Путешествие по северным берегам Сибири и по Ледовитому морю - Фердинанд Врангель

Между тем, пока мужчины занимаются рыбными промыслами и охотой, женщины также пользуются коротким летом, собирая на зиму произведения растительного царства. Выше сказано уже, что частью растаявшая почва, особенно на горах, производит ягоды, душистые травы и коренья. Женщины знают их совершенно и набирают столько, сколько дозволяет более или менее благоприятное лето. Однакож не везде каждый год есть ягоды; в трехлетнее пребывание наше на Колыме не нашли мы ни одной ниже острога. Изобильнее растут ягоды, особенно голубица, на восточном берегу Колымы и на отлогости Пантелеевской сопки, куда ходят собирать их в половине августа, самое приятное время года для девушек и молодых женщин — они отправляются туда большими обществами и проводят часто целые ночи под открытым небом, поют песни, пляшут и веселятся различным образом. Набранные ягоды обливают водой, замораживают и сохраняют на зиму как любимое лакомство.

Из растений и кореньев полезны только тимьян и макарша; первый употребляется преимущественно для куренья, а иногда и в пищу. Макарша — мучноватый корень, который кладут для приправы в пироги с рыбой и мясом, или подают отдельно, вместо десерта, перед вечерним чаем; его находят в подземных норах полевых мышей, собирающих на зиму большой запас всяких кореньев. Женщины имеют особенный дар отыскивать такие убежища и уносить у бедных животных плоды предусмотрительной их заботливости.

Наступает сентябрь, и большой ход сельдей[131] с моря заманивает почти всех жителей на тони. Сельдей является такое множество, что в благоприятные годы вытаскивают в одну тоню 3000 и более и в три или четыре дня хорошим неводом добывают до 40 000. Нередко случается, что, после трехмесячной неудачной ловли другой рыбы, бедным жителям угрожает ужаснейший голод, но вдруг показываются в реках благодетельные сельди, и целые амбары наполняются ими. До наступления морозов наловленные сельди развешиваются, чтобы вытекла из них вода; оттого они делаются легче в дороге и пригоднее для корма собакам. Сельди, добываемые во время морозов, покрываются льдом, безвкусны и на морозе собаки их с трудом раскусывают.

К тому времени, когда идут сельди, возвращаются с Анюя и тундры промышленники, отправлявшиеся на ловлю оленей, а вместе с ними возвращается и новая жизнь в страну, которая незадолго перед тем была пуста и безлюдна. С робостью ожидают известия: чего должно надеяться или страшиться для предстоящей зимы? Удачный промысел производит всеобщую радость, и долгое время составляет единственный предмет разговоров, причем самые незначительные обстоятельства, каждое движение оленя, ловкость охотника, смышленость собаки и т. д. рассказываются с такой подробностью, как будто дело идет о разбитии неприятельской армии.

С наступлением морозов прекращается летний промысел рыбы, и лишь только реки замерзнут, начинается осенний. Сети, сделанные из конских волос, погружаются в проруби поперек реки. Тогда ловятся преимущественно муксуны, омули (salmo autumnalis) и нельма (salmo nelma), пригоняемые ветрами с моря, близость коего в особенности благоприятствует сему промыслу. По Каменной Колыме, около Шалаурова зимовья, Кабачкова и Сухарного, и по Средней Колыме, у Каменного острова, ловля продолжается с переменным успехом до декабря, когда темнота и сильные морозы заставляют рыбаков прекращать работу и возвращаться в селение.

Таким образом, с каждым временем года переменяются занятия колымских жителей, которым недостаток образованности, естественное положение и тяжкий климат не дозволяют думать ни о чем ином, кроме удовлетворения необходимых потребностей жизни. Вся их смышленость, вся деятельность ограничивается тем, чтобы не пропускать благоприятного времени для каждого промысла, и когда иссякнет один источник пропитания, тотчас пользоваться другим, где только он откроется. Как мы видели, за промыслом рыбы в больших реках следует ловля в речках; потом идет крупная морская рыба, за ней сельди и, наконец, рыба, которую ловят сетями подо льдом.

Для птиц также есть различные периоды: сначала линяют утки, потом гуси и, наконец, лебеди. Сверх того, разделяются они здесь по времени линянья на два класса: детников и холостьбу. Первыми называются птенцы, которые не оставляют еще своих маток и ловятся или убиваются вместе с ними — вторые уже суть подросшие молодые птицы, которые линяют позже старых и ловятся после них.

Единственно такое благодетельное устройство природы дает жителям способы запасаться на долгую зиму необходимыми потребностями для себя и для полезнейшего домашнего скота — собак, избавляясь от всегдашнего недостатка в пище, ибо при бедности и малочисленности семейств было бы невозможно им успевать во всех промыслах, если бы надлежало их производить в одно и то же время. Но за всем тем приготовление запасов им крайне тягостно, ибо, кроме рыбной ловли и охоты, в чем заключаются почти единственные источники их пропитания, есть еще много других, не менее нужных занятий. Кто имеет лошадей,[132] должен накосить для них сена; иным надобно исправить избу или построить новую: поставить в лесу и насторожить пасти[133] — ловушки для пушных зверей. На последнюю работу отправляются обыкновенно верхом, по мерзлой земле перед первым снегом, и потом, когда выпадет снег, — на собаках. В то время олени переходят с восточного берега реки на западный, и жители ловят их различным образом: ставят ременные петли в узких местах, где проходит зверь, или устраивают заборы, в которых нарочно оставляют отверстия. Другие ездят партиями на нартах к Барановым Камням за сохатыми и дикими баранами, или по свежему снегу с приученными собаками ловят лясиц, соболей и белок. Последний род промысла принадлежит в особенности анюйским и омолонским юкагирам и средне- или верхне-колымским якутам, живущим в горах и лесах.

На тундре, по морскому берегу, ставят длинными рядами пасти для песцов, которые хотя гораздо дешевле прочих пушных зверей, зато ловятся в большем количестве. Выше упомянуто уже, что через каждые три года бывает на тундре множество песцов, но, по изобилию там мышей, они питаются ими и нейдут в пасть за приманкой, которая состоит из маленького живого зверька дли куска мяса, напитанного ядом. Настораживание пасти требует особенной сметливости, и некоторые из жителей славятся искусством обманывать зверей. В наше время казацкий сотник Солдатов почитался первым промышленником мелкой пакасти,[134] особливо лисиц. Честь его страдала, если не удавалось ему обмануть лисицы или окормить ее ядом. Еще в большем уважении здесь промышленник, который не боится ни сохатого, ни медведя. Изобретательность в случае битвы и мужество, с каким преодолевается противник, заслуживают общее внимание. Вот некоторые, примеры: отец с сыном отправились верхом на лисью охоту; не имея удачи, они были бы принуждены возвратиться с пустыми руками, если бы случайно не набрели на медведя, лежащего, в берлоге. Хотя у них не было оружия, необходимого для борьбы с таким зверем, но они решились сделать нападение. Отец прижался спиной к одному выходу берлоги и закрыл его совершенно своими широкими плечами, а сын, вооруженный только поколюгой, начал колоть медведя через другое отверстие. Медведь, чувствуя боль, напрасно искал спасения в противоположной стороне: ни когтями, ни зубами не мог он прохватить толстой, гладко натянутой шубы широкоплечего якута, который защищал свой пост до тех пор, пока, наконец, удалось сыну заколоть зверя. Нередко, однакож, за подобную самонадеянность дорого платит промышленник. Одному юкагиру, плывшему по реке и имевшему при себе только поколюгу, случилось увидеть на берегу большого черного медведя, который был занят выкапыванием кореньев или мышьих гнезд, так что промышленник надеялся подкрасться к нему незаметно и воткнуть в него свой нож. Действительно, ему удалось подойти близко к медведю и обхватить левой рукой заднюю его ногу; но прежде, нежели он мог воспользоваться своим ножом, зверь, испугавшись неожиданного нападения, пустился бежать на гору и поволок за собой несчастного юкагира по кочкам и пням, так что он, измученный и разбитый, должен был, наконец, оставить неугомонного пленника. Подобной участи подвергся один русский, который плыл через Колыму на карбасе и увидел сохатого по середине реки. Рассчитывая, что карбас не подымет огромного зверя, если бы и удалось заколоть его в воде, промышленник вздумал накинуть его веревкой, привязать за рога к лодке и прибуксировать к берегу. Хитрец уже радовался своей счастливой выдумке и верной добыче, но сохатый, доставши ногами дно реки, вдруг помчал привязанный к рогам его карбас на берег, в лес, вместе с промышленником, который, забыв и лакомое жаркое и славу победы, почитал себя счастливым, когда успел выкарабкаться из беспокойного своего экипажа.