Солженицын. Прощание с мифом - Александр Островский

«21 февраля, — вспоминала Наталья Алексеевна, — на несколько дней ранее намеченного им срока мой муж приехал в Москву. Домой он вернуться не мог — ведь надо было еще надежно спрятать своего „Архипа“. В тот же день он звонит в ЦК, жалуется на то, что никак не разрешится квартирный вопрос. 22 февраля он, наконец, в Рязани» (21).

Подведем итоги его литературной деятельности зимой 1965–1966 гг. Во время первого приезда на хутор А. И. Солженицын мог работать не более 24 дней (с 5 по 28 декабря), вероятнее всего, еще меньше, во время второго приезда — не более 38 дней (12 января — 18 февраля). Итого 62 дня. Как же получилось 65 дней?

Но не все дни, проведенные на хуторе были рабочими. Прежде всего следует принять во внимание поездки А. И. Солженицына в Тарту за продуктами и приезд Н. А. Решетовской 6 февраля. Кроме того, необходимо учитывать, что материалы «Архипелага» находились под Пярну у Лембита, поэтому необходимо было совершить туда «черезо всю Эстонию», как минимум четыре поездки: сразу же по приезде, перед поездкой в Рязань, после возвращения из Рязани и перед отъездом. Между тем Александр Исаевич утверждает, что забирал у Лембита материалы по частям и упоминает одну такую промежуточную поездку: «какую-то часть рукописей отдать, а какую-то взять, для надежности я не держал всего при себе» (22). Дорога в Пярну и обратно требовала не менее пяти часов, а с пересадкой и остановкой в два раза больше. Поэтому поездки туда могли отнять у А. И. Солженицына, как минимум, три — четыре дня. Но, оказывается, на хуторе Александр Исаевич занимался не только «Архипелагом». В декабре 1965 г. им была написана статья, которая известна сейчас под названием «Евреи в СССР и в будущей России» (23).

Таким образом зимой 1965–1966 гг. А. И. Солженицын занимался Архипелагом не 65, а максимум 55 дней. Если исходить из принятой нормы средней производительности труда Александра Исаевича, за это время он мог написать не более 17 авторских листов. А значит, к отъезду с хутора рукописный текст «Архипелага» составлял самое большее — 50 а.л.

Запомним эту цифру, она еще нам понадобится.

Возвращение к «Раковому корпусу»

Новую квартиру семья Солженицыных получила рядом со старой — на углу проезда Яблочкова и улицы Юнатов (1). «Весь март, по свидетельству Натальи Алексеевны, — поглотился квартирной эпопеей» (2).

«Солженицын и его тогдашняя жена Наталья Алексеевна Решетовская, — вспоминала Анна Михайловна Гарасева, — жили вместе с ее матерью, Марией Константиновной, и двумя ее тетушками в большой, очень удобной по рязанским меркам квартире на улице Урицкого.[22] Это была их вторая квартира: первая находилась в том же районе, примерно в середине улицы Урицкого… Они жили на первом, довольно высоко приподнятом этаже трех-… этажного старого дома, который в наших разговорах проходил под именем „розового дома“. Квартира состояла из большого холла, большой кухни-столовой, большой общей комнаты, эркер которой выходил в сквер, такой же большой комнаты, в которой жила Мария Константиновна, теща Солженицына, со своими двумя сестрами (правильнее, золовками — А.О.), и маленькой комнатки самих Солженицыных, являвшейся одновременно кабинетом и спальней» (3).

2 апреля 1966 г. Наталья Алексеевна отправилась в Москву на двухмесячные курсы повышения квалификации (4). Решив квартирный вопрос, Александр Исаевич имел возможность снова уединиться и продолжить работу над «Архипелагом». Однако 4 апреля он отправился не в Тарту, а в Москву (5), где в это время, кстати, проходил очередной XXIII съезд КПСС. Открылся он 29 марта, завершился 8 апреля (6).

Накануне съезда получили распространение слухи, будто бы готовится политическая реабилитация И. В. Сталина (7). В таких условиях среди столичной интеллигенции появилось письмо, в котором выражалась тревога по поводу подобных ожиданий и содержался призыв не допустить возвращения к сталинизму. Письмо было адресовано Л. И. Брежневу и датировано 14 февраля. Под ним подписались академики Л. А. Арцимович, П. Л. Капица, М. А. Леонтович, И. М. Майский, А. Д. Сахаров, С. Д. Сказкин, И. Е. Тамм, писатели В. П. Катаев, В. П. Некрасов, К. Г. Паустовский, Б. А. Слуцкий. В. Ф. Тендряков, К. И. Чуковский, артисты и режиссеры — О. Н. Ефремов, М. М. Плисецкая, А. А. Попов, М. И. Ромм, И. М. Смоткуновский, Г. А. Товстоногов, М. М. Хуциев, художники — П. Д. Корин, Б. Н. Неменский, Ю. И. Пименов, С. А. Чуйков и организатор этого письма — журналист Эрнст Генри (8).

А. Д. Сахаров вспоминал, что Э. Генри привел к нему бывший сотрудник ФИАНа, позднее работавший в Институте атомной энергии Б. Г. Гейликман, а он «сделал это по просьбе своего друга академика В. Л. Гинзбурга» (9).

К открытию съезда появилось еще одно письмо — в защиту Ю. М. Даниэля и А. Д. Синявского. Оно была вызвано к жизни тем, что состоявшийся в январе 1966 г. суд приговорил Ю. М. Даниэля к пяти, а А. Д. Синявского — к семи годам заключения. Между тем хотя их обвиняли в антисоветизме, убедительных доказательств приведено не было. Точно также, как в свое время И. А. Бродский, оба обвиняемых не признали себя виновными. И точно также, как в истории с И. А. Бродским, после суда началась кампания протеста против судебного приговора (10).

Под письмом в защиту Ю. М. Даниэля и А. Д. Синявского поставили свои подписи 62 писателя[23] (11). Среди них мы не найдем фамилии А. И. Солженицына. Может быть про него забыли? Нет, через Н. В. Тимофеева-Ресовского письмо было передано Александру Исаевичу, но он отказался его подписать, заявив, что «не подобает русскому писателю печататься за границей». «Меня, — отмечала позднее жена А. Д. Синявского Майя Васильевна Розанова (Кругликова), — обескуражил не отказ, а его мотивировка» (12). Причем, «…самое забавное, — подчеркивает она, — что к тому времени все рукописи Солженицына уже были за границей» (13).

Весной 1966 г. Н. И. Столярова познакомила А. И. Солженицына с Александром Александровичем Угримовым (1906–1981), отец которого Александр Иванович (1874–1974) был до революции известным агрономом и некоторое время возглавлял Московское общество сельского хозяйства, а мать Надежда Владимировна (1874–1961) являлась дочерью адвоката, одного из руководителей московской еврейской общины — Владимира Иосифовича Гаркави (1846–1911).

Сам Александр Александрович был женат на Ирине Николаевне Муравьевой, дочери московского адвоката и общественного деятеля Николая Константиновича Муравьева (1870–1936), возглавлявшего в 1917 г. Чрезвычайную следственную комиссию по расследованию преступлений царских министров и других должностных лиц старого режима. Сестра Н. К. Муравьева Софья Константиновна находилась замужем за Пантелеймоном Алексеевичем Вихляевым (1869–1928), занимавшим во Временном правительстве пост товарища министра земледелия.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});