Сыны Зари - Джек Кертис

Глава 41

На рабочем столе Карла Мэзерса стояла фотография, которой там раньше не было. Мэзерс поместил ее в тонкую серебристую рамку. Светловолосый ребенок, стоящий на какой-то скале и в смешной улыбке скалящий зубы со щербинами. Позади него была пришвартована к дереву небольшая гребная шлюпка. Солнечный свет извивался змеей на ряби воды.

– Они ездили на озеро Пауэлл на несколько дней, – сказал Мэзерс. – Тайлер, моя жена и сынишка. Кажется, хорошо провели там время. – Он приподнял фотографию и снова поставил ее, чуть изменив положение. – Вам не нравится эта гостиница?

– Она прекрасна, – заверил его Кэлли. – Мне просто нужно иметь еще какое-то место.

– Но никто не знает, что вы там.

– Айра Санчес знает.

– Он ведь работает на вас, разве не так?

– Ну некоторое время. – Кэлли помолчал. – В данный момент.

– И вы предполагаете, что это изменится?

– Ну... такое возможно.

Мэзерс вытряхнул сигарету и бросил пачку на свой стол.

– Деньги, которые вы обещали ему...

– Да, в этом-то и дело.

– Вы сказали ему, что не собираетесь больше видеть дочь Кемпа.

– Да, верно.

– О Господи, – сказал Мэзерс, – это похоже на какую-то дерьмовую телекомедию, – он говорил, выдыхая табачный дым, который колыхался, словно пучок луча из кинопроектора. – Стало быть, вы все же собираетесь снова увидеться с ней.

– Да, – ответил Кэлли, – собираюсь.

– Но Айра Санчес не собирается привозить ее для вас, так? Равно как и забирать ее обратно. – И поскольку Кэлли не ответил, эта игра в догадки окончилась. Мэзерс засмеялся и, покачав головой, сказал: – Я не знаю, на сколько тянет похищение людей в Британии. Здесь это от десяти лет до пожизненного заключения.

– Но я не собираюсь удерживать ее, – сказал Кэлли. – В любом случае она приходит ко мне, потому что сама этого хочет.

– Да ну? Что ж, думаю, она этому верит. А вот другие могут и не поверить.

– Но она уже совершеннолетняя.

– Она, черт бы вас побрал, не в себе! – Мэзерс помолчал, потирая костяшками пальцев глаза, как делают усталые люди. – Послушайте, вы забираетесь слишком уж глубоко. Ваши коллеги там, возможно, думают, что здесь вас приняли с радостью, но это ведь не так, не правда ли? Я не приятель Гуго Кемпа. Мне наплевать на то, что вы хотите прослушивать его телефон. И если вы узнаете то, что вам надо, – это просто прекрасно. А если когда-нибудь потом каким-то образом это потреплет ему перышки, то кого это волнует? Но совсем другое дело, если вы подходите к его клетке и начинаете тыкать в него палкой сквозь прутья.

– Мне нужно место, – сказал Кэлли. – Комната, что-нибудь...

– Не через меня, – ответил Мэзерс. И когда Кэлли уходил, он сказал: – Извините, – а чуть позже добавил: – Удачи вам во всем, хорошо?

* * *

Звучала музыка в стиле кантри, рассказывающая об одиноких ночах, в которых нет никакой пользы, в которых одно заблуждение. Она рассказывала, что он не любит ее так, как она любит его. А перед Джерри Каттини стояло уже три пустых стакана. Кэлли принес на их столик еще три. Он подходил со стороны здорового глаза Каттини, и тот, не поворачивая головы, сказал ему:

– Храни тебя Господь, – а когда стаканы один за другим опустились на стол, он засмеялся и дополнил свое замечание: – Храни Господь твое пришествие.

Кэлли решил не жульничать – главным образом потому, что не видел в этом проку. Он сказал:

– Я здесь потому, что хочу попросить тебя о том, чего Карл Мэзерс не хочет для меня сделать.

– Да, вот как? – Каттини забавы ради принюхался к своему стакану, а потом одним глотком опустошил его на треть. – А тебе нравится музыка кантри?

– Конечно, – ответил Кэлли.

– Нет, без дураков?

– Я ее ненавижу. Все, что хочешь, то я тебе и скажу.

– Точно. Это все чепуха. Никакого вопроса! Пьянство, сигареты и любовь – все в прошлом! Гитары, грузовые пикапчики... Парни с модными баками и дуновение напалма, девочки с серебристыми волосами и с сиськами размером с бомбу. А вот что мне нравится в этом, так это талант разных никчемных людишек, отбросов. Этакая алхимия. Кукуруза превращается в денежки...

– Комната, – сказал Кэлли. – В каком-нибудь захудалом месте. И всего-то на денек-другой.

Отправилась по назначению и остальная выпивка.

– Карл Мэзерс – парень очень-очень сообразительный...

– Ты прав. Но мне все-таки нужна комната.

– Не надо объяснять мне, зачем.

Кэлли принес для себя порцию виски «Джек Дэниэлс» со льдом.

– А я и не собирался объяснять, – сказал он.

– Съезжай из гостиницы, в которой ты сейчас, и отправляйся в другую.

– Гостиницы легко проверить.

Здоровый глаз Каттини, зеленый глаз, слезился. Он взял другой стакан и сказал:

– Я знаю, какие тарифы у Карла.

– Да ну!

– Конечно. Так что не пытайся мне лгать.

– Не буду.

– Ладно. Недельная оплата.

Кэлли оттолкнул от себя «Джек Дэниэлс» и встал.

– Ну хорошо, – сказал Каттини, – две трети от этого.

Кэлли отошел от столика на пару шагов, а потом приостановился и сказал:

– Процентики... Сколько времени понадобится, чтобы найти место?

– Три дня.

– Нет. – И Кэлли скрылся из виду. А когда он вернулся, за ним шел бармен с тройной порцией выпивки для Каттини. – Двухдневная плата за полдня работы, – сказал Кэлли и тут же пересмотрел свое мнение: – За телефонный звонок.

Каттини засмеялся, опустив голову. Один его глаз был прикрыт заплаткой, другой – оказался в тени. Он отхлебывал из нового стакана, не поднимая подбородка, втягивая в себя виски каким-то боковым глотком. Потом он поставил стакан на стол и с усилием поднялся со стула, словно калека, толкающий колеса своего инвалидного кресла. Телефон был у входа в бар. Вернувшись, Каттини сказал:

– Двухдневная оплата для меня, а за аренду комнаты дополнительно.

– Куда мне надо идти?

– Я тебя туда отведу. У нас масса времени.

Дело было в половине пятого. В этом баре царили постоянные сумерки. Красный, дразнящий свет шел от ламп на стенах, и длинные клубы дыма покачивались во влажном теплом воздухе. А в дальнем конце помещения, в разных его кабинках и закоулках были как бы зоны густых сумерек. Кэлли подумал, что времени достаточно. Может быть, и не масса, но вполне достаточно.

* * *

Можно смотреть на какую-то картину, разглядывать ее со всей внимательностью, но не суметь заметить нечто очевидное: тень, которая более интенсивна, чем предмет, отбрасывающий ее, неточный цвет, примененный для особого акцента, нечеткость контура... И вдруг, когда ты подумаешь о картине, придет осознание этого.

В течение нескольких дней Кемп думал об эскизе Дега. Что бы он ни делал, образ этой танцовщицы порхал в его мозгу, подобно какой-то призрачной проекции. Под юбочкой, ниспадающей мягкими складками, были напряженные мышцы танцовщицы, а за каждым ее прыжком и поворотом – до предела натянутые сухожилия и опаленные легкие. Особенно ему нравилось сочетание изящества и силы, нежности и боли.

Он хотел обладать ею. Обладатьею. Временами, когда он думал об этом эскизе, он видел себя в комнате-склепе галереи Брайанта, видел пюпитр, установленный, чтобы лучше показать картину, самого Брайанта, суетящегося где-то на заднем плане. В той картине, которую Кемп рисовал в своем сознании, была и другая фигура. Вообще-то Кемп и не обратил бы на него особого внимания, на кого-то постороннего, наблюдающего за самым важным в композиции, за тем, в чем заложено истинное напряжение, – за противоборством между Кемпом и его амбициями.

Однако теперь он задержал свой взор на этом типе, влезшем не в свое дело. И внезапно это оказалось важным, внезапно эта фигура стала загадочной. Подобно какому-то наблюдателю в углу какого-нибудь средневекового холста, помещенному там художником, чтобы символизировать им голод или утрату. Этакий призрак на сельском празднике.

Кемп позвонил по телефону.

– Нет, – ответит Брайант. – Предложение, конечно, от вас самого. А всего их четыре. Но от мистера Дэвиса ничего. Тем не менее время еще остается.

Второй звонок Кемп сделал в Англию.

– Этот парень Кэлли, – сказал он, – о котором, как вы говорили, я должен услышать. Я ничего о нем так и не слышал.

– Но он там. – Голос отвечающего был сонным.

– А что он собой представляет?

– Не совсем понимаю, что вы имеете в виду.

– Опишите его мне, – сказал Кемп.

* * *

Это был именно тот телефонный звонок, который Кэлли, конечно, захотелось бы услышать больше всего. Это был тот звонок, ради которого он и подслушивал телефон Кемпа. Но пока шел этот разговор, Кэлли осматривал тесную квартирку, состоящую из одной спальни, в бедном индейском квартале. В раковине на кухне валялись две-три грязные тарелки. Там еще были остатки хлеба на разделочной доске, перезревший персик в вазе, какая-то одежда в стенных шкафах...