Основная операция - Данил Корецкий

— Отвяжись! Меня Ильяс за другим посылал!

— Ты его адъютант, да? А где ты вообще был? Мы прошли, тебя не видели!

— Смотреть хорошо надо. В сторону отошел отлить…

— На ноги не попало? Что-то ссаками завоняло! — он попал в точку, кровь прилила к лицу Игоря. Раздался гогот. Новое развлечение перекрывало происходящее в палатке.

— Это сперма, — вмешался Алик. — Он у Ильяса адъютант по блядям: строит, перекликает, разводит. Ну и сам поддрачивает.

Теперь загоготали все бандиты.

— Баб мне привезли, — обиделся Паганель. Не то чтобы он считал Алика другом, но все же… — Захочу — вы все дрочить будете!

Это вызвало новую вспышку гогота. Алик наклонился, принюхиваясь.

— А где это ты вмазал?

Мысли ворочались, как тяжелые жернова. Паганель бы не сообразил, что ответить, если бы не инструкции Васильева.

— С ребятами, — столь же универсальный, сколь и обтекаемый ответ вполне удовлетворил Алика. Он вообще был неплохим парнем: говорил по-человечески и высказывал вполне понятные нормальному человеку мысли. Но Бобренков знал, что это ничего не значит — стоит Бузуртанову мигнуть, и Алик пристрелит его, даже не спросив за что.

— …таково последнее справедливое требование нашего народа, — донеслось из палатки. — И мне, Ильясу Бузуртанову, доверено добиться его выполнения!

— Теперь Ильяс знаменитей Магомета станет, — сказал кто-то.

— Придумал тоже… Магомет приказал — Ильяс сделал. Почему знаменитей?

— Все, кино кончилось. Давайте расходитесь, он базара не любит, — распорядился Алик. — Идите на посты, в «казарму»…

Щелкая зажигалками, прикуривая и переговариваясь на ходу, темные фигуры направились в конец туннеля. Бобренков отодвинул брезент и вошел в палатку.

— Слышал, как я выступал? — спросил Бузуртанов. Он сидел перед блестящим студийным микрофоном, складывая листок с машинописным текстом, и явно был доволен собой.

— Слышал… — тихо ответил Паганель. Что-то изменилось. Надо было войти сюда сразу. Сейчас запал прошел. Освещенная одним фонарем палатка уже не казалась похожей на землянку, где он собирался совершить свой подвиг. И бесшабашного подъема духа не осталось, только физическая составляющая опьянения — сонливость и вялость.

Готовый к смертельному броску, Васильев по тону понял, что его подзарядка иссякла и робот перешел на собственный личностный ресурс. А значит, все пропало…

— Ну и как? — Ильяс ждал восторгов или, по крайней мере, похвалы. Но услышал другое.

— Ты говорил, что я блядь, да? — Паганель подстегнул себя, потому что еще минута, и он вообще ничего бы не смог сделать. — Что я не могу убивать?

Большой палец бесшумно сдвинул предохранитель.

— Говорил, — блестящие, чуть выпуклые глаза пристально уставились на напряженного Паганеля. Тот понял, что Васильев был прав — выстрелить в лицо гораздо труднее.

— И что дальше? Напился и хочешь со мной подраться? Давай лучше с Лолой и Машкой… — Бузуртанов зевнул и отвернулся, нашаривая бутылку.

Камикадзе потащил из кармана чугунную руку. Пистолет весил не меньше пуда. До спины врага было метра полтора. Указательный палец одеревенел и не слушался.

— Налить тебе или хватит?

И вся рука до плеча онемела. Человек не может сделать то, чего сделать не может.

— Что молчишь? — Ильяс обернулся и увидел оружие. — А-а-а… Ну давай!

Он даже не испугался, по крайней мере не выказал страха. Паганель почувствовал себя попавшимся на непростительно гадкой проделке мальчишкой. Впереди ждало лишь одно — суровое наказание. И только если покаяться и хорошо попросить прощения, можно надеяться на смягчение кары… Он был готов бросить пистолет, но в это время раздался дикий пронзительный визг. В темном углу, накрытая одеялом, лежала Лола. Очевидно, она недавно приняла дозу и сейчас вынырнула из сладкого забытья.

— Я-я-я-а!! — крик наполнял палатку и весь туннель, давил на психику и требовал немедленно заткнуть широко раскрытый рот. К руке вернулась чувствительность, он чуть развернул корпус, переводя прицел.

Одеяло отлетело в сторону, Лола вскочила.

— Я-я-я-а!

Она была в обычном рабочем наряде: поясе и драных черных чулках. Ствол перечеркнул округлые белые груди. Боковым зрением камикадзе увидел вдвигающегося в палатку Алика. С плеча тот снимал автомат. Крик оборвался, и Лола быстро легла на спину, будто кто-то дернул ее сзади. Указательный палец тоже обрел гибкость и раз за разом нажимал спуск, но выстрелов слышно не было. Камикадзе понял, что дело происходит во сне, оттого и намешано столько странных событий. Он улыбнулся Алику и Ильясу, ему предстояло проснуться, а им оставаться в злом неприятном мире.

— Да-да-да! — подтверждающе ударила короткая очередь, острые, пробивающие рельс пули рванули мягкое тело, и все сны закончились навсегда.

— Чего это он? — спросил Алик. — За что бабу-то?

— Мудак, при чем здесь баба! — Ильяс бросился к сейфу и торопливо стал тыкать ключ в замочную скважину. — Где он взял пистолет?! Бесшумный пистолет! Тревога! Приготовить гранаты! Я сейчас взорву к шайтану весь город!

Он извлек пульт за три минуты. За это время Васильев с группой откатился на достаточное расстояние, и разрывы полетевших во все щели и проходы гранат не причинили им вреда. Но за спиной что-то сыро чавкнуло, и коридор дохнул спертым, с запахом тротила воздухом.

— Обвал! — крикнул Васильев и витиевато выматерился. Хотя микрофон личной связи лежал на трупе Бобренкова, все члены группы его прекрасно услышали.

* * *

Чем выше ранг государственного деятеля, тем разветвленное и сложнее комплекс мер обеспечения его безопасности. Областного губернатора охраняют как единичное тело меньшей или чаще большей комплекции. На уровне министра в круг охраняемых персон, кроме него самого, входят и совместно проживающие члены семьи. У президента или премьера охраняют всех домочадцев — и жен, и детей, и внуков, и правнуков, ежели таковые появятся. Поэтому когда первая леди рассказывает о своих походах по магазинам, то она, мягко говоря, фантазирует, лакирует образ, подгоняя его под стандарты, понятные миллионам телезрителей, которые являются, между прочим, и потенциальными избирателями.

Ну что ей делать в магазине? Можно, конечно, заглянуть для интереса, вызвав обычную в таких случаях волну паники и холуйской показухи, сорвав на полдня работу торговой точки и прекратив движение на прилегающих улицах. Но дальше-то что? Демонстративные покупки, призванные показать, будто кремлевские небожители ничем не отличаются от простых смертных, бесполезны, они не имеют обычной сладости и не приносят удовлетворения.

Потому что небожители не едят отборные помидоры и салями из Елисеевского, не носят рубашки и штиблеты из Петровского пассажа, не бреются электробритвами из ГУМа: продукты могут быть отравлены, вещи пропитаны ядом, а электроприборы — замыкать на корпус. Не обязательно умышленно, с целью убийства: экологические просчеты, технологическое разгильдяйство и производственные ошибки встречаются гораздо чаще и хотя по тяжести последствий зачастую не отличаются от террористических актов, но настигают именно рядовых граждан. И пить молоко с пестицидами или радионуклидами — тоже привилегия простого человека, хозяина своей страны. Буренка, поящая политическую элиту, пасется на особых пастбищах, а по линии здоровья и благонадежности проверена до седьмого колена, так же как и те люди, которые ее обслуживают.

Итак, если исключить рекламные цели, небожителям нет нужды ходить по магазинам. Все необходимое доставят на дом в упакованном, аппетитном, а главное — самом безопасном виде. Этим испокон веку занималось Девятое управление КГБ СССР, а в новые времена — Главное управление охраны. Но семью Верлиновых эти организации не обслуживали. Валентина Семеновна через день сама отправлялась за хлебом насущным. Она не обладала телевизионной известностью, и никто не обращал внимания на пятидесятидвухлетнюю женщину, сохранившую нерасплывшейся когда-то очень стройную фигуру. Никто, кроме двух молодых мужчин характерной южной внешности: смуглые лица, орлиные носы, смоляные усики и живые черные глаза, следовавших буквально по пятам на протяжении всего маршрута.

Они стояли за Валентиной Семеновной в булочной, заходили в овощной, долго ждали у молочного, пока она выбирала сливки для внука: Борька был привередлив в еде. Когда женщина, нагруженная двумя объемистыми сумками, переходила дорогу, южане подошли сзади.

— Извините, мы от Валерия Антоновича, — с легким акцентом произнес один. — Он просил срочно привезти вас к нему.

Рядом притормозила черная «Волга», дверцы раскрылись будто сами собой. Все это выглядело убедительно для любой женщины. Но не для той, которая тридцать лет прожила с сотрудником спецслужбы.

— Подержите сумки! — уверенно то ли попросила, то ли приказала она, всучила каждому сковывающий движения груз, а сама шагнула к машине, но вместо того, чтобы сесть в нее, резко захлопнула дверцу и бросилась бежать.