Сорвать маску - Маргарет Макфи

— Мама, пожалуйста, давай больше не будем говорить о Доминике.

— Больше? Мы вообще не говорили о нем ради мальчика! И я достаточно долго держала свои мысли при себе.

Арабелла вздохнула и опустилась с шитьем в кресло у окна.

— Мама, этим ты ничего не добьешься.

— Он бросил тебя — и не один раз, а дважды, Арабелла, причем худшим образом из всех возможных! Публично заявить о помолвке, чтобы тут же ее разорвать! Из всех жестоких поступков, которые могут унизить и оскорбить женщину, он…

— Мама! — быстро воскликнула Арабелла.

Это было жестоко, унизительно. Но не по отношению к ней. Это было унизительно для Доминика.

— Не забывай, что Доминик подарил нам этот дом и платит содержание, только благодаря нему мы можем жить безбедно, в комфорте.

— И что здесь такого? Мужчина обязан обеспечивать своего собственного ребенка, Арабелла, особенно такой богатый и властный, как Доминик. Арчи его сын. Бог свидетель, он не слишком много сделал для него. Бросить его вот так, даже не задумавшись, — у меня просто сердце разрывается при одной мысли об этом. Мальчик должен быть наследником его титула, а не страдать от насмешек других ребят, которые называют его незаконнорожденным, а мы вынуждены существовать на его жалкие подачки!

Кровь отхлынула от лица Арабеллы, и она побледнела как мел:

— Немедленно прекрати так говорить, мама! Я не желаю этого слушать.

«Если бы только она знала правду, — горестно подумала Арабелла. — Это я виновата во всем, все из-за меня, а не из-за Доминика».

— Я не могу замолчать, Арабелла, мне нужно, наконец, высказаться, а тебе — выслушать! — воскликнула миссис Тэттон. — Его надменность! Его жестокое высокомерие! Как ты можешь питать какие-то чувства к такому негодяю? Это лишено всякой логики! — Миссис Тэттон наклонилась вперед, охваченная гневом. — Мне следовало отправиться в особняк Арлесфордов перед нашим отъездом и высказать ему в лицо все, что я о нем думаю! Я бы поделилась с ним своими нелестными соображениями о том, как он поступил с тобой! Он как затаившийся змей, льстивый, вкрадчивый, хитрый…

В душе Арабеллы что-то оборвалось. Она не могла слушать, как мать оскорбляет Доминика, обвиняя в том, что натворила она одна. Слова сами сорвались с языка:

— Это не Доминик разорвал нашу помолвку, мама, а я. Я, понимаешь! Не Доминик.

За этим признанием последовало молчание. Громкое оглушительное молчание.

Миссис Тэттон уставилась на дочь во все глаза, потрясенная, непонимающая. Наконец она с нервным смешком произнесла:

— Что ты говоришь, Арабелла?

— Правду. Я сказала, что не люблю его и ухожу от него. Несмотря на это, он подарил мне этот дом и назначил содержание.

Улыбка слетела с губ миссис Тэттон. В лице застыло недоумение, словно женщина никак не могла уразуметь, о чем говорит дочь.

— Но почему ты так поступила, Арабелла?! Почему? Я ведь знаю, что ты любишь его.

— Да, люблю.

Впервые за долгое время Арабелла признала это вслух.

— Но почему тогда? — С лица миссис Тэттон сбежали все краски. — Почему отказалась от своего шанса на счастье, испортила жизнь себе и Арчи?

Арабелла замерла в кресле, неподвижно сложив руки на коленях. Ворота шлюза распахнулись, их уже нельзя было закрыть. Она рассказала матери о визите мистера Смита и его угрозах, обо всем, даже о таинственной мисс Нуар и заведении миссис Сильвер.

— Ох, Арабелла, — прошептала ее мать, подойдя к дочери. — Но почему, почему ты не рассказала мне об этом сразу?

— Я боялась, что ты пойдешь к Доминику. Смит пригрозил, что герцог недолго проживет, если ему станет известно о нашей встрече. Жизнь Доминика висит на волоске. Как и будущее Арчи, поскольку если бы я помедлила, рассказ о том, чей он сын и кто его мать, оказался бы во всех газетах Лондона. И тогда назад дороги не будет. Я причинила боль им обоим, но лишь для того, чтобы защитить их от Смита. Доминик ни о чем не должен знать. Ты ведь понимаешь это, мама, не так ли?

Женщина молча кивнула.

— А что до миссис Сильвер… Что ж… — Арабелла нервно сплела пальцы обеих рук, не в силах выдержать взгляд матери. — Я знала, как больно будет тебе узнать об этом, и не хотела, чтобы ты стыдилась меня.

— Я давно знала об этом, Арабелла.

Она удивленно подняла глаза на пожилую женщину:

— Но откуда…

— Доминик рассказал мне, где нашел тебя. В тот самый день, когда пришел на Керзон-стрит, пока вы с Арчи были в парке. — По щекам миссис Тэттон покатились слезы. — Ты должна была обо всем мне рассказать, Арабелла. Я бы не стала стыдиться тебя, ведь ты это сделала лишь для того, чтобы уберечь тех, кого любишь. Арчи не мог бы желать лучшей матери. И я горжусь тем, что ты моя дочь.

Арабелла поднялась и обняла мать за плечи, прижавшись щекой к седым волосам.

— Спасибо, мама. Да благословит тебя Бог. Пусть он благословит тебя за все, что ты перенесла из-за меня.

Мать выглядела совсем опустошенной и взволнованной, чувство вины мучило Арабеллу сильнее, чем когда бы то ни было.

Здоровье миссис Тэттон было слишком хрупким. Арабелла знала, что ее следовало беречь, не открывая горькую правду. Ей казалось, что, несмотря на все свои старания, она постоянно причиняет боль людям, которых любит больше всего на свете.

Слова Доминика снова прозвучали у нее в голове: «Я люблю тебя, Арабелла».

Она содрогнулась. Гнет боли и чувства вины становился все тяжелее и тяжелее день ото дня. Арабелла невольно задумалась о том, что будет, когда сюда приедет Доминик, не зная, как вынесет их встречу. Ей начало казаться, что беспокойство и боль душат ее.

— Мама, боюсь, теперь я не смогу заснуть — на душе слишком тревожно. Как ты смотришь на то, чтобы немного прогуляться по лесу возле деревни, подышать свежим воздухом и немного успокоиться?

— Я слишком устала и предпочла бы посидеть у камина. Но ты ступай, Арабелла. — Мать нежно взяла ее за руку. — Только не уходи слишком далеко и возвращайся до темноты.

— Хорошо, мама.

Арабелла нежно поцеловала пожилую женщину в лоб.

Снаружи доносилось пение дроздов и тихий шелест листвы в слабом вечернем ветерке.

Накинув на плечи шаль, Арабелла вышла из дому, окунувшись в свежий лесной воздух. Она пошла по дорожке, пытаясь привести мысли в порядок и укрепить пошатнувшуюся решимость.

— Что значит — ты хочешь погулять один? — проворчал Хантер. — Мы весь день скакали без остановки. К тому же сегодня нам следовало бы заняться более важными делами, например напиться, повеселиться и вспомнить обо всех радостях холостяцкой жизни, какие только можно себе представить, и притом самым греховным образом!