Сулла бы одобрил - Юрий Никитин

напоминает чьи-то речи.

– Зря, – сказал я обидчиво. – Мне кажется, высказываю их первым. Отходы могут быть любого цвета кожи, пола, религии и сексуальных предпочтений. Если не приносят пользу обществу, а только вредят, их нужно изымать. Даже не дожидаясь с их стороны преступлений. По-моему, до меня такие умности никто в мире не высказывал! А ты говоришь, что я только красивый!

Официантка принесла на широком подносе две чашки кофе и крохотные фирменные пирожки, сочные и сладкие, я помог перегрузить на стол.

Она невесело усмехнулась, но взгляд с прежней интенсивностью сканировал мое лицо.

– Так ты кто?

– Фрилансер, – ответил я. – Можешь проверить. Вчера сдал одну работу в «Электрик Компани», получил солидный гонорар, могу сводить в ресторан, а уже потом вдуть, как ты добиваешься.

– Я не добиваюсь, – возразила она, – просто не могу устоять перед натиском с твой стороны.

– А у меня мощный натиск? – спросил я.

– Раз не могу устоять, – сообщила она, – то очень. В нашем отделе никому еще не удалось, хотя я в постели хороша.

– Твое мнение или по отзывам?

– По отзывам, – сообщила она с надменностью. – Что совпадает с моим. Я бываю объективна.

Я с удовольствием поглощал хорошо приготовленное мясо, хотя оно собирается в полости, который я назвал желудком, пищеварительную систему еще не сварганил, потом съеденное выброшу, но вкусовые рецепторы настроил правильно.

Она наконец-то решилась взять чашку с кофе в обе ладони, то ли чтобы я не увидел, как дрожат пальцы, то ли сосуды от пережитого сжались так, что конечности похолодели.

– Хороший кофе? – спросил я. – Тогда и эту харчевню возьму на заметку.

– Плохо знаешь город? – спросила она.

– Плохо, – согласился я. – Люблю работу, а не достопримечательности старины. Тошнит, когда самодовольные идиоты, мнящие себя культурой, начинают восторгаться старыми камнями древних стен только из-за того, что их положили пять веков тому.

Она сказала медленно:

– Настоящие мужчины любят работу, ненастоящие – развлекуху. От ненастоящих уже в глазах рябит, но демократия это же правление большинства?

– Вот-вот, – согласился я. – Пирамида Маслоу гласит, что тупых идиотов в мире абсолютное большинство. Потому по логике с ним надо считаться меньше всего, но у нас почему-то наоборот. Потому и столько преступлений. А много крайма, вам больше работы.

Она усмехнулась, прямо взглянула мне в глаза.

– Ерничаешь? Но права вот так стрелять у нас нет. Единственное оправдание, что перестрелка и не мы затеяли.

– Не ты.

– Да, – согласилась она, – не я. А так, конечно, должна арестовать, потом суд, дознание, еще полсотни процедур, тюрьма, где за ними будут наблюдать правозащитники, чтобы мы их там, не дай бог, не обидели.

Некоторое время смотрели друг на друга молча и с пониманием. Действуем в рамках закона, но сам он нам очень не нравится. Пора менять, но не мы законодатели.

В таких случаях самые активные берут закон в свои руки. Это незаконно, но общество сочувствует, и треть фильмов и сериалов о том, как творят вот так правосудие, не оглядываясь на статьи Уголовного Кодекса, и эти фильмы народу очень нравятся.

– Представляешь, – сказал я, – сколько мы сегодня сэкономили денег налогоплательщиков? И не загрузили судей работой?

Она вздохнула, я спросил участливо:

– Что-то еще?

– Бедная Марго… Ты для нее опасен.

Я покачал головой.

– Ты не пришьешь мне подрывную деятельность. Ее нет, я законы знаю. И лычку за меня не получишь.

Она нехотя улыбнулась.

– Ты чего? Я не за отечество тревожусь, а за подругу.

– Как я могу ей повредить? Мы оба свободные люди. И достаточно взрослые.

Она вздохнула, взглянула с укором.

– А ты не знаешь, как порой достает эта свобода?.. И просто хочется в рабство?

Я воззрился с изумлением.

– Ты чего?..

– Вот видишь, – сказала она. – Быть рабовладельцем – это ответственность. А нам иногда хочется переложить ее на чьи-то широкие, как вон у тебя, плечи!

Я спросил с недоверием:

– Даже тебе?

Она усмехнулась невесело.

– Даже мне. Но я же сказала, иногда. А так, конечно, свободной и независимой быть лучше. Вот и тебя могу снять, увести в номер и потрахать по полной. А ты, в силу мужской гордости, не сможешь отказаться.

– Какая теперь у мужчин гордость, – сказал я, – для демократов это нечто стыдное.

– Ты не демократ, – сообщила она. – И я этим воспользуюсь.

Я вздохнул, она права, от койтуса мужчине отказываться не просто стыдно, а биологически невозможно. Мы эволюционно заточены на то, чтобы покрыть как можно больше самок. Женщина от секса отказаться может, ибо забеременеть и выносить ребенка ей дано только раз в год, потому партнера выбирает тщательно, но нам природа дала возможность за такой же срок оплодотворить все огромное стадо, да еще и соседнее, если там самец прощелкал хлебалом, так что я даже не пытался противиться мощному зову, что упорно вел человечество из глубины веков до самого порога сингулярности.

Однако после бурной, но непродолжительной вязки, пока существо ответного пола еще в сладком балдеже, я тут же вскочил, бодрый и готовый к новым свершениям, сдернул со спинки стула брюки.

– Извини, надо бежать!

Она поинтересовалась томным голосом:

– Какая может быть работа ночью?

– Именно, – ответил я. – В точку!

Глава 4

В проскрипционном списке Суллы было что-то около пяти тысяч человек. Если учесть, что ни одного простого квирита там не значилось, только наиболее богатые и влиятельные, чья деятельность уже ввергла Рим в хаос и грозила погубить его вовсе, то да, Сулла совершил величайшее дело и спас Римскую империю.

Кроме того, Рим тогда был размером с один из тысячи московских микрорайонов, а пять тысяч должны по нашим меркам равняться пяти миллионам, как минимум.

Если в России уничтожить пусть не пять миллионов, но хотя бы один или полмиллиона тех, на кого равняется сейчас одураченная молодежь, то наконец-то народ увидит настоящие цели и настоящих людей, на которых в самом деле надо равняться. Или, как говорил Маяковский, с кого нужно делать жизнь.

И хорошо бы, чтобы так во всем мире.

Ладно, начну здесь, а дальше бой покажет. Нужно только не останавливаться, а то чертова интеллигентность то и дело пытается ухватить за руку с пистолетом и заныть снова и снова: а не переступаешь ли через человека в человеке, а судьи хто, а имею ли я право, тварь дрожащая, а что сказал бы Христос…

Да то и сказал бы, проживи он еще столько же, сколько прожил! Он сам бы взял в руки топор и пошел бы чистить мир. Вон Савонарола и есть Христос с топором, у