Диссертация - Марина Столбунская

игру. Это звучало как безумие.

Следовало вызвать на допрос Раевского, но Полянский никак не мог на это решиться. И вот теперь всё само собой уладилось, не зря, видимо, он тянул время. Мёртвому Станиславу Котову теперь уже было всё равно, а какая картина маслом получалась. Не ему ли знать, что такое ревность и к чему может привести измена.

Глава 12. Дыхание загнанного зверя

Этим утром Егора разбудили радостные трели птиц за окном и озорной луч солнца, нашедший щель между занавесками. Медленно отходя от глубокого сна, он пытался запомнить приятное сновидение, но оно ускользало. Слабым усилием мозга Егор попытался ухватить его за хвост, но упустил, сдавшись дрёме. А через минуту открыл уже ясные глаза. Что же ему снилось? Нет, утеряно безвозвратно.

Едва встав с кровати, Дорохов почувствовал особое торжество сегодняшнего дня. Он так долго шёл к этому моменту, волнение дрожью пробежало по телу. Всего один шаг – и Егор доведёт дело до конца. Это так важно и для него, и для родных тех несчастных, пропавших без вести мужчин, ставших жертвами жестокого серийного убийцы. А ведь с виду милый человек, и не скажешь, что безжалостный маньяк. Егор посмотрел в зеркало и увидел полное решимости лицо, готовое уж на этот раз точно остановить убийцу.

Дорохов понял свою главную ошибку – Раевский похищал мужчин не 19 мая, а несколькими днями раньше, и кто станет новой жертвой, майору было уже известно, он следил за маньяком. Сегодня захлопнется ловушка, но охотник сам угодит в неё.

Взяв на работе отгулы, Егор не планировал отдыхать, а с раннего утра приготовился пасти маньяка. Дело было в четверг, 16 мая 2013 года.

Яичница и бутерброд на завтрак. Чашка кофе. Пробежал беглым взглядом новости и просмотрел почту, ответил на важные письма. Вспомнил лицо любимой женщины, улыбнулся. Насладился прохладными струями воды в душе и надел свежую рубашку. Пригладил непослушные волосы рукой и почесал бритый подбородок. Закрыл за собой в последний раз дверь своей квартиры. Чувствует ли человек, что не вернётся больше ко всем этим мелким прелестям обыденной жизни? Нет, не чувствует. Он уверенно сбежал вниз по лестнице, сняв с сигналки, сел в свою машину, привычно бросил взгляд в зеркало заднего вида и… отключился от удара электрошокером.

Мелькали лица в бредовом переплетении сюжета. Мама прятала заплаканные глаза и натянуто улыбалась, гладя его по голове. Ира, такая красивая, нежная и молодая, прижималась к его груди и плакала от радости, что скоро станет мамой, из глаз Марты лились слёзы счастья. Во сне он недоумевал, почему люди плачут не только от горя, но и от радости? Что такое слёзы? Вершина откровения? Признак глубины чувств? Чёткие на вкус, как соль и сахар.

Егор проснулся от тяжёлого сна, рыдая навзрыд, впервые в жизни. Его сознание ещё не вернулось, но горечь поражения уже была познана им в полной мере. Он ощутил этот горький привкус во рту. Жажда. Веки тяжёлые, не раскрыть глаз. Мутные разводы в просвете между ресницами. Снова забытьё. Губы шептали бред, он одурманен. Провал. Сон. Женщины покинули его, только руки, он видел протянутые мужские руки, слышал голоса, они звали его по имени. Мотал головой. Нет сил, и всё кончено. Смирение ещё не пришло, Егор дёрнулся телом, но оно сковано. Почему? Что не дает ему двигаться? Пальцы нервно то сжимались, то разжимались. Стон. Чей? Его. Нет, не стон, рёв зверя, попавшего в капкан.

Дорохов резко открыл глаза, рвал в исступлении мускулы, но тщетно, он прикован, сидел на железном стуле посередине комнаты, и тугие ремни стягивали его тело. Четыре бетонные глухие стены, мигающие лампы дневного света. Рёв загнанного и обречённого зверя разорвал пустое пространство бетонной камеры.

Сознание вернулось полностью, Егор кинул взгляд на часы на руке. Если это всё тот же день, четверг, то время перевалило за полдень. Он облизал пересохшие губы, во рту стоял противный привкус горького лекарства. Видимо, что-то ему вкололи. Нестерпимо, до рези в животе, хотелось в туалет.

– Эй! Есть кто-нибудь?! – крикнул он. Голос звучал пугающе громко в пустом пространстве. – Раевский, я знаю, что это ты. Покажись! – Дорохов водил глазами по стенам, на них не за что было зацепиться глазу. – Эй! – Тишина.

Егор переключился на ремни, прикидывая, можно ли от них освободиться. И минуты хватило, чтобы понять, что дело гиблое. Стул приварен к полу, с места не сдвинешь. Грудь туго пристёгнута к решётчатой спинке, руки привязаны в двух местах, ноги тоже, и те и другие затекли и ныли. Егор пошевелил пальцами, сжал кулаки и застонал от беспомощности.

Секундная стрелка наматывала круг за кругом на циферблате, Егор наблюдал за ней, смотреть больше было не на что. Грудь разрывала ярость. Унизительная физиология приносила невыносимую боль. К пяти часам пополудни Дорохов почувствовал, что его мочевой пузырь лопнет, если он не даст ему команду освободиться. Он решительно мотал головой, готовый умереть от перитонита. Конечности затекли ещё больше, и начинало ломить в нижней части спины от сидения в одной позе на железном стуле. Стараясь себя подбодрить, Егор размышлял о том, что тяжелее: физические или душевные муки? Мочевой пузырь побеждал.

Прошёл ещё один час. Очень хотелось пить, сердце бешено стучало, Дорохов сжимал до боли ладонями подлокотники, терпя боль в животе, лицо покрыла испарина, и участилось дыхание.

Всё. Больше сдерживать себя он не мог. Зарычав, как дикий зверь, он выдохнул и обмочился. Никогда в жизни Егор не чувствовал себя таким униженным. Семь часов вечера. А может, и не вечера, а утра. Кто ответит?

– Эй! – дико заорал Дорохов. – Ты, бездушная скотина! Покажись, тварь! Что?! Ждёшь, пока я просто сдохну здесь? Боишься в глаза мне посмотреть? Трус! – Снова тишина.

Мигание лампочки начинало сводить с ума. Думать? О чём? Будет ли кто-то ему объяснять, зачем он здесь сидит и что с ним станет дальше или так никто и не появится? Слабая надежда, крохотная, как слеза или капля пота, теплилась в сознании и гнала мысли о неминуемой смерти.

Около десяти часов в боковой стене открылась дверь, она была без ручки и сливалась с поверхностью, будучи до этого незаметной. В комнату вошёл Раевский, одетый в строгий костюм в тонкую полоску, в руках у него был пакет, он положил его у двери. Улыбаясь, Марк прошёлся вокруг стула, прежде чем встретиться со злобным взглядом пленника и заговорить.

– Раньше не мог прийти. Пациенты, видишь ли, задержали.

Они молча