Творцы Священной Римской империи - Василий Балакин

Новый, 968 год начался, как и предыдущий, с синода в Церкви Св. Петра в Риме, в котором участвовали папа и оба императора, отец и сын, а кроме того около сорока иерархов церкви, в том числе патриарх Аквилеи и архиепископ Равенны. Из немцев присутствовали епископы Минденский, Шпейерский, Мецский и Верденский. По просьбе обоих императоров Иоанн XIII подтвердил привилегии многих церковных учреждений, но важнее всего было то, что папа утвердил учреждение Мейсенского епископства, которому отводилась роль форпоста в распространении христианства среди полабских славян, и подчинил его Магдебургскому архиепископству.

По завершении работы синода Оттон I сразу же отправился на юг, дабы заняться делами Южной Италии. Последнее посольство из Византии разочаровало его, не принеся долгожданного положительного ответа, но вместе с тем и зародило в нем надежды, как вскоре оказалось, беспочвенные. Благородный состав посольства и сдержанный тон донесения, говорившие о нежелании Никифора Фоки идти на прямую конфронтацию, были ошибочно истолкованы Оттоном I как слабость василевса, что позволяло занять в отношении его более жесткую позицию. Константинополь выражал свое недовольство сближением германского императора с маркграфом Капуи и Беневента, считавшимся вассалом Византии. (В поведении Пандульфа, очевидно, не усматривавшего противоречия в принесении присяги на верность как византийскому василевсу, так и западному императору, могло проявляться желание стать вассалом их обоих, дабы тем самым гарантировать большую независимость для себя; возможно также, что он хотел стать, как и его предки, не подданным, а скорее союзником, в данном случае Оттона I, верность которому он сохранял до конца.) Именно поэтому Оттон I и направился в Капую. Оттуда он написал 18 января 968 года письмо герцогу Герману Биллунгу и прочим представителям саксонской знати, в коем объяснял причину своего южно-итальянского предприятия. Выразив уверенность в том, что византийцы ни в коем случае не осмелятся напасть на него, он заявил о своем намерении отобрать у них Апулию и Калабрию, если не сумеет договориться. Не уточнялось, о чем предстояло договориться, и на этом основании можно заключить, что адресатам был хорошо известен предмет переговоров — заключение династического брака. В случае успеха («Если же они подчинятся нашей воле», — самонадеянно писал Оттон I, уже собравшийся диктовать свои условия Византии) предполагалось отправиться во Фраксинет в Провансе для борьбы против пиратов-сарацин.

Впрочем, Оттон I и не отказался бы от Апулии и Калабрии и в качестве приданого за невестой. Что касается Капуи и Беневента, то они, по мнению Оттона I, вообще не могли быть предметом торга. Хотя Византия и претендовала на них, однако он рассматривал эти лангобардские княжества как часть древнего Лангобардского королевства, короной которого он теперь обладал. Вместе с тем, рассказывая об этих событиях тысячелетней давности, мы не будем даже предполагать наличие у Оттона I намерения объединить политически раздробленную Италию. Это, разумеется, не означает, что людям X века были совершенно чужды представления о королевстве как стране, населенной людьми, говорящими на одном языке. В отчете Лиутпранда Кремонского о его посольской миссии в Константинополь по этому поводу высказываются интересные соображения: в споре с Никифором Фокой по территориальной проблеме, доказывая, что Капуа и Беневент должны входить в состав империи Оттона I, он приводит в качестве аргумента тот факт, что жители этих княжеств говорят на языке Итальянского (то есть Лангобардского) королевства. Апулия и Калабрия при этом не упоминаются. Очевидно, речь их обитателей весьма сильно отличалась от лангобардского диалекта, что не позволяло говорить о принадлежности их к Итальянскому королевству, политически в состав которого они и не входили — лангобарды в свое время не дошли до тех мест. Впрочем, согласно каролингским представлениям, разделявшимся Оттоном I и его советниками, Итальянское королевство должно было включать в себя весь полуостров, во всяком случае, и Апулию, которую германский император собирался отобрать у греков и возвратить в состав своего Итальянского королевства. Проблема заключалась в том, что со времени упадка Каролингской империи вся Италия опять стала сферой интересов Византии. Возрастание здесь византийского влияния проявилось и в том, что итальянские правители стремились заключать династические браки с царевнами из Константинополя.

Уверенный в успехе, Оттон I вскоре покинул Капую и отправился в Беневент. 16 февраля он уже прибыл туда, о чем свидетельствует составленная там дарственная грамота аббату Герсфельдского монастыря за его верную службу. В марте император, полагая, что греки не отважатся выступить против него с оружием в руках, двинулся из Беневента в Апулию, чтобы завладеть этой областью и по крайней мере использовать ее в качестве залога в ходе дальнейших переговоров с Византией. С немногочисленным немецко-итальянским войском он приступил к осаде хорошо укрепленного города Бари, уже около ста лет являвшегося опорным пунктом греков в Южной Италии. Однако Оттон I вскоре убедился, что, не имея флота, он не сможет взять город, хотя и опустошил мечом и огнем все его окрестности. Ему не оставалось ничего иного, как снова стать на путь переговоров с Византией. Тем охотнее он послушался совета Лиутпранда Кремонского, рекомендовавшего в обмен на отказ от Апулии и Калабрии получить в жены Оттону II византийскую царевну.

Не теряя времени, поскольку Никифор не терпел проволочек, в Константинополь был направлен с надлежащими полномочиями и подарками Лиутпранд, владевший греческим языком и потому считавшийся пригодным для исполнения этой миссии. 4 июня 968 года он прибыл к месту назначения, а тем временем Оттон I с сыном и войском покинул Апулию и направился в Рим. Совет Лиутпранда Кремонского был разумным, полезным как для немцев, так и для Византии. Уступая области на юге Италии, Оттон I терял то, что и так не принадлежало ему, зато избегал трудной и опасной борьбы. Никифору примирение с новым западным императором давало возможность бросить все силы против общего врага христианского мира — сарацин.

***

Благодаря посольству Лиутпранда Оттон I получил короткую передышку в решении итальянских проблем, что позволило ему всецело посвятить себя германским делам. И территориально он теперь был ближе к родине — в гористой местности близ Пистои, где легче было переносить летнюю жару. Впрочем, и в те дни он не мог полностью отгородиться от забот своих итальянских подданных, о чем говорят дошедшие до нас дарственные грамоты, коими император пожаловал владения, права и привилегии и гарантировал защиту монастырям Сан-Винченцо и Монте-Кассино, расположенным в Южной Италии, на территории, из-за которой и шел спор с Византией — наглядное подтверждение того, что Оттон I вовсе не отказался от собственных намерений.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});