Удачная охота - Павел Кузнецов

— Во-во… А не с комендантом ли он сегодня пьянствовал? — откликнулся Горелый на пьяный бред гвардейца и реплику старшего.

— Но кому тогда нам ещё писать? — растерянно вопросил один из заключённых. На него шикнули, и тот больше не задавал глупых вопросов.

— Может, устроим ему тёмную? — предложил самый агрессивный из окружения старшего.

— А смысл? — Штырь подошёл к офицеру и пнул ногой его бессознательное тело. Тело даже не шевельнулось. — Всё, чего мы так добьёмся, это пара сломанным у нас же шей — либо в процессе самой тёмной, либо когда он придёт в себя. Ты сам видел, как он рычал на старшего смены. Думаешь, он вообще станет с нами разговаривать после тёмной? Под шконками пожить захотелось?

— А если его… того, — предложил уже Горелый, проведя ладонью по горлу.

— Ну да. А потом нам за гвардейца точно срок дадут. Тут и доказывать нечего: в камере кроме нас, больше никого нет. Через стену убийца, что ли просочился? И эти, вон, сразу начнут стучать, — старший сделал широкий жест рукой, охватывая всю камеру, — когда им станут шить соучастие. Может, лучше сразу тогда сознаешься во всём, что тебе пришить хотят? За все твои грехи по сравнению с убийством гвардейца-сокамерника дадут просто пшик, считай, просто по головке погладят. А за него могут и головы лишить.

Горелый зачесал репу, признавая справедливость доводов старшего. У него с этим офицером как-то совсем вылетело из головы, что они со Штырём сидят в предвариловке. Башня же не тюрьма, а так — курорт для пока ещё подозреваемых, пусть и в серьёзных «делах».

— В общем так, ребята. Есть у меня тут одна мыслишка…, - и Штырь начал излагать план дальнейших действий.

Суд императора

Император отбросил в сторону очередное донесение, смысл которого пытался уловить последние десять минут, и расхохотался. Смех у него был весёлый, заразительный, и вообще был он весь молодой, деятельный, светлый. Даже светлые русые волосы подчёркивали этот образ, что уж говорить о больших зелёных глазах. Черты молодого ещё лица тоже были подвижными, способными к передаче глубокой гаммы чувств.

Сидел император за столом своего кабинета, по скромному убранству которого сложно было сказать, что тут работает глава величайшей империи континента. Может, оттого она и была величайшей, что её глава не любил роскоши, живя в невероятно спартанской обстановке? Конечно, спартанской по сравнению с образом жизни прочих государственных мужей. К такой же обстановке, пусть и при ещё меньшем уровне комфорта, приучались и боевые офицеры империи, включая магов. Все они перед переводом в центральную империю должны были пройти службу в дальних гарнизонах, подальше от своих семей и поближе к реальному врагу. Во время последней военной компании именно набранные из гвардейцев-пограничников подразделения остановили отступление (читай — бегство) войск и помогли переломить исход войны. И это притом, что враг имел значительное преимущество в магах, которых бережно пестовал всё предыдущее десятилетие, и именно масштабной магической поддержкой вогнал войска в панику.

«А я ещё думал, почему до меня доходят упорные слухи об отдельных камерах для гвардейцев на границе», — вернулся на серьёзную тему Император. — «Никогда бы не подумал, что даже уголовники боятся моих птенцов».

Затем он снова взял отброшенный листок и стал по новой его перечитывать.

«Заключённые камеры N 7 Башни забаррикадировали двери изнутри, отказывались есть и пить, потребовав встречи с комендантом. Два дня охрана пыталась пробиться к ним силой, но заключённые оказали ожесточённое сопротивление. Никто в ходе потасовки не пострадал.

На третий день комендантом было принято решение провести переговоры. Требования заключённых состояли в том, чтобы к ним больше не сажали гвардейского офицера. Они называли его „цепным псом Императора“, „зверем в человеческом обличье, натасканным на убийства“ и просили оградить их, „чья вина ещё не доказана“, от произвола сыскарей и надзирателей.

Всё это время гвардейский офицер по указанию коменданта просидел в специально оборудованном помещении, расположенном рядом с его кабинетом. На обвинения о жестоком обращении с сокамерниками только рассмеялся в лицо сыскарю со словами: „Они ещё у меня не видели жестокого обращения!“

В момент бунта заключённых сам офицер по счастливому стечению обстоятельств находился за пределами камеры. Инцидент возник, когда его отводили в камеру после следственных мероприятий».

Изучая донесение, Император не столько изучал его буквальное содержание, сколько игрался, читая между строк. Очевидно было, что раз никто не пострадал, то и никакого штурма камеры не было. Так, подолбились немного по сваленным у двери в кучу кроватям. Император так и представил себе это зрелище: пара надзирателей в недоумении долбится в дверь, но она никак не желает открываться; тогда они начинают долбить сильнее, но и это не помогает. Даже принесённый импровизированный таран оказывается бессилен против кучи кроватей, подпёртых живым щитом из заключённых.

Затем в мозгу императора к сцене с недоумённо слоняющимися у двери надзирателями добавился мертвецки пьяный офицер, прислонённый тут же, к стеночке. Для главы государства не было секретом, что последние дни лейтенант проводил в пьянках у тюремных начальников, о чём ему сообщали из других источников. Смешно было сопоставлять эту информацию с официальными, приглаженными сточками донесения. После таких «следственных мероприятий» офицер просто не мог перемещаться своим ходом, его доставляли в камеру надзиратели, которые, собственно, и сообщали императору о произволе своих начальников. В их изложении поведение тюремного начальства выглядело следующим образом: «пользуясь служебным положением, заставляют имперских офицеров таскать мертвецки пьяного лейтенанта от своего кабинета до камеры» (строчка из другого донесения, уже по линии контрразведки).

А чего стоило это «специально оборудованное помещение» для гвардейца рядом с кабинетом коменданта! Это был кабинет его заместителя, который, по тем же донесениям контрразведки, любезно уступил его боевому офицеру.

«Нет, боевое братство, конечно, хорошо, но надо же и меру знать! Хотя, а чего я, собственно, хотел от тюремных офицеров, помещая туда ни в чём не повинного, по их мнению, собрата? Они же сами в своё время немало времени проводили в казематах после дуэлей. Ожидать, что они серьёзно отнесутся к заключению такого же бедолаги, пострадавшего только из-за обычаев чести, было глупо. Да и зачем вообще я согласился на этот фарс? Что мне тогда говорили контрразведчики? Что есть прямая угроза от альт императорской семье, поэтому нужно немножко „пощекотать“ нервы вражеской (то бишь альт) разведке в лице крупной её функционерки альты Виктории. Лучший способ это сделать — задержать её избранника. Но контрразведка почему-то не уточнила деталей, а именно того обстоятельства, что угроза эта и появилась как раз из-за попытки задержания избранника Виктории.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});