Иллюзии свободы. Российские СМИ в эпоху перемен (1985-2009) - Михаил Ненашев

Приведу по этому поводу всего лишь один пример. Обычно деятельность секретарей ЦК КПСС, членов политбюро с помощью их ближайшего окружения намеренно окутывалась непроницаемой завесой таинства и секретности с обязательным выпячиванием на первый план особой значительности и влиятельности личности высокопоставленного партийного начальника. И только непредвиденные события вдруг открывали перед всеми очевидное, и становилось ясным, что за этой завесой порой просто ничего нет, что «король-то голый». Многим памятна та грандиозная конфузия, которая случилась с А.П. Кириленко, в свое время претендовавшим на роль второго лица в партии и даже пытавшимся в чем-то нарушить всесилие в ЦК КПСС М.А. Суслова. Случилась эта конфузия на XXVI съезде КПСС в последний день его работы, когда, чтобы отличить лидеров партии и одновременно повысить значимость вносимых предложений по составу членов и кандидатов в члены ЦК КПСС, было решено, что для голосования список членов ЦК КПСС зачитает М.А. Суслов, а кандидатов в члены ЦК КПСС – А.П. Кириленко. Чтение списка М.А. Сусловым прошло без особых трудностей. А вот когда к чтению списка кандидатов в члены ЦК с трибуны съезда приступил А.П. Кириленко, делегатам стало очевидно, что перед ними человек или просто не умеющий читать, или находящийся в последней стадии умственной и физической немощности. Все присутствующие на съезде не могли скрыть чувства стыда, когда он не смог правильно произнести, прочитать ни одной фамилии из списка, содержащего немногим более ста человек. Предположения о давнем и глубоком склерозе А.П. Кириленко оказались соответствующими действительности. И этот человек в таком состоянии, будучи на вершине партийной власти, располагал высочайшим правом «казнить и миловать». И только после этого он не сразу и с большим трудом был отправлен на пенсию.

Работа неделями и месяцами на дачах для подготовки докладов на международные совещания, пленумы ЦК, торжественные собрания была, как всякая обезличенная работа, малопроизводительна, неэффективна и в творческом отношении непродуктивна. К тому же нередко параллельно над одним и тем же материалом для доклада работали две-три группы, а завершала работу уже четвертая, в результате все, что готовилось группами на первом этапе, часто оказывалось вообще неприемлемым, особенно если авторами предлагались новые идеи или непривычные подходы.

Такой непроизводительный подход к организации работы неизбежно приводил к тому, что большинство работников аппарата ЦК КПСС были заняты преимущественно подготовкой различных бумаг. Все сотрудники отделов непрерывно что-то писали. Возможность и право анализировать процессы, происходящие непосредственно в жизни в республиках, областях и районах, имели лишь отдельные работники, их было немного, чаще всего лишь из числа отделов организационно-партийной работы, отраслевых отделов. И даже в этом случае это были весьма немногие из тех, кто не был занят подготовкой справок, проектов решений, докладов, выступлений в печати. Отрыв от реальной жизни, бесконечная и огромная по объемам бумажная работа неизбежно вели к тому, что отдельные из наиболее способных работников, усвоив азы аппаратной деятельности и уяснив ее существо, уходили на самостоятельную работу. Другая же часть из тех, кто по тем или другим причинам задерживался, постепенно привыкала к этому хорошо отлаженному механизму аппаратной работы, где можно было приспособиться: не отвечать за конечные результаты, не проявлять особой ретивости, не брать на себя слишком много, а ровно столько, чтобы исполнять только то, что поручено. Не высовываться – так, может быть, грубовато, но справедливо говорили в то время в аппарате ЦК КПСС, советуя жить с минимальными потерями, затратами нервной энергии, не слишком насилуя свой интеллект.

После обкома, где в роли секретаря я имел в пределах своих функций пусть и ограниченную, но самостоятельность, право на инициативу, если даже она и не всегда поддерживалась, в аппарате ЦК КПСС сразу оказался в жестких рамках, строго обязательных для выполнения норм и правил поведения. Первое впечатление от работы в аппарате было такое, словно тебя одели в новый костюм, заставили одеть новую обувь, но дали все на размер меньше, и ты постоянно ощущаешь, как тебе тесно, неуютно ходить, сидеть, думать.

Трудности становления были усложнены еще и тем, что в роли заместителя заведующего в отделе пропаганды я должен был осваивать новую для меня сферу деятельности – международную информацию. В мои обязанности входило координирование деятельности таких центральных идеологических учреждений, как ТАСС, агентство печати «Новости», ВААП. Обязан я был также разрабатывать предложения по развитию идеологического сотрудничества с компартиями социалистических стран и многое другое. Содержание этой деятельности находилось на стыке взаимодействия отдела пропаганды с международными отделами, и потому многое зависело от контактов и связей с коллегами, работающими в смежных направлениях. В Челябинске сфера моей деятельности не имела каких-либо международных аспектов, поэтому было трудно, особенно на первом этапе, стать полезным партнером для таких опытных, квалифицированных работников международных отделов, как В.В. Загладин, А.С. Черняев, Г.Х. Шахназаров... Против ожидания и вопреки моим опасениям уже через 3 – 4 месяца удалось наладить рабочий контакт с опытными коллегами и затем полезно взаимодействовать с ними в течение всех лет работы в ЦК, сохраняя добрые товарищеские отношения. К характеристике моих коллег из международных отделов добавлю только, что их опыт, которому я, не скрою, как новичок-провинциал, поначалу завидовал, в немалой степени выражался в том, что они очень хорошо знали то, что от них нужно высокому начальству, и давали наверх только то, что от них хотели получить, и ни на грамм больше.

Такой подход был естественным, проистекал он из той особенности аппаратного механизма, где ты не просто самостоятельно исполнял те или иные функции по должности, а значительно больше работал по поручениям вышестоящих лиц, где твоя индивидуальность и твой личный вклад мало кого интересовали. Поэтому вместе с опытом работник аппарата очень скоро больше всего старался уяснить лишь то, чего хочет его непосредственный начальник или тот, ради которого создана группа и готовится материал. В этом искусстве послушания и соответствия запросам сюзерена опытные работники аппарата достигали невиданного совершенства. Меня всегда поражало умение работников международного отдела, когда я читал подготовленный доклад, а затем слушал выступление Б.Н. Пономарева на международных совещаниях. Консультанты международного отдела ЦК КПСС под руководством А.С. Черняева готовили своему шефу такой доклад, в котором были соблюдены не только все особенности, но даже интонации речи Б.Н. Пономарева с учетом его манеры изложения и тона выступления. Чтобы подготовить такой доклад, в котором затем секретарь ЦК не расставлял даже запятые, партийным чиновникам нужно было обладать высочайшим мастерством аппаратного искусства.

Вернусь, однако, к тому, чтобы продолжить рассказ об условиях работы отдела пропаганды ЦК того времени. Они были необычными. Дело в том, что после известного конфуза, который случился с тезисами ЦК КПСС, подготовленными к 100-летию со дня рождения В.И. Ленина, когда Владимиру Ильичу по вине работников отдела пропаганды приписали цитату, вовсе ему не принадлежавшую, да еще из арсеналов ревизионизма, разразился большой скандал, имевший немалый международный резонанс. Этот конфуз, кстати, пример бездумного, обезличенного исполнительского стиля, свойственного ЦК КПСС. В результате заведующий отделом пропаганды незаменимый В.И. Степаков – тот самый, что после освобождения Н.С. Хрущева за очень короткое время последовательно занимал должности секретаря Московского горкома КПСС, главного редактора газеты «Известия», заведующего отделом ЦК КПСС, – был освобожден от работы и направлен послом в Югославию. Не стану судить его слишком строго, ибо он выполнял лишь то, что ему было предназначено. А предназначено ему было тогда успокоить идеологические страсти, возникшие на волне раннего Хрущева, и все снова ввести в старые оглобли догматического политспроса. И осведомлен был он в том, что утверждал В.И. Ленин, а что его оппоненты – лишь в меру эрудиции чиновников отдела пропаганды, а она, эта эрудиция, как оказалось, была не слишком высокой.

После этого через непродолжительное время в связи с известным выступлением в «Литературной газете» за излишнюю ретивость был освобожден от должности первого заместителя заведующего отделом А.Н. Яковлев. А затем вскоре и секретарь ЦК КПСС П.Н. Демичев, со всеми умеющий ладить, был переведен в министерство культуры.

Таково было в то время своеобразное, не слишком внимательное, но всегда весьма бдительное отношение партии к идеологической и духовной сфере, благодаря которому к моему приезду в столицу отдел пропаганды ЦК КПСС не имел ни заведующего, ни секретаря ЦК. Г.Л. Смирнов, доброжелательный, но суетливый и чрезвычайно осторожный человек, назначенный первым заместителем заведующего, стал главным распорядителем в отделе. Другие заместители – В.А. Медведев, Ю.А. Скляров, М.В. Грамов и я, вновь назначенный, в меру своих сил старались его поддерживать. В условиях жесткого подчинения и крутой должностной лестницы было непросто отстаивать интересы отдела, представляя его на различных совещаниях, заседаниях секретариата и Политбюро ЦК КПСС. Правда, не следовало переоценивать тех, кто в то время работал в отделе пропаганды в роли заведующего и заместителей. Кроме исполнения поручений секретарей ЦК КПСС они не могли рассчитывать и претендовать на большее. В работе аппарата ЦК КПСС трудно было что-либо понять, не оценив места и роли в его деятельности основного исполнительного органа – секретариата ЦК КПСС. Все то, над чем работали в отделах, та огромная бумажная круговерть в виде многочисленных проектов решений, записок и справок отделов, выполняли преимущественно запросы секретариата и обслуживали его потребности. Заседания секретариата проходили строго еженедельно в одно и то же время, в 3 часа дня.