Сулла бы одобрил - Юрий Никитин

сами застреливались или как-то по-другому уходили. Желательно с бодрой песней.

Фальстаф сказал саркастически:

– Еще и с песней!.. Хотя, конечно, с песней лучше. С песней все лучше. Я вот как-то под песню снял одну с вот такими…

Саруман посмотрел, покачал головой.

– Такие бывают?

– Я сам не мелкий, – сообщил Фальстаф. – Да и пенис нарастил, все накопления за два года угрохал!..

Саруман спросил с интересом:

– А зачем тебе пенис?

Фальстаф пояснил с достоинством:

– А чтоб на осмотре медсестры ахали и строили глазки.

– Оно тебе надо?

– Надо, – ответил Фальстаф твердо. – Когда отказываю им в порочной близости, чувствую себя подвижником науки и чистым, как Савонарола или большая толстая рыба в пруду!

– Кстати, – сказал я, – удалось по хорошей цене заказать партию емких аккумуляторов. А подвал если что, можно и расширить. А если кто-то стукнет насчет несанкционированного расширения, отделаемся штрафом, я наводил справки.

Саруман беспокойно завозился в кресле, а Фальстаф ликующе потер ладони.

– Аккумы – это прекрасно!

– И пока все, – сказал я поспешно, успокаивая Сарумана. – Хватит с головой и надолго. А больше не надо, лишнее внимание ни к чему, мы скромняги, как и положено интеллигенции.

Саруман сказал со вздохом:

– Пока у нас хватает всего. Спасибо, Берлог. Ты сам только не рассыпься! Если с нанитами сумеем уложиться в два-три года, то и мы, возможно, успеем…

На лице его, обычно бесстрастном, на краткий миг отразилась страстная и затаенная надежда. Наниты уберут все, что ведет к старости и к смерти, можно будет работать, работать и работать долго и счастливо, реализуя все научные задумки, их всегда так много, а новые и новые идут гуськом и за собой тащат толпы идей и проектов…

Я вскинул руку в прощании:

– Vale!.. Пойду проверю наши финансы.

Экран для них погас, а я почти без усилия, насобачился, перетек в прежнее состояние квантового мира, но все еще думал с тоской, теперь современный догмат равенства не в том, чтобы подниматься до уровня высоколобых, а чтобы их опустить до своего желудочно-пенисного.

Грустно, зато в таком равенстве всем будет простое человеческое щасте. На уровне желудка и ниже пояса грузчик и доктор наук одинаковы, абсолютному большинству этого вполне достаточно.

Но все же мир двигает не большинство, а подвижники!

В Библии сказано, подвижники – это и есть настоящий народ. Только благодаря им существует весь остальной люд, а если подвижники исчезают, то и вся бесформенная масса народа гибнет, как случилось с Содомом и Гоморрой.

В нынешнем странном гибнущем мире мое главное счастье еще и в том, что если большинству населения постоянно не хватает времени, то у меня не просто море, а бескрайний океан.

Попрощавшись с Саруманом и Фальстафом, я с неделю занимался в квантовом мире одеждой, вытютюливая так, чтобы правильно реагировала на любое мое движение, как и на посторонние прикосновения.

Когда снова заглянул в наш офис, Саруман там застыл с приподнятой рукой в ответ на мое «Vale», а Фальстаф все еще смотрит на темный экран, откуда мгновение тому исчезла моя аватарка.

Понятно, что если сейчас появлюсь, они оба спросят «Что-то забыл?», для них прошла доля секунды, потому я снова отключил связь, они и не заметят, что появлялся на миллионную долю секунды.

Когда в тот первый раз я создал свою голографию своего образа, мог проходить даже сквозь стены, словно привидение какое, теперь же после тщательной модернизации только выстрел из танка в упор разве что свалит или отбросит, но не прошибет. Правда, пока что мне такое ни к чему, но хай будэ, раз уж удалось сделать шкуру такой прочной.

Главное, больше не нужен этот запас одежды и обуви. На месте преступления тоже ничего не останется, даже пистолет таскать глупо, если могу легко убить простой тарелкой или пепельницей, просто придав им дополнительное ускорение…

Кстати, это не преступление, а совершение справедливой казни, пора называть все своими именами.

Глава 5

В клубе мерикратов с подачи Бадрутдина установили два кофейных автомата большой емкости, там постоянно толкутся один-два человека, кофе бесплатный, аромат обалденный, я велел на качестве не экономить, из ближайшего кафе приносят по заказу бургеры, пирожки и непременную пиццу.

Сейчас еще с порога прислушался к разговорам, обсуждают волну смертей звезд шоу-бизнеса, голосов сочувствия не услышал, говорят больше со злорадством, достали эти эпататоры.

Рядом со мной один из новеньких, интеллигентный парень довоенного сложения, тихо говорит приятелю:

– Хорошо хоть эскортниц эта чума не задела. Правда, сейчас мамы своим дочкам твердят с детства: только не пей и не кури.

Приятель ответил с той же интеллигентной задумчивостью:

– Женщины в отличие от нас устойчивее к заразе, потому и живут дольше. Правда, мне все больше кажется, что нынешняя чума не чума, а чум. В смысле, самец.

– Хорошая мысль, – согласился интеллигент. – К счастью, нормальный чум. Хуже, если бы женоненавистник. Похоже, и болезни бывают с правильным мироощущением…

Я ощутил, что так, разматывая по ниточке, доберутся и до более опасных выводов, сказал им в том же шутливом ключе:

– А если сама природа решила поправить популяцию?.. Все-таки столько старалась, создавала такой совершенный вид, уже почти достиг сингулярности, но на последнем шаге сломался, стопнулся и начал гнить не по-детски.

Оба посмотрели на меня с дружеским интересом, чувствуя возможность завязать интереснейшую дискуссию, в которой можно блеснуть умом, эрудицией, скромно выставить будто невзначай обширные знания и вообще получить агромадное удовольствие от вроде бы простого трепа.

– Интересное умозаключение, – сказал интеллигент в красивой задумчивости. – Вообще-то у природы есть механизмы воздействия на весь вид. Обыкновенные кузнечики вдруг превращаются в грозную саранчу, лемминги бегут топиться…

Я промолчал, пусть развивают тему в эту безопасную для меня сторону, потом мелькнула острая мысль, что, а вдруг, он прав и человеческий вид таким образом старается очиститься от смертоносной для него гнили?

То есть я не есть я, а орудие воздействия природы? И то, что делаю, это не я делаю, а лишь выполняю ее социальный… нет, видовой заказ?

Меня углядел Бадрутдин от стола президиума, быстро допил кофе одним глотком и скорыми шагами направился к нам.

Приятель интеллигента протяжно зевнул, картинно перекрестил рот.

– Чудны твои дела, Господи, – сказал он с мирной издевкой. – Но в геноме разобрались, хотя Ты там накрутил, накрутил, разберемся и в том, что Ты задумал…

Бадрутдин кивнул мне издали, а им сказал сходу мощно и напористо:

– В чем основная задача партии? Пусть пока еще движения? Поднять престиж ученых! Над этим и будем работать, а не