Маленькие грязные секреты - Дженнифер Хиллиер

дизайнерскую сумку, такую прелестную, что она позволяла себе носить ее только на свидания с Дереком. А вот у его жены исключительно шикарные дизайнерские сумки. «Гуччи». «Феррагамо». «Шанель». «Луи Виттон». И единственная бюджетная модель от «Тори Берч», уже довольно потрепанная и явно любимая.

Не совладав с собой, Кензи достала телефон, чтобы сфотографироваться в этой невероятно шикарной гардеробной. Щелкнувшись в нескольких выигрышных ракурсах, она подумала, что произойдет, если выложить эти фотки в Инстаграм. Поймет ли кто-то из ее подписчиков, где она снималась? Именно такую гардеробную она видела в телепрограмме «Сделка на миллион»[52], на которую они с Тайлером подсели прошлым летом.

…— Какого черта мы это смотрим? — спросила она тогда, пожевывая попкорн из микроволновки и глядя, как богатая парочка, не старше тридцати лет, заявила на камеру, что их двухсотметровая квартирка на Манхэттене маловата как для них самих, так и для их бишон-фризе, мелкой французской болонки. — Из-за этих пижонов я начинаю чувствовать, что моя жизнь — полный отстой.

— Ну, они же нас вдохновляют, — справедливо заметил Тай. — Мы смотрим на них, потому что нам самим хотелось бы жить так же.

…Внимание Кензи привлекла пара туфель на высоких каблуках с красной подошвой. «Кристиан Лабутен». Настоящее произведение искусства: обтянуты черным атласом, с хрустальным бантиком на мыске, на четырехдюймовых каблуках. Восьмого размера[53]. Кензи носила обувь размера восемь с половиной. Достаточно близко. Стащив носки, она примерила туфли. Немного тесноваты, но Кензи все равно сделала снимок своих изысканно обутых ножек. Потом убрала туфли обратно на полку, решив, правда, что на фоне коллекции сумок они выглядели бы еще гламурнее. Устроив композицию из сумок и обуви по своему вкусу, Кензи сделала еще несколько фоток.

Вернувшись в спальню, она бесшумно прошла по толстому ковру. Помедлив возле кровати, представила, как Марин читает в постели, а Дерек подбирается к ней под бочок в те счастливые времена, когда их ребенок уже уснул в своей комнате и у них наконец-то появилось время на личные дела. На Марин — пижама или футболка Дерека из колледжа. Он в старых баскетбольных шортах, без рубашки, может, только из душа после долгого рабочего дня. Может, они затеяли любовные игры. А может, просто обнялись. Может, поболтали о прошедшем дне, тихо и спокойно, пока кого-то из них не сморил сон. Дерек, наверное, первым закроет глаза, и как только он это сделает, сон придет быстро. Марин понадобится больше времени — ведь женщины не умеют быстро отключаться; она еще будет думать о сотне различных событий, произошедших сегодня, и о двух сотнях возможных завтрашних дел.

В их жизни нет места для Кензи. Ей пора уходить.

Глава 20

Не зная, как активировать сигнализацию, Кензи не стала и пытаться. Она вышла из дома так же, как вошла: тихо и осторожно. Осознав вдруг, как глупо и безрассудно поступила, заявившись в их дом, решила, что больше никогда не позволит себе такой бесконтрольной авантюры.

Воздух после дождя приятно посвежел, и она решила прогуляться, проветрить голову. Ее последний парень, Пол, жил в районе, похожем на этот, — тихом, претенциозном пригороде для белых. В последний раз Кензи увидела его через три недели после того, как его пьяная жена пыталась ворваться в их квартиру. Пол уже пытался покончить с их романом — простенько, по телефону, — и когда она запротестовала, предложил десять тысяч долларов «в качестве прощального подарка».

Маловат подарочек…

Пару вечеров спустя Кензи заявилась к его дому, плача и умоляя остаться с ней, притворяясь пьяной и несчастной. Его жена и дети были дома, и когда он открыл дверь и увидел ее, его лицо побледнело. Закрыв за собой дверь, Пол утащил ее за дом, где за темными кустами их никто не мог увидеть.

— Какого черта ты здесь делаешь?

Он так больно схватил ее за руку, что позже она обнаружила синяки там, где его пальцы сжимали ее руку. Кензи еще не видела его таким сердитым. Он всегда был добр с ней… даже нежен. Удивительно, какие огромные силы просыпаются в человеке, если он чувствует угрозу.

— Ты делаешь мне больно!

— Тебе нечего здесь делать. — Пол пронзил ее взглядом такой взрывоопасной мощи, что могла бы, наверное, взорвать и камень. — У меня есть семья, Маккензи.

— Я хочу, чтобы мы жили вместе. Я люблю тебя. — Она коснулась его руки. — И ты любишь меня.

— О любви тут не может быть и речи, — возразил Пол, резко отстраняясь от нее. — Как мне теперь стало понятно, я был несчастным и нуждался в ком-то, чтобы… чтобы снова почувствовать себя желанным. Мы с Лией начали посещать психотерапевта и постараемся наладить семейную жизнь. Прости, ладно? А теперь, пожалуйста, уходи. Мои дети дома.

— Вот, значит, как? — Она пристально глянула на него. — Я тебе больше не нужна, и теперь ты решил просто выбросить меня из своей жизни? Как будто я мусор?

Пол смягчился, и на мгновение Кензи испугалась, что переиграла. У нее не было ни малейшего желания продолжать отношения. Какое бы влечение она к нему ни испытывала, оно усохло в тот момент, когда слюна изо рта его пьяной жены забрызгала ей лицо. Она хотела только, чтобы все закончилось на ее условиях. Хотела получить кругленькую сумму, достойную ее заслуг.

Однако Пол вдруг расправил плечи, и выражение его лица вновь стало суровым.

— Чем бы ты ни привлекала меня, больше мне этого не нужно. Я не пытаюсь обидеть тебя, но мне нечего тебе дать. А сейчас, пожалуйста… ты должна уйти.

Кензи окинула взглядом его огромный дом, потом выразительно посмотрела на подъездную дорожку, где стояли «Ягуар» и «БМВ».

— Должно быть, приятно спать с девушками вдвое моложе тебя, а потом выкидывать их, когда жена об этом узнает, — язвительно произнесла она. — Приятно размахивать перед ними своими деньгами, поддерживая интерес и обращаясь с ними, как со шлюхами.

— С какими девушками? — Пол нахмурился. — У меня больше никого не было. Только ты. Но мне вообще не следовало…

— Ты предложил мне десять тысяч долларов, чтобы я забыла тебя. Как ты думаешь, что я почувствовала?

— Я понимаю, что не должен был предлагать…

— Я согласна на пятьдесят.

— Что?

— Пятьдесят тысяч. И ты больше никогда не услышишь обо мне. После всего, что мне пришлось пережить из-за тебя, это меньшее, что ты можешь сделать. Не говоря уже о