Маленькие грязные секреты - Дженнифер Хиллиер

class="p1">— Мне нравится, что ты знаешь меня лишь отчасти, — посмотрев ей в глаза, признался Дерек. — Нравится, что ты знаешь меня только как состоявшегося человека, не имея понятия о том, каким я был раньше. Что у нас с тобой нет общего прошлого.

Кензи понимала его. Ей отлично знакомо стремление к новой жизни, но путь к ней не легок, особенно, если родственники и старые друзья принимают все близко к сердцу.

— С тобой у меня нет двадцатилетнего груза ошибок, — прошептал Дерек, и Кензи почувствовала, как он вновь проник в нее. Она развела ноги пошире и, обхватив руками его ягодицы, помогла проникнуть на всю глубину себя. — Ты подобна чистому листу новой истории и даже не представляешь, как отчаянно я нуждаюсь в обновлении.

Не нужно быть психологом, чтобы понять, что она была своего рода отдушиной. Их отношения всегда ограничивались строгими рамками. Когда Дерек с ней, он может не думать о своей жене, пропавшем сыне, об этом доме или о любых своих делах и обязанностях.

Проблема в том, что Кензи не могла понять, почему кому-то могло захотеться сбежать от такой жизни. Бедный, печальный, богатый человек. Этот дом просто великолепен: трехметровые потолки, сверкающие паркетные полы, светильники, стоившие, вероятно, больше, чем ее аренда.

Здесь даже пахнет деньгами.

…В поисках ванной она заглянула в одну из комнат, но там оказалась только прачечная, и такой фантастически шикарной прачечной Кензи еще не видела. Помимо большой стиральной машинки и сушилки, там имелись встроенные шкафы для всего неприглядного хозяйства, типа моющих и чистящих средств, сушильных простыней и прочей мелочовки. Какое удовольствие, должно быть, не делить прачечную с сотней других жильцов! Тем более такую роскошную…

В коридоре Кензи заметила также три шкафчика. На каждом — вручную расписанная деревянная табличка. На том, что слева, написано «МАРИН». На том, что справа, — «ДЕРЕК». А на том, что посередине, — «СЕБАСТИАН».

Себастиан… Вот это да! Внутри все еще висела его курточка, под которой стояли резиновые сапожки, а в нижней корзине — рюкзачок, украшенный мультяшными собачками из «Щенячьего патруля»[51]. Она вдруг осознала, что невольно протянула руку и коснулась детской курточки, но тут же отдернула ее назад. Нет. Нельзя прикасаться к его вещам. Нельзя доходить до такого кощунства.

Поскольку ее мочевой пузырь угрожал лопнуть, Кензи быстро вышла из коридора и продолжила самовольную разведывательную экскурсию, размечтавшись о том, как бы она изменила интерьер, если б жила здесь с Дереком. Честно говоря, менять особо было нечего. У Марин отличный вкус.

Медленно поднимаясь на второй этаж по винтовой лестнице, Кензи разглядывала висевшие на стене рамки с фотографиями. Все они запечатлели этапы взросления сына Дерека и Марин.

На последней, рядом с верхней ступенькой, должно быть, самая недавняя фотка. На ней Себастиан одет в точно такой же свитер с оленем, как на постере о Пропавшем ребенке, только на этом снимке он сидел на коленях Санты со счастливой улыбкой на лице.

До Кензи вдруг дошло, насколько кошмарна эта история на самом деле. Довольно просто не думать об этом, если даже сам Дерек предпочитает ничего не вспоминать, но здесь, в их доме, проходит половина его жизни, и именно ее Кензи не суждено ни узнать, ни увидеть.

Как отца. Потерявшего ребенка. Женатого на матери. Потерявшей ребенка.

Пристально глядя на детскую фотографию, Кензи вспомнила, что Себастиан исчез в последнюю субботу перед Рождеством. А ведь они могли бы, вероятно, нарядить елку в передней гостиной, где она сияла бы электрическими гирляндами так, что все соседи могли увидеть его в их окнах. Они, вероятно, закончили бы все свои рождественские покупки, большинство подарков завернули в праздничные упаковки и положили под елку, но несколько детских спрятали — ведь их следовало открыть только в рождественское утро.

Но вместо того, чтобы проснуться под топот детских ножек, бежавших по коридору и вниз лестнице, вместо радостных воплей при виде сложенных под елкой подарков дом оставался тихим и печальным. Некому было открывать детские подарки. С тех пор здесь жили лишь воспоминания о мальчике.

От всех этих мыслей Кензи стало так тошно, что она не сразу отдышалась и пришла в себя. На стене наверху лестницы висела черно-белая фотография (восемь на десять) Дерека и Марин на пляже в день их свадьбы. На невесте — богемно-шикарное свадебное платье. На женихе — светлые брюки и белая рубашка с закатанными рукавами. Они смеются, держась за руки, их волосами играет ветер. На этом фото Марин моложе Кензи и умопомрачительно красива.

Кензи медленно прошла по второму этажу к спальне, видимо, принадлежащей Себастиану. На двери какая-то веселая наклейка; приблизившись, она опять узнала одного из персонажей «Щенячьего патруля». Все комнаты открыты, кроме этой.

Ей не захотелось открывать ее.

Кензи хотелось посмотреть только семейную спальню, а она явно находилась в конце коридора за двойными дверями. За порогом паркет сменился ковром. Но не дешевым протертым паласом, как в ее квартире. На этом сплошном и толстом вязаном ковре ее ноги даже не оставляли следов. И на площади одной только спальни, вероятно, разместилась бы вся их с Тайлером квартира.

К внутренней стене примыкала широченная кровать с зеркальными тумбочками по бокам. Одна тумбочка забита книжками: несколько сборников из серии «Помоги себе сам», остальные — беллетристика. Полка второй тумбочки пуста, не считая лежавшего с краю зарядного устройства. Кензи моментально догадалась, с какой стороны спал Дерек. Он — не читатель.

Войдя в смежную со спальней ванную комнату, Кензи сразу вспомнила иллюстрации из гламурных журналов и почувствовала приятный лавандовый аромат. Плитка на полу была выложена затейливым узором. Застекленная душевая кабина достаточно велика, чтобы принимать душ вдвоем. Кензи впервые увидела такой большой туалетный столик с раковиной, а возле окна, на ножках в виде львиных лап, стояла ванная, настолько глубокая, что рядом поставили табуреточку для более удобного входа. Туалету отвели отдельное помещение за дверью рядом с душевой кабиной, и Кензи поспешила прямо туда, чтобы наконец облегчиться.

Гардеробную она не смогла даже толком оценить. Половина Дерека полна костюмов, что не удивительно. Но половина Марин… вмещала огромную коллекцию фирменной одежды. Платья. Пальто. Костюмы. Брюки. Блузки. Все отсортированы по стилю и цвету. Есть и центральный остров — целый остров! — с ящиками, в которых аккуратно сложены носки и нижнее белье, спортивная одежда и джинсы, а вся задняя стена заполнена стеллажами исключительно с сумками и обувью. И Кензи вдруг подумала, что зря так разволновалась, когда Дерек прикупил ей фирменную сумку в Нью-Йорке, единственную в ее гардеробе