Маршал Блюхер - Николай Кондратьев

На рассвете 6 августа атакующие вышли на исходные позиции. Первый удар должна была нанести авиация, но погода выдалась плохая, густой туман долго висел над озерами. И вот наконец в 16 часов Блюхер получил долгожданную весть от комбрига Рычагова — приступаем к выполнению задания.

Маршал с волнением следил, как волнами шли на высоты и сбрасывали бомбы самолеты. В воздухе 216 тяжелых боевых машин. Огромное нетающее облако дыма и пыли навалилось на Заозерную и Безымянную.

Более часа по траншеям врага била артиллерия.

«Теперь решающее слово за пехотой, — напряженно наблюдая за полем боя, думал маршал. — Проход на высоту узкий. Сумеют ли танки Панфилова пробить дорогу к победе?»

В 17 часов командир 2–й механизированной бригады А. П. Панфилов преодолел полосу вражеского огня и зацепился за высоту Заозерную. За танками шли красноармейцы 118–го стрелкового полка. Впереди атакующих, взметнув над головой полковое Знамя, бежал секретарь партбюро Иван Николаевич Машляк. Раненный в голову и плечо, герой не покинул поле боя. Бойцы ворвались на высоту Заозерную.

— Над Заозерной — Красный флаг Советского Союза, — доложил Штерн маршалу Блюхеру.

— Закрепляйтесь на высоте. Подбрасывайте резервы. Заозерную удержать любой ценой.

Японское командование бросило в контратаку свежие силы. Комиссар 40–й дивизии Иванченко и начальник политотдела Полушкин, собрав резервы, повели бойцов в атаку. Штыками и гранатами красноармейцы снова сбросили врагов с высоты.

Четыре дня, не умолкая, длился бой у озера Хасан и закончился разгромом отборных японских частей.

10 августа посол Японии в Москве Сигемицу явился в Наркоминдел СССР и от имени своего правительства предложил начать мирные переговоры.

11 августа в полдень боевые действия у озера Хасан были прекращены.

Советская Родина отметила массовый героизм своих сыновей. На Знамени 40–й стрелковой дивизии появился орден Ленина. 32–я стрелковая и Посьетский погранотряд были награждены орденом Красного Знамени. За храбрость и воинское мастерство 26 бойцов и командиров удостоились звания Героя Советского Союза. Орденами и медалями было награждено 6523 участника битвы.

Вскоре Блюхера вызвали в Москву.

3

В ночь перед отъездом Блюхер не мог уснуть. Думал, зачем вызывают. Ведь недавно был в Москве. Отчитаться за Хасанскую операцию? Посылались подробнейшие донесения. Мехлис был, все видел, все слышал.

На рассвете тихонько вышел из дому. Может, в парке, на свежем воздухе, пройдет головная боль. Хорошо, что все еще спят. Никто не мешает думать о недавнем прошлом и о завтрашнем дне. И о том, что нужно взять в Москву. И о неотложных, важных делах. Сколько их было и сколько их будет… Вот недавно в кабинет заходил замечательный геолог–разведчик Василий Захарович Скороход и доказывал, что на территории Хабаровского края есть месторождения нефти. Подумать только, своя нефть! Неужели нефть так близко — у реки Тыллар? Скороход вытащил бутылочку, наполненную темной загустевающей жидкостью, сказал торжествующе:

— Вот она, нефть Тыллара. Есть нефть на Алдае. И на Лене. Дальний Восток — кладовая бесценных даров природы. Только надо их отыскать и взять… Нужна хорошо оснащенная экспедиция.

Ну как не помочь такому человеку! Выделил военных топографов, обмундирование, снаряжение, оружие, продовольствие. Только ищите! Потом подключил авиацию для переброски разведывательных партий в район Маи. Ищут. И найдут.

Тяжело. Очень тяжело на сердце. Кругом аресты. Многие боевые друзья уже в тюрьмах. Их теперь называют не иначе как «враги народа». Блюхер чувствовал себя виноватым и никак не мог приостановить репрессии. И ноет спина. Это дают о себе знать вестники тяжелых потрясений — старые раны. Сейчас бы оформить отпуск, взять семью, ребятишек и закатиться в Барщинку. Только там никого не осталось. Мама умерла здесь, в Хабаровске. На кладбище в селе Георгиевском покоится отец. Осиротел Василий Константинович. Маму очень жалко. Сколько раз приезжал к ней чуть живой. И она спасала, ставила на ноги.

С трудом встал, побрел домой. Встретила взволнованная, плачущая жена:

— Ну куда ты пропал: я всего надумалась.

— А ты о плохом не думай. Все будет хорошо, Рафушка. Я сразу тебе сообщу. Пришлю телеграмму. Помогай Всеволоду учиться. Пошли деньги Зое, пусть купит зимнее пальто. Береги Василина. Красавец мужчина растет. Весь в тебя.

— Всего полгода. Еще не поймешь, на кого похож. Глаза‑то твои: синие–синие. Значит, едешь сегодня?

— Да, ты не провожай. И без того грустно.

— Только ты сразу телеграфируй. Я буду очень ждать.

— Ладно, ладно. Не расстраивайся зря.

В дороге Блюхер почти не спал. Сидел у окна и смотрел, смотрел на знакомые поселки, станции, города. Прощался с родным Дальним Востоком. На остановках почти не выходил из вагона. И все‑таки не вытерпел, вылез за Байкалом подышать хвоей и сразу же попал в окружение. Толпа! Никого не знаешь, а всем знаком.

— Василий Константинович! Как там на границе?

— Куда едете, товарищ маршал? Надолго ли?

А один бородач с орденом Красного Знамени на пиджаке подошел вплотную и сокрушенно покачал головой:

— Худо выглядишь, Василий Константинович. Как будто выжали тебя. Какой‑то серый весь. Береги себя, обязательно береги…

В Москве Блюхер выступил с обстоятельным и содержательным докладом на Главном военном совете об итогах боевых действий войск Дальневосточного фронта на Хасане. Критика была односторонней, грубой.

Нарком обороны Ворошилов сообщил Блюхеру, что он отозван в распоряжение Реввоенсовета и, пока не подобрали достойной маршальского звания должности, можно отдохнуть и подлечиться в Сочи.

Василий Константинович послал жене телеграмму: «Хабаровск больше не вернусь. Срочно собирайтесь всей семьей в Москву. Готовность к выезду телеграфьте. Со здоровьем очень плохо. Привет Павлу. Вась».

После долгого раздумья решил вызвать и брата Павла, который служил в одной из летных частей Дальневосточного фронта. Василий Константинович любил своего единственного брата. Перед смертью мать просила:

— Васенька, ты человек крупный. Присмотри за Павликом и в обиду его не давай.

А Павел к этому времени уже окончил авиационное училище и стал одним из лучших командиров воздушных сил Краснознаменной Дальневосточной.

Старший брат постоянно помогал младшему и сейчас очень хотелось побыть и отдохнуть вместе. Василий Константинович тревожился за свою новую семью. С ней прожил уже шесть лет. И сейчас ждал жену, Всеволода, Вайру, Василина и дочь умершей сестры Александры — Нину.

Наконец приехала жена, и можно было уехать в Сочи.

Перед отъездом Василий Константинович достал две пачки денег, сбереженных за несколько лет, посоветовал:

— Рафушка, сходи положи на сберегательную книжку. На свое имя.

— А зачем?

— На всякий случай. Только ты, пожалуйста, не хмурься, не расстраивайся. Последний мой доклад резко критиковали. Сталин прежде за меня заступался, а на этот раз промолчал. Запомни одно и скажи детям, если понадобится: я был всегда честным человеком. Всегда и везде был большевиком ленинской школы. Понимаешь, ленинской! И что бы со мной ни случилось, меня оправдает история.

Вместе с Василием Константиновичем в Сочи выехал брат Павел с семьей.

Отдыхали месяц. А 22 октября Василия Константиновича арестовали. Утром он пришел на кухню к жене. Она только что покормила Василина. Малыш был доволен, смеялся, показывая четыре крупных зуба. Василий Константинович подошел к сыну, двумя пальцами пощекотал ему упругий живот, сказал улыбаясь:

— Сыт и доволен. Да он в штаны влез. Первые штаны. Синеглазый мой, красивый мужчина.

— Ты плохо выглядишь, Вася, — сказала Глафира Лукинична. — Приляг, отдохни немножко.

— Вот полюбуюсь на вас и полежу.

И только прилег, пришли четверо в черных гражданских костюмах и арестовали.

Арестовали и жену. И брата Павла с семьей.

Командующий ОКДВА В. К. Блюхер с братом Павлом

В Москве отвезли в Лефортовскую тюрьму. Следствие вел сам Берия. Допрашивали поочередно два следователя. На первом допросе Блюхеру объявили, что он японский шпион с 1921 года (со времени Дайренской конференции), что его вредительство на Дальнем Востоке подтверждено его «бывшими подручными» и что только вмешательство органов НКВД сорвало перелет «матерого врага и изменника» в Японию. Это он должен был сделать с помощью арестованного Павла Блюхера.

Блюхер выслушал молча и, когда прочел заранее заготовленную бумагу, сказал грустно:

— Умнее ничего не придумали. Какая грязь, какая гнусность и подлость!

— Так ты что, отказываешься подписать протокол…

— Можете закрыть папку. Такой чудовищной клеветы никогда не подпишу. Я был и останусь большевиком–ленинцем.