Преследование - Юрий Константинов

Горцы были особым народом. Состоять при их храмах считалось наказанием для священников, поскольку паства отличалась упрямством, своенравием и не страшилась кары небесной. Ни один из тех, кто спускался в долины по необходимости или в большой праздник, не искал еще утешения в исповеди. Его святейшество подозревал, что большинство из живущих в горах грешники, а возможно, и смутьяны. Только категоричный запрет короля, ко двору которого горцы исправно поставляли изумительный, буквально тающий во рту мед, добротный сыр и великолепную шерсть, умерял воинственный пыл верховного священника. Сознание того, что люди, с обманчивой покорностью внимающие ему, спокойно выслушивают и крамольные слова греховной девы, не могло не распалять святого отца.

Горцы не уважали злобных людей. Раздражение магистра вызывало у них презрение. Ведьма продолжала бродить окрестными тропами. В отличие от его святейшества ей был известен путь к сердцам здешних людей. Если верить молве, ведьма умела утешать павших духом и исцелять немощных телом. Истины, которыми дева наделяла отрезанный от остального мира почти неприступной цепью гор и сумевший сберечь в нетленности многие обычаи народ, оставались тайной. Но несложно было догадаться: они вряд ли укрепляют в свободолюбивых душах горцев уважение к угодной создателям власти.

Впрочем, ведьма на то и ведьма, чтобы будоражить людей. Горцы на то и горцы, чтобы внимать крамольным речам. Так размышлял я, глядя, как гвардейцы волокут деву. Когда вести о разрушенных храмах и неведомых разбойниках дошли до короля, он, естественно, связал их с преступными деяниями ведьмы. Охота за ней началась всерьез, и вскоре в одну из хитроумных ловушек птичка попалась. Ведьма нередко врачевала грудных младенцев, однако ребенок, которого ей предложили исцелить на сей раз, оказался обыкновенной приманкой — его мать еще до замужества состояла в шпионках святого отца. Милосердие подвело неуловимую деву.

…Процессия вступила на улицу, ведущую к Квадратной башне. Ведьма обернулась, и наши глаза встретились. Ее взгляд задержался на моем лице. Кто знает, может быть, особое сатанинское чутье подсказало деве, что именно я спустя несколько дней должен предать огню ее грешную плоть. А возможно, ее внимание просто привлек рослый человек. Я возвышаюсь над любой толпой, самый высокий гвардеец вынужден разговаривать со мной, задрав подбородок. Главного палача королевства трудно не заметить. Суеверные горожане считают: того, кого заденет тень заплечных дел мастера, ожидает скорая и мучительная смерть. Однако еще никто не погибал от тени. Лучшее тому доказательство — мой подручный Эрчи, вертлявый коротышка с нахально рыскающими глазами, который вечно путается под ногами. И сейчас он неподалеку, тянется вверх изо всех сил на своих до смешного кривых ногах, пытаясь разглядеть ведьму.

Я награждаю Эрчи легким щелчком по затылку. Вполне достаточным, чтобы тщедушный малый отлетел в сторону, как-то по-собачьи взвизгнув от неожиданности. Он скулит, растирает ушибленное место, не понимая причины внезапной немилости. А я думаю о том, что не разглядел в глазах ведьмы тупого, животного равнодушия, которым отмечены все, приговоренные к смерти. Кому лучше меня известно, как предчувствие близкого конца отражается мертвым оцепенением в глазах еще существующих, но уже простившихся с жизнью людей. Или грешница надеется на чудо? Но еще никому не удавалось бежать из Квадратной башни. Оттуда только два пути, любит повторять его святейшество: на небеса и в преисподнюю. Оба для души, а не для тела. Телу ведьмы суждено корчиться в священном костре.

Я уж постараюсь, чтобы костер разгорелся на славу, заставлю содрогнуться всех, явившихся на площадь: и верующих, и еретиков, и тех, кто еще не решил, у какого алтаря преклонить колени.

У меня устойчивая неприязнь к Эрчи, хоть малый и старается услужить, как может. Зову его «шакалом», а подручный не обижается. Он и впрямь напоминает шакала: манерой передвигаться, словно подкрадываясь, боком, почти бесшумно; всем своим обличьем — мелким, острым; настороженным и одновременно наглым выражением водянистых глаз.

Я стал палачом по воле случая. Эрчи сделал выбор сам, по-шакальи устремившись на приторный запах мертвечины.

Его святейшество не устает повторять о бесконечной милости создателей, наделивших нас смирением и верой. А я убежден, что в каждом человеке живет зверь. В Эрчи, во мне, да и в святом отце тоже. Слышу хриплое дыхание сидящего во мне зверя, ощущаю, как рвется он из меня, требуя крови, когда четвертую или снимаю кожу с несчастных.

Отлично владея своим ремеслом, я не люблю его. Иное дело Эрчи. Во время казни его глаза пылают безумным вдохновением. Но Эрчи неженка. Бывает же так: щенка не оттянуть за уши от плахи, но при виде чьих-то потрохов его выворачивает наизнанку. Зато в пытках Эрчи незаменим. Для меня они постылая обязанность, для него — священнодействие, ни с чем не сравнимое блаженство. Тщедушная тварь с водянистыми глазами умеет заставить людей страдать.

В каждом из нас живет зверь, сильный или слабый, неуклюжий или проворный, хищный или беззащитный. Люди только на первый взгляд люди, что у них внутри — пресмыкающееся, птица — попробуй разберись… Жаль, нельзя поделиться подобными мыслями с его святейшеством, чего доброго, он и главного палача обвинит в ереси. Мне совсем не улыбается оказаться в роли тех, за агонией которых со скрытым трепетом наблюдают неподвижные маленькие глазки верховного магистра. Никому не признаюсь, что святой отец напоминает старую разжиревшую змею, да простят создатели за такое сравнение. Кажется, его святейшество знает об этом постыдном сходстве, он не любит выставлять лицо напоказ. Плотные складки огромного капюшона обычно прячут нездоровый блеск глаз, седые лоскутки по бокам оголенного черепа и лишенные волос надбровные дуги. У его святейшества отсутствуют брови и ресницы — следствие опрометчивого приближения к костру.

Есть люди, которых просто завораживает зрелище казни. Не исключено, что дикие вопли сжигаемой жертвы воспринимаются святым отцом как опьяняющая музыка. Однажды магистр едва не потерял сознание, когда монахи, спохватившись, оттащили его от пламени.

…Я наблюдаю за шакальими ужимками Эрчи, не в силах понять, почему это тщедушное существо вызывает во мне такую ненависть. Когда-нибудь не смогу перебороть искушения и прибью его.

В каждом из нас живет зверь…

…Раскаленное клеймо с шипением впилось в кожу. Ведьма застонала — глухо, не разжимая рта. С закушенной губы сорвалась на рубаху темная капля.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});