Эти поразительные индийцы - Наталья Гусева

Я села на пол у ног богини Кали и долго следила за тем, как все новые и новые молящиеся подходят к жрецу, вносят посильную лепту, кладя монеты в металлическую тарелку на алтаре, и с жадной готовностью воспринимают быстрые слова его божественных откровений.

Я думала: может ли такая слепая, абсолютная вера способствовать выздоровлению, победе, преодолению жизненных трудностей? Не в том ли причина процветания таких жрецов и таких храмов, и всех религиозных институтов вообще, что у простого человека жажда нравственной поддержки так велика, что он опирается на слова жреца и на мистический обряд как на реальную силу? А вера в то, что он обрел силу, – не помогает ли она ему преодолевать жизненные препятствия или даже болезни? Ведь нужен один такой случай, чтобы тысячи устремились к тому же источнику спасения.

Так и не иссякает этот религиозный экстаз в душах миллионов бедняков Индии…

Каждую религию в мире обычно нужно было принимать всю целиком. А те, кто не хотел или не мог принимать всю, становились сектантами. Часто их преследовали, сжигали на кострах – или они сами себя сжигали. Каждая религия требовала особого к себе отношения, особого расположения духа. А если не было такого отношения и расположения, то полагалось и полагается его изображать. Каждая религия в той или иной мере приучает верующих к лицемерию, и поэтому против каждой религии искренние люди поднимали бунт, призывали к чему-то, что более соответствовало их внутренней прямоте и правде. И рождались новые вероучения, которые снова надо было или принимать целиком, или фальшивить. Троны религий постоянно раскачивались, и прежде всего их расшатывало требование принятия всей религии, всего вероучения в целом.

Не таков индуизм, этот сложнейший религиозно-философско-социальный комплекс.

Индуизм не система, а набор систем, не философия, а комплекс философий, это даже не вероучение, а механическое соединение самых разных вероучений, не догма, а целая россыпь догм.

Напомним читателю, что индуизм – это пласты верований, накопившихся за много тысячелетий у многих народов, населявших и населяющих Индию. Это и их философские воззрения, и этические понятия, и предписания, регулирующие отношения между разными общественными группами и между личностью и обществом.

Часто можно слышать, что индуизм – это не религия. И верно – это не религия, это шире, чем религия. В Индии индус, или хинду, – это тот, кто родился от родителей-индусов, не исповедует какой-либо другой религии, знает с детства «Махабхарату» и «Рамаяну» и предания Пуран, т. е. былин, знает также основных богов индуизма и придерживается в жизни тех обычаев, которые предписаны дхарме его касты.

Теперь спросим – а сколько их, этих основных богов? Одни говорят, что не больше тридцати, а другие считают, что их общее число, включая их бесчисленные перевоплощения, приближается к тридцати трем миллионам, о чем уже сказано выше.

Индуизм – это не столько религия, сколько процесс. Процесс расширения и приспособления разных догм к данному моменту истории и к укладу жизни каждой социальной группы, а иногда и каждой личности. Религиозных обрядов предписано и описано в индуизме столько, что каждый верующий может выбрать для исполнения любые. Если он не склонен к этому, он сможет найти в индуизме уже предписанный путь жизни безо всяких обрядов, путь созерцания и размышления. Людям, по натуре своей склонным к экзальтации и проявлениям фанатизма, индуизм может предложить целый ряд культовых отправлений, невозможных без фанатического экстаза, а тем, кто склонен видеть в богах членов своей семьи или малозамечаемую принадлежность повседневной жизни, он говорит: «Боги – это вы, они присутствуют в каждом проявлении вашей жизни, не уделяйте им специального внимания».

Индуизм никогда и ни от кого не требовал, чтобы его принимали целиком и безоговорочно. Отрицание одних богов во имя других – это индуизм. И даже отрицание всех богов во имя абстрактной идеи божества – это тоже индуизм. В древних религиозных гимнах проросли первые семена научной мысли. Затем они получили свое развитие в комментариях к этим религиозным гимнам. В религиозных же гимнах отразилось и зарождение атеизма. И все это вошло в понятие индуизма.

Религиозно-сектантские вероучения, отвергавшие те или иные догмы индуизма, тоже с течением времени вошли в состав индуизма. Он очень многогранен, многообразен, лишен единой формы, не может быть уложен в единую систему, и в этом его поразительная приспособляемость и гибкость, в этом залог его неистребимости в течение такого огромного исторического периода.

Бывала я много раз на пуджах – церемониях почитания божества. И в храмах, и в домах, и в молельнях, и просто на улицах. И всегда меня поражала та особенная атмосфера непринужденности в обращении со святынями, которая характерна для индуизма. Шла как-то Вишну-пуджа, то есть богослужение, посвященное Вишну. Это демократическое божество. В эпоху Средневековья Вишну был знаменем антикастового движения бхакти. На его праздник обычно приглашают и слуг, и всех соседей. Мы все сидели – кто на стульях, а кто на полу – вокруг алтаря. Алтарем служила низкая скамеечка, к ножкам которой были привязаны зеленые побеги банана, здесь же стояла медная чаша с маленьким светильником, рисом и чем-то еще, лежали кокосовый орех и цветы. Рядом на полу стояли крохотные сосудики с цветными порошками, с жидкостями, сладким прашадом – жертвенной пищей. Перед алтарем на еще более низкой скамеечке сидел брахман, главный пуджари. Священный шнур был переброшен через его левое плечо. Лицо у него было самое светское – он улыбался, живо смотрел вокруг, разговаривал, с присутствующими о совсем посторонних вещах. За его спиной на полу сидел молодой брахман – его ученик, младший жрец, перебирая листки санскритских молитв – мантр. Он их читал почти так же, как в наших церквах читают евангелие. Тот же речитатив, те же распевы на концах абзацев, те же интонации. Если закрыть глаза и не смотреть вокруг, то можно легко себя вообразить в русской церкви…

В разгар молитвы пуджари вдруг обратился ко мне и спросил на хорошем английском языке:

– Вы были в Агре? Я из Агры.

Мы поговорили об Агре, и в разговоре приняли участие почти все присутствующие, а младший жрец продолжал в это время читать мантры.

Отношение к богам самое домашнее. Все естественно, просто, как в своей семье, без выспренних чувств и слов. В любую минуту можно прервать молитву, в любую минуту начать снова – боги не осудят. Кто хочет – разговаривает, кто хочет – улыбается или смеется, а потом опять молится, никто не посмотрит сукором.

А однажды меня пригласили в храм Шивы на пуджу, которую устраивали специально для меня.

У каменного фаллоса – символа бога Шивы, называемого шивалингам, сидел пуджари, молился за меня. Прерывая молитву, деловито объяснял, что я должна делать: вот сейчас посыпать на изображение бога красный порошок, а сейчас – лепестки цветов, а затем – трилистную траву билва, посвященную Шиве. Опять молился. Из сосуда, висевшего над шивалингамом, тонкой струйкой тихо лилась вода и стекала по желобку. Время от времени кто-нибудь из присутствующих собирал ее в ладонь, плескал на губы, смачивал лоб, волосы. Все вдруг начинали о чем-то постороннем болтать, смеяться, втягивался в разговор и пуджари, отрываясь от молитв, он тоже смеялся, шутил, потом опять молился как ни в чем не бывало. Затем в общем помещении храма меня попросили обратиться к присутствующим.

Автор приглашена на пуджу

– Да помилуйте, о чем же я здесь могу говорить! – удивилась я.

– А о чем хотите. Все эти люди пришли послушать вас. Вот вам микрофон, расскажите что-нибудь о вашей великой стране. И что у вас знают об Индии.

И я выступила в этом храме, как много раз до этого приходилось выступать на митингах, в колледжах, на заводах. Слушали внимательно и задали потом много вопросов. И устроили для меня концерт. Тут же, в храме.

Как-то я купила на базаре литографии, изображающие богов и героев разных мифов. Лежали они у меня на столе. И вот однажды набилось ко мне в комнату множество хозяйских и соседских детей. Они мгновенно расхватали эти картинки и сели их рассматривать. Я слышала, как они тихонько называли имена всех без исключения персонажей, изображенных на этих картинках, споря о том, кто лучше и полнее произносит их имена и титулы. Они без запинки разъяснили мне содержание литографий. Национальная культура сохраняется в недрах семьи. Те традиции и взгляды, которые женщины прививают детям, остаются на всю жизнь.

Вот, например, отношение индийцев к животным.

В Индии вы нигде не почувствуете того, что животные имеют какие-то другие виды на жительство, чем люди. Раз и навсегда им выдана лицензия на право сосуществования. И не только животным, но и птицам и даже насекомым. Убить или не убить муху или муравья – это даже не вырастает для индийца в нравственную проблему, а просто не существует как проблема. Существует один, всем известный ответ – не убивать. Если проблема и была, то она давно разрешена древними мудрецами, и готовый рецепт поведения выдан людям на тысячелетия вперед. Не убивать! Жизнь священна во всех ее проявлениях. Слово «ахимса» значит «неубийство». Доктрина ахимсы господствует во всех индийских философиях. Есть к ней только одна оговорка, внесенная мудростью жизненной практики, – «без нужды». Не убивай без нужды.