Меж двух орлов - Оксана Зиентек

муж. – Отец посылает к знакомому купцу, передать кое-что.

– А нас возьмешь? – Зося улыбнулась робко. – А то мы в последнее время сидим тут, словно бранцы какие.

– В другой раз, Зосенько. – Гжегош, казалось, даже смутился, отказывая жене в такой безобидной просьбе. Но в том, что они с Борутой задумали, лишние сплетни им были не нужны. Пока не нужны. А Зося его, хоть и не была сплетницей, но бывала страшно упрямой в случаях, когда считала себя правой. Иногда это вызывало уважение, а иногда – раздражение. Особенно, когда Зося в своей правоте ломилась напролом там, где надо было просто обождать, чтобы все встало на свои места.

Мирослава стрелой метнулась с крыльца, на ходу поправляя ленты в косах. Делая вид, что не замечает завистливого взгляда Зоси, легко вскочила в бричку и кивнула Гжегошу, мол, готова.

К удивлению Мирославы, бричкой правил не пахолок. Брат сам взял вожжи, причем, с таким видом, будто панну каштелянну везет, никак не меньше.

– А где мы едем, Гжесю? – Спросила Мирослава, когда они выехали за ворота. Она только сейчас впомнила, что даже не спросила брата, что ему понадобилось в городе в надвечерье. И как так вышло, что отец позволил взять ее с собой. Это ж, так и так, возвращаться домой придется затемно.

– Отец поручил купцу знакомому одну безделушку передать. – Загадочно ответил Гжегош. И перевел разговор на разные пустяки.

К удивлению Мирославы, по въезде в город бричка свернула не в торговый квартал, а поехала туда, где в конце улочки виднелся шпиль храма. Сколько Мирося не морщила лоб, не могла вспомнить в той околице ни одной лавки, о чем и сказала брату. Но Гжесь только пожал плечами, дескать, он знает, куда едет.

Мирослава заподозрила неладное, когда бричка остановилась у храма. И дело даже не в том, что Гжегош, никогда не отличавшийся чрезмерной набожностью, решил зайти помолиться во внеурочный час. Мало ли, может, мать или жена дали какое-то поручение, попросили передать пану храмовнику пожертвование или просьбу. Но вот то, что у коновязи при храме стоял знакомый конь, совпадением быть явно не могло.

– Гжесю? – Мирося, прищурившись, посмотрела на брата. – Гжесю?! – Уже более требовательно повторила она. – А не расскажешь ли, чего это вы с отцом и Борутой удумали?

– Догадалась-таки? – Усмехнулся Гжесь. – А я говорил им, по-людски надо было рассказать. Коня узнала?

– А то!

– Тогда пошли, нечего тут зря народ баламутить. Там, в храме, все и узнаешь.   

С замиранием сердца Мирослава вошла под своды храма. В этом храме венчали, нарекали имя и отпевали не одно поколение Соколувских. Казалось бы, ей должна быть знакома каждая щепка в деревянном полу. И, все же, в этот раз предчувствие говорило ей, что все не так просто.

Чутье не обмануло. Перед алтарем стоял храмовник, празднично одетый, словно как раз собрался служить. А рядом с ним стоял нарядный Борута.

Мирослава вздрогнула, когда сзади хлопнула дверь. Но оказалось, что это Гжегош закрыл дверь и задвинул засов.

– Нечего тут… – Непонятно сказал он.

– А вот и панна млода пожаловала. Долго и ждать не пришлось.  – Весело заметил храмовник. Мирослава вопросительно посмотрела на Боруту (на брата смотреть было бесполезно, хотел бы, сказал бы сразу).

Но Борута только развел руками в деланной беспомощности. Дескать, я тут ни при чем, что взять с бедного ядзвина. Вслух же сказал только: «Надеюсь, панна Мирослава не в обиде, что мне так к спеху?».

– Думаю, панна Мирослава не в обиде. – С доброй улыбкой ответил за Миросю храмовник. – Ясно же, дело молодое.

Гжесь неопределенно хмыкнул за спиной сестры, а Мирослава сочла за лучшее промолчать.

Конечно, не так представляла себе Мирослава свою свадьбу. Не было ни дружек с их песнями, ни свашек с периной «чтоб жизнь была мягкой». Гжегош был за дружку, а мальчишка-подросток – храмовый служка – за другого свидетеля. И, все же, по храмовому закону все было правильно. И вот уже Мирослава из Соколувны стала Борутиной, или Ядзвиновой, как кому привычнее.

– И что теперь? – Спросила Мирося тихо, когда обряд был закончен.

– А теперь, пани Мирославо, – сочувственно улыбнулся храмовник, – пани с братом поедет домой и до самой свадьбы сделает вид, что ничего этого не было. К сожалению, не все соплеменники пана Боруты обладают его умом.

– Или моим безрассудством. – Борута пожал плечами, словно извиняясь за причиненное беспокойство. – У нас тоже далеко не все готовы к миру с новым богом. Не хотелось бы тревожить людей в преддверии возможной войны.

– Люди иногда ошибочно принимают истинную мудрость за безрассудство. – Храмовник вздохнул, видимо, имея в виду не только примеры из священных книг. – Но если панове сделают вид, что этой свадьбы не было, я сделаю вид, что не заметил, что предстоящий обряд будет проведен без участия храма. И вместе нам удастся, дай Творец, дожить до торжества истины.

Борута откланялся первым. Мирося все ждала, что он скажет или сделает что-то особенное. Что-то, что позволило бы ей почувствовать себя за ним. Но он повел себя так же, как и до свадьбы. Почтительный поцелуй кончиков пальцев, пристальный взгляд, обещающий все богатства мира, но потом.

– До встречи, кохане мое. – Попрощался он. – Жду не дождусь. – И, уже в адрес остальных мужчин, – Панове!

Легкий кивок. Такие же ненарочитые, почти дружеские кивки в ответ. Мирослава только удивилась, когда же эти трое успели так спеться? Легко отодвинув тяжелый засов, Борута вышел.

– Пора и нам. – Сказал Гжегош, выждав некоторое время.

– А дома что скажем? – Спросила его Мирослава, попрощавшись с храмовником и его помощником. – Думаешь, мать не спросит, с чем и зачем тебя тата посылал?

– А для матери у тата своя сказка есть. – Хитро подмигнул Гжесь младшей сестренке.

– А для Зоськи?

– А Зося, – Брат тяжело вздохнул, – пусть начинает забывать, чему ее полгода учили сестры-законницы в кляшторе, а вспоминает, чему ее всю жизнь учили отец и мать. Я, сестричка, очень чту Творца. Но если ты меня спросишь, – Гжесь в сердцах махнул рукой и сплюнул на землю, – этот кляштор – выкинутые деньги. Пусть вельможи с каштелянами там