Феникс - Светлана Ягупова

Они шли мимо каких-то хозяйственных строений и дачных домиков. Справа плескалось темное море, над головой низко висели крупные, похожие на кристаллы звезды.

— Надо как-то разрядиться. — В голосе Светланы прозвучала растерянность.

— А вы не верили. Хорошо что приняли всего четверть дозы и не попадаются прохожие. Уверяю, вам захотелось бы на каждом испробовать свою силушку. Фортиусы в таких случаях затевают дичайшие соревнования по борьбе, а проще драчки с мордобитием. Но самое паршивое — это желание унизить слабого. — Он тоскливо прислушался к себе. Попадись сейчас под ноги кошка или собачонка, так зафутболил, что улетела бы в небеса. Может, и человека обидел бы.

— Гали, меня знобит, — жалобно сказала Светлана. — К тому же, я потеряла босоножки. А завтра встреча… Если не приду, он подумает, что пренебрегла им. Не могу, трясет. — Она клацнула зубами, остановилась и по-детски прижалась к нему. Руки ее были ледяными, и он испугался, что ей совсем дурно. Похлопал по щекам, тоже холодные.

— Света, еще один квартал, ну, пожалуйста, а то… — не успел договорить: жесткие пальцы клешнями впились ему в шею и с силой рванули вниз. Он упал, задыхаясь, потянув за собой девушку. Она свалилась рядом, не отцепляя рук от его горла. Он сделал усилие и с трудом сбросил их.

— Сумасшедшая, — прохрипел вставая. — Лучше вывороти вон ту изгородь. Убедилась теперь, чем занимается Батист?

Светлана сидела на земле и плакала от стыда и отчаяния.

Орлик шел не спеша, тонко цокая подковами по влажной от ночной росы мостовой. Солнце медленно выплывало из-за моря, и окна домов вспыхивали зарницами. Вскоре весь город полыхал золотисто-алым пламенем восхода.

Они ехали недлинными кварталами международных секторов, где каждое здание было произведением искусства, ибо выражало национальный дух того или иного народа, и Айке чудилось, что она попала в музей архитектуры; рядом со стилизованными под горные сакли домами соседствовали европейские строения, вобравшие в себя элементы античности, поздней готики или неоарта, на одной из башенок дома, напоминавшего миниатюрный дворец из сказок братьев Гримм, железно клацал крыльями механический петух, пока наконец не прокукарекал шесть раз.

На площади Здоровья встретился отряд африканского подразделения МФВ. Темнолицые юноши и девушки в кремовых костюмах и шафрановых пилотках стройно печатали шаг в направлении лечебной зоны. Лошадь в центре города вызвала у них веселое оживление. Кто-то озорно крикнул: "Привет циркачам!"

— Слышишь? — полуобернулся Гали.

Айка промолчала, лишь крепче обхватила его талию. Пожалуй, ей никогда не было так хорошо, как сейчас. Хорошо ехать по городу, облитому утренним солнцем, хорошо чувствовать близость Гали, хорошо сидеть на коне так, что никто не подозревает в тебе больную. Хорошо!

Гали расценил ее молчание по-своему: уж не догадывается ли она о его вчерашних похождениях? Не раз убеждался в ее проницательности. Однако то, что услышал в следующую минуту, превзошло все ожидания. Он даже остановил коня и развернулся к Айке всем телом:

— Что ты сказала?

— Я спросила, проводил ли ты Светлану домой. Ведь ей было так плохо.

Вчера впервые нарушила собственный запрет следить за Гали — уж очень он был удрученным, поэтому она не оставляла его весь день и вечер до той минуты, пока он не стал согревать руки Светланы. Тогда же решила непременно признаться в своей постыдной слежке. Ночью почти не спала. Было тревожно за Гали — уж очень не понравился ей Батист. К Светлане не ревновала. А может, это разновидность ревности, когда особенно остро воспринимаешь свое несчастье, а на душе до того горько и тяжело, будто рушится весь мир, и собственная жизнь представляется в таких мрачных тонах, как при взгляде в бездонную пропасть, на дне которой лишь погибель. Но что за диво — стоило увидеть Гали и все вмиг изменилось. Будто слегка повернули трубку калейдоскопа, и черный узор расцветился яркими красками, приняв заодно иную форму.

— Извини, — попросила она. — Я очень волновалась за тебя и поэтому пошла на такое.

— Не понимаю. Тебе доложили, или ты… Впрочем, кто мог рассказать, ведь это было поздним вечером. И что же ты видела?

— Все. Как ты и Светлана заходили в кафе. Потом пошли к Батисту. С вами еще был Пашка. Он мне тоже почему-то не понравился. А Батист — брр. Обещаю тебе — это в первый и последний раз. Честное слово, больше никогда не унижусь до подглядывания!

— Но как это у тебя получилось? — Он смотрел на нее с испугом.

— Не знаю.

— А можешь сказать, чем сейчас занят Батист?

— Могу. Только надо лечь и сосредоточиться.

— Да… — протянул Гали, все еще не сводя с нее глаз. — Впрочем, я всегда подозревал, что ты не как все. Поехали. — Он дернул уздечку, и Орлик вновь зацокал по мостовой.

На рыночной площади разворачивался воскресный базар. Через час будет пестро и разноязычно. На стойках засверкают красными и желтыми боками ароматные южные яблоки, вырастут горки виноградных гроздьев, местные корейцы будут торговать сладким луком, грузины — айвой и гранатами. А с порта подбросят заморские ананасы и бананы, рыбу разных сортов, красочные кустарные безделушки. Гали хотелось показать Айке этот праздник красок и форм, но надо было добраться до Салтории не по солнцепеку.

— Мой отец был прекрасным наездником, — сказал он, стараясь хоть чем-то похвастать перед Айкой, чей необычный дар напугал и заворожил настолько, что теперь только и думал о том, как бы поскорее найти повод, чтобы еще раз убедиться в нем. — Он умел на полном скаку пролезать под седлом, ехать, стоя на спине коня. Его даже приглашали на арену и спортивные соревнования, но он смеялся, говорил, что ирригатор должен не скакать по земле, а вгрызаться в нее зубами. Я почему-то запомнил его лучше матери. Отец часто брал меня с собой. Бывало, нахлобучит на меня свою огромную папаху, крикнет: "Уста, джигит!", и мы мчимся галопом.

— Хочу галопом, — капризно выдохнула ему в ухо Айка.

— Погоди, вот выедем за город.

Цок-цок копыта по мостовой. Улицы заполнялись любителями искупнуться в этот ранний час, спешащими на работу бойцами МФВ и вольнонаемными со значками фронта. Широкоплечий парень на вороном коне, в шортах и белой рубашке с закатанными рукавами и девушка в джинсах и голубой тенниске привлекали внимание, их провожали долгими взглядами, и никто не знал, кто они, куда держат путь и как долго еще им быть вместе.

Солнце уже полностью выкатилось из волн, превратившись из алого в золотое. Они ехали побережьем вдоль шоссе, слева от которого тянулась ковыльная степь. Здесь гулял ветер, и Гали с тревогой взглянул на небо: оно стремительно заволакивалось темными облаками:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});