Столкновение Миров - Великовский Иммануил

Египетские жрецы, разговор которых с Солоном описал Платон, полагали, что память о катастрофах пожара и наводнения утрачена, потому что во время их погибли все грамотные люди, вместе с достижениями их культуры, и эти бедствия «ускользают от вашего внимания, потому что многие поколения переживших умерли, не имея возможности выразить себя на письме».[885] Подобный же аргумент мы обнаруживаем у Филона Александрийского, который писал в первом веке нашей эры: «Из-за повторяющихся разрушений, причиняемых водой и огнем, позднейшие поколения не получили от предыдущих память о порядке и последовательности событий».[886]

Хотя Филон знал о повторяющихся мировых наводнениях и пожарах, ему было неизвестно, что катастрофический пожар был описан в Книге Исхода. Он и не думал, что что-либо подобное происходило в дни Иисуса Навина или даже Исайи. Он считал, что Книга Бытия содержит историю о том, «как огонь и вода принесли огромные разрушения всему, что есть на земле», и что разрушительный пожар, о котором он знал из учений греческих философов, был тем самым, что разрушил Содом и Гоморру.

Память о катастрофе была стерта не из-за недостатка письменных источников, но в результате определенного характерного процесса, который позже заставил целые нации вместе с образованными людьми видеть в этих преданиях аллегории и метафоры, в то время как в них точно описаны подлинные космические перевороты.

Существует некое психологическое явления как в жизни отдельных индивидуумов, так и в жизни целых народов, когда самые ужасные события прошлого могут быть забыты или перемещены в сферу подсознания. Словно, стертыми оказываются впечатления, которые должны были бы стать незабываемыми. Раскрыть эти следы и выявить их забытую основу в физической жизни народов — задача, не столь уж отличающаяся от преодоления амнезии у одного индивида.

Фольклор

День дню передает речь, и ночь ночи открывает знание.

Нет языка, и нет наречия, где не слышался бы голос их.

Псалтирь 18:3-4

Ученые, которые посвятили себя собиранию и изучению фольклора разных народов, постоянно признаются, что народные сказки нуждаются в интерпретации, так как, по их мнению, эти сказки вовсе не невинные и наивные продукты воображения, но скрывают некий внутренний и более значительный смысл.

Легенды классических народов, первым из которых являются греки, также принадлежат фольклору. Уже в дохристианские времена эти легенды подвергались интерпретации многими толкователями, сознающими символический характер мифологии.

Вместе с Макробием, жившим в четвертом веке, возникает тенденция видеть в многочисленных богах египетской и греческой древности персонификацию солнца. Макробий сравнивал Осириса с солнцем, а Исиду с луной, пренебрегая мнением более ранних авторов. Он также толковал Юпитер как солнце.

Так как роль, которую планеты сыграли в истории мироздания, со временем все больше предавалась забвению, интерпретация природы мифов, относящихся к солнцу или луне, становилась все более и более распространенной. В девятнадцатом веке было модно объяснять древние мифы как отражение движения солнца и луны в течение дня, ночи, месяца и года. Не только Ра, Амон, Мардук, Фаэтон и даже Зевс,[887] но и цари-герои, подобно Эдипу, становятся солярными символами.[888]

Эта исключительная роль солнца и луны в мифологии есть отражение их значения в природе. Однако в прежние времена планеты играли значительно большую роль в воображении людей, о чем свидетельствуют их религиозные представления. В самом деле, солнце и луна (Шамах и Син, Гелиос, Аполлон и Силен) были многочисленны среди планетарных богов, но обычно они не были самыми важными. Их место среди семи планет иногда удивляет современного исследователя, потому что эти два светила гораздо заметнее прочих планет; еще больше должно нас поразить явное господство Сатурна, Юпитера, Венеры и Марса, пока мы не знаем, что происходило в небесной сфере несколько тысяч лет назад.

Современные фольклористы занимаются главным образом фольклором примитивных народов — материалом, не испорченным поколениями переписчиков и толкователей. Взятый у своих истоков, он, видимо, должен бросить свет не только на менталитет этих примитивных народов, но также на многие проблемы социологии и психологии в целом.

Социологический метод исследует мифологию с целью выявления социальных обычаев. Фольклористы типа Джеймса Фрезера устремляли свое внимание на эту сторону. Фрейд, психолог, сосредоточил свое внимание на мотиве отцеубийства (патрицида), представляя его так, как будто он был установленным обычаем в древние времена. Он считает его обычной практикой в прошлом и подсознательной потребностью в настоящем.

Однако установленные обычаи и практика семейной жизни не создавали мифов. Один из писавших на эту тему верно указал на следующий факт: «То, что совершенно нормально в природе и обществе, редко возбуждает мифотворческое воображение, которое скорее зажигается от необычного, какой-то потрясающей катастрофы, некоего ужасного насилия над социальным порядком».[889]

Еще в меньшей мере, чем будничная жизнь, племени, дают пищу легендам ежедневные природные проявления. Солнце поднимается каждое утро, оно движется с востока на запад; луна вступает в новую фазу четыре раза в месяц; есть четыре времени года — такие регулярные перемены не тревожат воображения людей, потому что не содержат в себе ничего необычного. Будничные вещи не вызывают изумления и в очень незначительной степени влияют на творческие способности людей. Восход и заход солнца, утренняя роса и вечерний туман — это самые обычные явления, и если единственное зрелище поражает нас на всю жизнь, то много восходов и много заходов блекнут в нашей памяти и каждый из них похож на другой. Сезонные снегопады или грозы не оставляют неизгладимых воспоминаний. Только потрясающие, нарушающие социальный или природный порядок происшествия могут зажечь воображение людей. Сенека говорит: «Именно по этой причине сонм звезд, дарящий красоту бесконечному небосклону, не привлекает внимания масс; но когда происходит перемена в мировом порядке, все взоры устремлены на небо».[890]

Даже локальные катастрофы, если они представляются очень сильными, не служат материалом для создания космических мифов. Первыми по воздействию на земные народы являются катаклизмы прошлого, и на них мы подробно останавливались. Кометы из-за их воздействия на мировые катастрофы, а также из-за их пугающего облика были тем явлением, которое возбуждало людское воображение. Но по какой-то причине воздействие, которое они должны были оказать на древние народы, не учитывалось при объяснении мифов и легенд.

С изобретением книгопечатания сильное волнение и массовая истерия, вызванные самыми яркими кометами, могут быть прослежены в современных книгах и памфлетах. Были ли древние защищены от таких переживаний? Если нет, тогда почему толкователи Библии и комментаторы античных эпических памятников настолько невнимательны, что даже не думают о явлениях, которые могли вдохновить древних? Разве кометы не появлялись в небе в древние времена? Это, разумеется, только риторический вопрос.

Помня об этом, мы сумеем ответить на вопрос, касающийся поразительного сходства определенных представлений у народов различных культур, иногда разделенных океанами.

О «врожденных идеях» в душах народов

Сходство мотивов в фольклоре различных народов, живущих на пяти континентах и на островах океанов, поставило сложную проблему для этнологов и антропологов. Миграция идей может следовать за миграцией народов, но как могли необычные фольклорные мотивы достичь изолированных островов, где у аборигенов не было возможности пересечь море? И почему техническая цивилизация не передвигалась вместе с духовной? Народы, все еще живущие в каменном веке, имеют те же самые, часто необычные, сюжеты, что и цивилизованные нации. Частный характер некоторых фольклорных сюжетов не дает возможности предположить, что только по чистой случайности одни и те же сюжеты были созданы во всех уголках мира Проблема настолько сложна для ученых, что, не имея лучшего объяснения, они предложили теорию, согласно которой фольклорные сюжеты имеют врожденный характер в душах людей. Люди рождаются с этими представлениями подобно тому, как животное рождается со стремлением к продолжению рода, заботе о потомстве, строительству норы или гнезда, к передвижению стаей или миграции в дальние страны. Но не так просто объяснить в подобных понятиях, почему, например, аборигены Америки представляли ведьму как женщину, скачущую на метле по небу, — точно так же, как воображали ее европейские народы.