Русская война 1854. Книга четвертая - Антон Дмитриевич Емельянов

решали совершенно разные задачи, не обращая внимание ни на что другое. А тут — вместе, слаженно. Я чувствовал, что ставки могут еще вырасти. Так и вышло.

— Они выкатывают на палубы дальних кораблей «Ураганы»! — крик сидящего на связи Прокопьева вонзился в уши.

А вот и то самое усиление напора — небольшие самолеты не смогут сами кого-то атаковать, но вполне способны держаться в воздухе около часа. А значит, все это время будут наводить артиллерию, что для нас было бы совсем лишним.

— А вот и наша задача, — я выдохнул и направился в сторону своей «Пигалицы».

— А огонь с открытых судов? Выдержите?

— Есть у нас пара наработок на такой случай, — я даже улыбнулся.

Если с флотскими и армейскими мы провели тактические игры всего четыре раза, то среди пилотов мы гоняли друг друга каждый день. И хотелось верить, что теперь готовы ко всему. Так что еще полетаем! Я размял руки и болезненно поморщился. Пробитое плечо еще болело. После нагрузок на острове даже сильнее, чем раньше, но немного ведь потерпеть можно?

— Григорий Дмитриевич…

Возле «Пигалиц» меня встретили в полном составе первая и вторая эскадрильи. А впереди Уваров и Алехин — двое из ларца…

— Чего вам? — я уже понял, что меня ждет.

— Мы вас в небо не пустим! — Алехин упрямо хмурил брови.

— Отставить, мичман.

— Не отставим, ваше благородие! — Уваров сделал шаг вперед. — Вы нас учили оценивать свои силы! А у вас рука, мы же знаем! И вы тоже знайте! Полетите, и каждый рядом будет думать не о себе, а о том, чтобы вас прикрыть!

Вслед за Лешкой вытянулась вся первая эскадрилья. Действительно ведь прикроют… Даже собой.

— Готовы исполнить приказ! — проорал Алехин, а потом вторая эскадрилья вытянулась вслед за первой. Стоят, ждут, что скажу.

— Готовы они… — я не знал, что делать, ругаться или гордиться. — Слушайте приказ. Работает первая эскадрилья, вторая прикрывает. Стреляем на пределе дальности, ракеты не экономим, и чтобы между вами и кораблями всегда были враги. Как учились!

— Так точно, господин капитан! — пилоты расплылись в улыбках, а потом дружно бросились к машинам.

Почти у каждой уже махал флажками техник, показывая, что котлы набрали давление, и «Пигалицы» готовы к взлету. Ненавижу такие моменты, когда другие работают, а я вынужден только смотреть! Бурча себе под нос, я вернулся на наблюдательную позицию к Рудневу и снова взялся за трубу.

«Пигалицы» тем временем взлетали в небо — ровными ромбами, словно на параде. Английские пилоты тоже пытались выдерживать строй, но то ли им опыта не хватало, то ли движки не были откалиброваны и просто выдавали разную мощность.

— Со стороны солнца заходят, — Руднев тоже следил за боем.

— Что же они тянут? — волновался я. — Вышли же уже на шестьсот метров, пора и ракеты пускать!

— Не вышли, — Иван Григорьевич лучше меня определял расстояние на глаз. — Но уже совсем мало осталось.

И точно! Прошла пара секунд, и ведущая четверка выпустила все свои шестнадцать ракет и ушла вправо. Потом вторая — и влево. Третья и четвертая по итогам их пусков даже успели немного скорректировать свои прицелы, и новые волны ракет расцвели прямо над вражеским флотом. Хорошо накрыли: пусть на предельном расстоянии, но за счет количества ракет и точного замера дистанции у врага не было шанса. Из десяти «Ураганов» в небе осталось два, один тут же панически нырнул вниз — слишком быстро. Не самая удачная конструкция «англичанина» снова поймала штопор, и самолет швырнуло о волны. Вдребезги.

Последний поступил ненамного умнее — развернулся за нашими и попытался пристроиться в хвост уходящим «Пигалицам». Теоретически у него, конечно, были шансы выпустить ракету им вслед. Практически же его сразу сняла идущая с небольшим отставанием вторая эскадрилья.

— Идеально отработали, — Руднев хлопнул меня по здоровому плечу.

Я только кивнул в ответ, продолжая следить за своими. «Ураганов» в небе больше не было, но сами-то корабли и солдаты на них никуда не делись. Кого-то, правда, посекло остатками взорвавшихся в воздухе ракет, но большинство даже не задело, и теперь с десятков палуб под тысячу человек палили по улетающим «Пигалицам». Винтовки, митральезы, кто-то запустил одинокую ракету. Я до последнего боялся увидеть черный дым или услышать хруст несущих балок — но повезло.

Когда самолеты сели, я подошел и крепко обнял каждого из пилотов. За то, что справились, за то, что вернулись. Потому что такая победа была нужна сейчас всем. Нам самим, чтобы напомнить, кто сейчас царит в небе. Солдатам в бастионах, чтобы знали, что их всегда прикроют. И врагам — чтобы опасались, чтобы сдерживались, чтобы совершали ошибки. Увы, сегодня их больше не было.

Союзники отказались от попыток захватить превосходство в воздухе, но обстрел не прекратили. Сотни и тысячи ядер продолжали летать по крепостям на внешнем рейде. Большая часть без наведения шла мимо, но и той малости, что прилетала, хватало, чтобы сносить укрепление за укреплением. Орудие за орудием. И так весь день… Не терпелось дождаться ночи, чтобы хоть что-то восстановить, но враг еще не разыграл свой новый козырь.

В районе пяти часов вперед поползли плавучие батареи. Стальные броневые плиты на корпусах отражали свет медленно опускающегося солнца, а летящие с берега ядра если и попадали по ним, то лишь бесполезно отскакивали в воду.

Глава 22

Уильям Говард Рассел сидел в углу на палубе «Британии», стараясь не мешать суетящимся матросам. Ужасный прошлый год, не менее ужасная зима, но вот, кажется, родная Англия смогла ухватить удачу за плечи и повернуть к себе лицом. Наконец-то новые орудия покажут русским, где их место. Если раньше корреспондент «Таймс» относился к успехам врагов с пониманием, рассчитывая, что они помогут его родине стать лучше, то теперь это был вопрос выживания. Об этом шептались в Лондоне перед кружкой чая, об этом кричали за ромом в трюмах «Ройял Флит», об этом тихо спорили даже в офицерских палатках за бокалом двадцатилетнего вина. И каждый думал, а что он может сделать для страны.

Кто-то еще не понимал, но тому же Говарду умные люди уже объяснили, что этот конфликт был неизбежен. Взять начало 20-х годов — еще до того, как кровавый русский Николай пришел к власти, на долю Англии приходилась треть всей мировой добычи