Перекресток в Никодимске - Ярослав Чеботарев

позвоню и поеду в деревню к ней, а там уж решим, что делать. Знаешь, а я такая неблагодарная дура, что даже спасибо не сказала тебе за всё! Теперь вот скажу — «БОЛЬШОЕ СПАСИБО!». Ты вообще очень классная, у меня никогда такой подруги не было. Если бы не ты, я даже не знаю…

— Всё хорошо,— улыбнулась Ксения.— Я когда звонила, прямо почувствовала что-то плохое. Хотела уйти и не смогла, сама не знаю почему.

Глава 20. Вовремя извиниться

    Утром Лена проснулось первой. Отчего-то сильно болела голова и категорически пересохло в горле. Она приподнялась на локте и взглянула на часы, висевшие на стене. Было без семи минут семь.

— Ксюша, ты не проспишь? — прошептала Лена, осторожно трогая подругу за плечо.

Та резко села на кровати, испуганно озираясь по сторонам. Похоже, забыла, что сегодня спала не одна.

— Ох, извини! — нервно сказала она.— Нет, не просплю. У меня второй урок сегодня. Ты как себя чувствуешь?

— Всё болит, а так — вроде живая. Я хотела спросить: можно твоим телефоном воспользоваться? — осторожно спросила Лена.— Я маме позвоню. Скажу, что приеду к ней, и тогда уйду отсюда, чтобы тебя не стеснять.

— Воспользуйся, конечно, но можешь и со своего,— улыбнулась Ксения.— Ты точно хорошо себя чувствуешь, чтобы ехать?

— С моего? — удивленно переспросила Лена.— А откуда он у тебя?

— Я подхватила твою сумку вчера, когда мы из квартиры выбегали,— смущённо ответила Ксения.— Вчера не сказала тебе, как-то неловко получилось. Пока ты спала, выключила его и на зарядку поставила. Он у меня так на подоконнике и лежит.

— Давай сюда! — резко воскликнула Лена.

    Она схватила свой телефон и судорожно стала тыкать пальцами в экран. Сразу запиликали приходящие уведомления о пропущенных во время отключения аппарата звонках. Лена несколько секунд читала сообщения, непроизвольно перебирая губами, а потом сказала:

— Блин, мама звонила уже вчера вечером! Как бы он раньше меня туда не поехал… Извини, мне позвонить срочно надо.

— Конечно-конечно,— кивнула Ксения.— Я пойду быстренько чего-нибудь на завтрак придумаю, а ты говори сколько надо. Буду возвращаться — в дверь постучу.

    Лена с благодарностью кивнула и, дождавшись, пока подруга выйдет, набрала номер матери. Ольга Владимировна не спала; она вообще в деревне вставала довольно рано, чтобы успеть управляться по хозяйству. Мать сдержано выслушала сбивчивый рассказ дочери, а затем неожиданно резко спросила:

— В милицию ходила?

— Н-н-нет!..— испуганно ответила Лайка.

— Правильно,— сухо отозвалась мать.— Позвони Серёже и извинись. Ко мне приезжать не надо, я завтра сама вам Катеньку привезу, она уже поправилась совсем. И с тобой, и с Серёженькой поговорю, чтобы вы там дурью не маялись.

— Как это?..— с непониманием переспросила Лена.— Как это извинись? — мама, ты что?!

— Это ты что, дура, творишь? — рявкнула Ольга Владимировна.— Шляешься чёрт знает где, пока муж дома голодный сидит, на звонки, небось, не отвечаешь!

— Да он сам не звонил, денег на сотовом…

— Не перебивай мать, дай договорить! Я бы тебе ещё и от себя добавила за такое блядское поведение!

— Но, мам…

— Тебе прошлого раза что — мало было? — зло продолжала мать.— Я тебе сколько раз говорила: береги Серёжу,— он хороший! Иначе будешь, как я, до старости одна прозябать, никому не нужная.

— Мам, он меня привязанной бросил…

— И что? Дед твой,— мой отец,— мать тоже в погреб запирал и вожжами отхаживал за меньшие дела. Я-то, дура, не понимала, а когда поняла, было поздно уже, сама одна осталася. Ты шляешься где-то до ночи, о муже не заботишься, а потом хвост поджала — и к мамке! А помру я — ты с кем останешься? А Катьку кто вытянет, а? Ты дурью-то не майся, пойди да извинись: всякое бывает, должен простить. А то смотри, он к другой уйдёт, дело не хитрое. У тебя-то самой сколько одноклассниц незамужних? А ведь и помоложе девки есть, если что. Ты пойми, Ленка, ты с дитём никому не нужна будешь. А тридцать стукнет — так и без дитя даже! Я уж думаю — лучше бы я не уезжала. Жила бы с вами — и ты бы дурью не маялась, под присмотром была.

— Мама, ну пойми, он меня правда чуть не убил! — отчаянно взмолилась Лена.

— Любит он тебя, бестолочь! — сколько тебе повторять?! — грозно повторила Ольга Владимировна.— Ничего ты по глупости не понимаешь. Не любил бы — ушёл к другой, да и всех делов. А так любит, что потерять боится; вот и привязал. Один раз же за три года, так ведь? Включи мозги: по какой причине опять? Может, снова шлялась с кем-то, как в тот раз с Сашкой? — вот получила! И ноешь теперь…

— Мам, тогда не было ничего, я с Катей…

— Заткнись! Хватит деньги попусту разбалтывать. Чтоб сегодня же пошла и извинилась, поняла? И чтоб когда я завтра с Катей приехала, ты уже на месте была, дом в порядке и обед приготовлен, ясно? Всё, пока, мне курей кормить надо, заболтала совсем!

    Ольга Владимировна повесила трубку, а Лена в отчаянии уставилась на погасший экран смартфона. Слёзы сами собой подступили к горлу, и когда Ксения вернулась из кухни, Лена никак не отреагировала на стук в дверь. Хозяйка с трудом попала в комнату: руки были заняты сковородкой и кастрюлей. Открыть дверь удалось со второго раза. Гостья тихо скулила на кровати, уткнувшись лицом в подушку. Её плечи дрожали от рыданий.

— Лена, Леночка, что случилось? — воскликнула Ксения и, поставив ношу на стол, бросилась к подруге.

    Та оторвалась от подушки, но ничего толком сказать не могла, только всхлипывала и размазывала слёзы по лицу. Ксения обняла её, пытаясь успокоить, и неожиданно прижалась губами ко лбу:

— Ой, да у тебя температура! Ты вчера на холоде под дождём перемёрзла, наверное! — забеспокоилась она.— Ложись скорее, я тебя укутаю. У меня где-то Нимесил был; сейчас тебе разведу, но сначала померить нужно.

— И-и-и-и я н-не пое-е-йду ни-никуда,— заикаясь и всхлипывая, тянула страдалица.— И-и я — д-дура, ос-ставь меня! М-м-мама м-мне с-сказала…

— Успокойся, успокойся, ложись! Всё будет хорошо, потом разберёмся!.. Ты, главное, успокойся! Останься у меня, поспи ещё. Тут тебя никто не тронет,