Диссертация - Марина Столбунская

они не будут восприняты тобой, если душа закрыта. Одно метание бисера перед свиньями получится.

– Мне показалось или вы, отец Николай, обозвали меня свиньёй? – Раевский снисходительно улыбнулся коллеге, они были в добрых отношениях, часто вместе распивали чаи в ординаторской, вопрос был задан больше в шутку.

– Ну, ты же умница, Марк, понимаешь, что не со зла, образно, цитата такая. Мол, бесполезная трата времени.

– Как же мне познать Бога сердцем?

– Надо этого очень сильно и искренне захотеть. Он откроется, войдёт в твою душу. Ты закрыт. Камень, на который бросать зерно бесполезно, не прорастёт.

– А вот это было обидно, – Раевский почувствовал боль.

– Уже хорошо. Мария Египетская пожелала войти в храм, а Бог ей не дозволил, так она стала святой.

– Хотите сказать, что я недостоин даже говорить с вами о Боге? – раздражённо спросил Марк.

– Такого и не думал сказывать, – спокойно ответил отец Николай. – Иисус пил и ел с самыми последними грешниками, мытарями, блудницами. Первым в рай вошёл разбойник. Нет недостойных, мы все созданы по образу и подобию Божию, выходит, равны.

– Как же мы можем быть равны, если от рождения разные? – не соглашался Марк.

– А я не говорил, что мы одинаковые, сказал, что равны. Каждый человек уникален, и у каждого свой крест. Мой крест не подходит тебе, а твой не вынести мне. Всем даётся по силам.

– А если, положим, врождённый порок? Я работал с маньяками, у них наследственная зависимость. Что на это скажете, отец Николай? Каков у ребёнка выбор?

– Это да, задачка, – качал головой священник. – Родовой грех до четвёртого колена передаётся, но и с ним можно бороться. Такому ребёнку не позавидуешь, но спасение для него возможно, если он душой отвергнет этот порок и будет пытаться с ним бороться. Даже не победит, бывает очень сложно, но хотеть и призывать на помощь Бога он должен во имя спасения. И всё исправится, не у него, так в следующем колене. Было бы желание.

«Прерывать такой род нужно», – подумал Марк, но вслух говорить не стал, только задумался над тем, сколько же может быть у него братьев и сестёр на этом белом свете. Все ли они больны, как он? Интересно было бы узнать их судьбу.

В хосписе постоянно висела в воздухе тема посмертной жизни. Всем умирающим хотелось, чтобы у их сериала был и второй сезон. Одна женщина утверждала, что у неё не то что второй, двести сорок шестой на носу.

Однажды возник жаркий спор с отцом Николаем, на повышенных тонах и чуть ли не с рукоприкладством. Не поделили больного.

Александру ещё и пятидесяти лет не исполнилось, а он уже мучительно умирал от цирроза печени. Из-за проблем с сердцем ему пришлось перенести ампутацию ступни, поражённой гангреной, при местной анестезии. Целый день мужчина сидел, уставившись в одну точку, погружённый в тяжкие мысли о бессмысленно прожитой жизни.

– Почему же вы, Александр, считаете, что потратили жизнь зря? – беседовал с больным Раевский.

– А чего я добился?

– А у вас были какие-то особые, грандиозные планы?

– Нет, вот о чём и речь. Жил как трава. Много ел, видите, какой я толстый, пил без удержу, жена рада от меня избавиться, – речь его была обречённо-монотонной, а взгляд остекленелым. – Животное я, и ничего больше. А вы, доктор, верите в загробную жизнь? – искорка надежды мелькнула в его глазах.

– Это не совсем мой вопрос. Тут отец Николай…

– Да-да, я говорил с ним. Он тоже считает, что я конченый человек, но надо уверовать в Бога, покаяться. Рай обещал после смерти.

– Послушайте, Александр, – чуть раздражённо начал Марк, – если считаться с критериями отца Николая, то на земле не найдёте ни одного хорошего человека. Он берёт за пример самого Иисуса. Кому за ним поспеть? Не так уж вы и плохи. Если разобрать, то не хуже всякого. Вспомните, Александр, в какой среде вы воспитывались, ваше окружение питало ваши страсти. Не было рядом Иисуса, а были ваши родители, друзья. Не нужно так себя бичевать. Наверняка в вашей жизни было много хорошего.

– Есть, дочь. Жена обо мне заботится, не бросила. Я, конечно, не всегда пил. Была и у нас счастливая семья. Я работал дальнобойщиком и зарабатывал неплохо. К бутылке пристрастился позже, после травмы. Ездить больше не мог, пошёл слесарем, а там товарищи компанейские попались. Плохо мне было, работа не по душе, а выпьешь – и всё побоку. Не знаю я, доктор, как надо было правильно жить, не знаю. И хочется покаяться, как отец Николай велит, а на душе пустота, чую, не впрок.

Раевский пытался лечить глубокую депрессию, в которой пребывал Александр, а отец Николай, как считал доктор, подливал масла в огонь, открывая пациенту глаза на его неправедную жизнь.

– Не лезли бы вы, отче, туда, где вас неправильно воспринимают, – жарко и гневно выпалил Марк, в очередной раз его труды были сведены к нулю. – Нет ему пользы от вашего покаяния. Вы внушаете Александру, что душа его от этого очистится и он познает радость, но этого не происходит, от ваших исповедей пациент впадает в ещё большее уныние. Прекратите уже это издевательство.

– А ты не стой на пути преображения души. Он добрый, отзывчивый человек, у него получится, – гремел в ответ священник.

– Сами же говорили про камень. А если и он таков? Вред ему от ваших проповедей.

– Да что ты понимаешь в духовных вопросах?

– Ничего, к вашему торжеству, – парировал гневно Марк. – А вот в депрессиях разбираюсь. Тяжко ему и так, а вы всё сыплете соль на раны. Разве ж так можно? Это по-христиански?

– Умрёт он со дня на день, а ты о мирском всё беспокоишься. Я душу его до рая довести хочу, чтоб он не из огня да в полымя, а пожил хоть там. А это только через покаяние.

– Ну, кается он, кается, сам себя клянёт на чём свет стоит, но в Бога так и не уверовал. Откроются пред ним врата рая?

– Откуда ж мне знать, дорогой мой. Я ж сам не святой и не пророк.

– Нельзя так с человеком, чтобы внушать ему бестолковость его жизни! Извольте учесть мой протест психотерапевта.

– Ты мыслишь, что, мол, посыплю сахарком дерьмо, так оно за варенье сойдёт? Нет, брат, дудки!

– Он просто человек, такой же, как все. Нас миллиарды, и мы все такие, – теперь уже спокойным тоном произнёс Марк. – Я не сужу его, и не хочу, чтобы к его физическим мукам добавлялись душевные.

– Это ты правильно делаешь, что не судишь. И