин для ненависти к носителю Времени Арне. Наоборот, она должна была испытывать благодарность за то, что он явился на зов её спасителя и помог ей пережить открытие магического источника. Но каждый раз, когда о носителе Времени заходила речь, будь то собрание коалиции или небольшая перепалка рыцарей, доставивших Марселин интересный образец для изучения, она чувствовала напряжение. В голосах — сплошные сталь, лёд и ненависть, чаще всего — от Гилберта. Со стороны Шераи — реже, словно крохотная часть её существа сопротивлялась подобным мыслям, но не была достаточна сильна, чтобы оставить Гилберта без поддержки. Королева фей клялась, с чарами и без, что если бы она ещё тогда распознала в носителе Времени предателя миров, она бы убила его. И Марселин, чувствовавшая слабый след Времени глубоко внутри себя, молчала, стыдясь того, что Предатель когда-то помог ей.

Стефан никогда не называл ей его имени или не говорил, что именно Предатель помог ей, но Марселин и без него всё знала. Её магия не могла лгать. Она лишь не могла понять, каким образом Третий оказался во Втором мире и нашёл её, Марселин. Тот факт, что Стефан лично привёл его, ей казался нереальным.

Стал бы Стефан отправлять Предателю письмо и стал бы Предатель открывать Переход, чтобы попасть сюда и помочь им? Марселин в этом сомневалась. И всё-таки…

— Прекрати, — донёсся до неё голос Стефана.

Марселин не поняла, к чему он это сказал. Решивший поиздеваться над ними особняк не выводил их к комнате Первой, будто хотел, чтобы они как можно дольше побыли наедине и всё обсудили. Но Марселин знала, что обсуждать нечего.

— Если ты так голоден… — начала Марселин, уже намереваясь прыснуть в ответ ядом, когда Стефан её перебил:

— Сопротивляйся этой магии.

Тонкая нить, протянутая между слабым магическим следом и её собственной магией, едва ощутимо задрожала.

— Ты сказал, что это… Время. — Марселин знала, что по всему особняку стоят специальные барьеры и печати, позволяющие Шерае и Гилберту быть в курсе всего, но крамольная мысль охватила её всю, заставив поверить, что шёпота будет достаточно. — Ты уверен?

— А ты не чувствуешь? — искоса поглядев на неё, уточнил Стефан.

— Ты знаешь, как я это чувствую, — пробормотала Марселин, запихивая в рот ещё одну вафлю. Ей было всё равно на приличия или тот факт, что Стефан мог быть голоден, а она на его глазах поедала аппетитные вафли. Однако быстрый взгляд, брошенный на мага, подсказал Марселин, что дело тут вовсе не в голоде. Беспокойство в глазах Стефана было настоящим, из-за чего Марселин против воли поёжилась.

Охватившая сердце пустота, уже давно не отступавшая, начала заполняться жгучей ненавистью. Перед глазами промелькнуло всё, что заставляло её магию перегружать её тело и рваться наружу, чтобы столкнуться с чем-нибудь, что сможет оказаться достойное сопротивление. Размытая дорогая и изувеченное тело. Вывихнутая кисть, попавшая в поле зрения, и пальцы, сохранившие чувствительность — они ощущали грязь, кровь, холод и неописуемую боль, из-за которой Марселин глотала слёзы. И там, совсем близко, человек в идеально сидящем тёмном костюме, с вычищенными до блеска туфлями, на которые почему-то не упала ни одна капля. Затем, через агонию и магию, переполнявшую её тело, — тёмно-карие, почти чёрные глаза, запылавшие бронзой.

Стефан резко схватил её за руку и прошипел:

— Сопротивляйся.

Марселин выдернула руку и насупилась. Она уже давно не нуждалась в наставлениях более опытных магов, но никогда не считала лишним выслушать какой-нибудь совет. Однако любое замечание Стефана, даже дельное, помогающее ей найти ошибку и справить её, заставляло Марселин хмуриться. Особенно сейчас, когда он почти четыре месяца отсутствовал, но, как только вернулся, сразу же начал проявлять своё внимание. Тёмно-карие глаза, которые в эту самую минуту пылали бронзой, заставили её насторожиться.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Объясни, что происходит, — подражая его тону, потребовала Марселин.

— Первая не может контролировать Время, не может усмирять и питать его, поэтому Время ищет другие источники. Маги для него лакомый кусочек. Время воздействует на нас и нашу магию, заставляя возвращаться к тем воспоминаниям, когда наша собственная магия была наиболее сильна.

— Почему Время вызывает воспоминания, а не варианты ближайшего будущего?

— Думаю, это связано с тем, какая часть Времени была вплетена в печать сакри Первой.

Марселин призналась себе, что запуталась.

Она никогда не встречалась с сальваторами (носитель Времени, лица которого она даже не видела, не в счёт), но приблизительно знала, что у них за магия и как она действует. Благо, магических книг, летописей и легенд у фей и эльфов сохранилось достаточно.

Марселин знала, что самым явным воплощением связи между сакри и сальватором была печать сакри, которую, если верить господину Камари, можно нарисовать с помощью крови двух сальваторов. Марселин также знала, что из-за этого у Йоннет, Первой во всех смыслах этого слова, были проблемы. Лерайе жила в ней, но тратила жизненные силы Йоннет, чтобы их связь не распалась. Окончательно закрепить эту связь им помог Масрур, когда она нашли и уговорили его сделать то же самое с Рейной. Дальше уже было намного проще: у Третьего и Четвёртой не было никаких проблем при создании печатей.

Но Пайпер, будучи Первой в этом мире, не может укрепить свою связь с Лерайе без другого сальватора. Марселин думала над этим всю ночь, перебирая в памяти то, что она знала о сальваторах. Йоннет пропала без вести, Масрур и Аннабель погибли ещё в Сигриде, а Третий сгинул. Никто, вплоть до сегодняшнего утра, не знал, сгинула ли магия Арне вместе с ним. Стефан утверждал, что часть Времени (хотя Марселин решительно не понимала, как подобную магию можно делить на части) вплетена в печать сакри. Девушке это не нравилось, но она была вынуждена признать правоту Стефана. Магия внутри неё и нить, протянутая к слабому следу глубоко внутри, реагировали на произошедшие изменения.

— Мы думали, что Предатель сгинул, — растерянно пробормотала Марселин. Вафель на тарелке становилось всё меньше, а ненужных комнат, мимо которых они проходили, всё больше.

— Мы говорим именно о Предателе-Третьем или о Ф…

— Третьем, — перебила его Марселин. — Мы говорим о нём.

— Тогда вполне возможно, что он всё же сгинул. Ведь ещё никто не выбирался из поглощённого мира.

— Но может ли быть такое, что Арне оставил его и нашёл кого-то в этом мире?

— Не уверен. Вспомни, что Сионий был наследником Движения Рейны. Когда Марсур погиб, эта связь оборвалась, и Сионий перестал быть наследником. Если бы Арне оставил Предателя, тот след, что остался в тебе, исчез бы.

Марселин поёжилась. Неприятные воспоминания вновь всплыли в её голове, но теперь она хотя бы знала, что это из-за Времени, и могла сопротивляться.

— Ещё никто не выбирался из поглощённого мира, — едва разлепив губы, повторила Марселин.

— Мы не знаем, что в поглощённом мире. Может, Предатель ещё жив, но в плену у тёмных созданий и те терзают его, не позволяя разорвать связь с Арне.

— Но ведь им это выгодно. Они могут попытаться подчинить Арне себе.

— Не думай, будто я знаю, что у них на уме.

— Ты ведь один из них.

Стефан поджал губы и отсутствующим взглядом уставился в тупик, появившийся из-за угла. Марселин знала, что в его роду не было и быть не могло тёмных созданий, но дерзость сорвалась с языка раньше, чем Время вновь оказало на неё влияние. Стефан посмотрел на неё усталым взглядом, и Марселин против воли широко улыбнулась. Её колкости были далеки от Данталионовых, но она всё равно делала успехи.

— Оставим шутки и поговорим лучше о магии, — сказал Стефан, разворачиваясь. — У меня есть теория. Я уже поделился ею с Сионием, и он, скажем прямо, не в восторге.