Ленинградский панк - Антон Владимирович Соя

гудки. Вешает трубку.

– What the fuck? Надеюсь, этого русского парня там не убили. Или все-таки меня кто-то разыграл?

Курт в полном недоумении возвращается на качалку. Океан все так же спокоен. На небе ни облачка. Зато в гениальной кучерявой голове Воннегута впервые за последние месяцы зреет идея нового рассказа.

Глава 35. Если каждому давать, то развалится кровать

Зла не хватает, как любит говорить твоя мама. Ты стоишь в гостиной, а на завалившемся диване со сломанными ножками, любимом мамином диване, сидят едва сдерживающий смех Дэн и просто рыдающая от смеха Ленка. Трясет своими тяжелыми сиськами. При других обстоятельствах ты бы наверняка засмотрелся на них. Кузя радостно лает. Ему нравится этот бардак. Конечно, это же не ему родаки башку оторвут. Ну, может не оторвут, конечно, но мозг точно вынесут. Ты нервно держишься за голову, словно прощаясь с содержимым. Пришли посмотреть на катастрофу и Тихоня с Нинкой. Тихоня в Нинкиных трусах, а Нинка в его футболке. Дебилы!

– Энди, прости, чувак! Это все она! – Паясничает Дэн. – Байкерша-кавалеристка! Она мне, кажется, плечо вывихнула. Тетя-лошадь!

Хочет свести твою трагедию в шутку. Что ж, тактика правильная. По отношению к другим обычно отлично срабатывает.

– Диван развалили! Офигеть! Ну вы даете. – Восторгается подвигом товарищей Нинка. Завидует – им с Тихоней похвастаться нечем. Мебель устояла.

– Спасибо! Спасибо! Спасибо всем! Так ведь и должны себя вести настоящие друзья! – совсем не истерично говоришь ты и уходишь к себе в комнату, хлопая дверью так, что со стены падает и разбивается керамическая тарелка. Да пофиг уже. Пусть все сломается.

Дэн кричит тебе вслед:

– Все равно не верю, что все люди звери!

День четвертый. Тусовочный

Глава 36. Утро после вакханалии

Утро настойчиво заглядывает ярким солнцем в твое окно. Ты заспанный и злой выходишь из комнаты и застаешь в гостиной знаменательную картину. Полностью одетые, бодрые, хоть слегка и помятые Дэн, Ленка, Тихоня и Нинка возятся с диваном. Мальчишки с трудом (особенно Тихоня), держат его на весу, а девчонки на четвереньках стараются подставить сломанные ножки на старое место. Кузя пытается играть с девчонками, вцепившись в одну из ножек зубами и грозно рыча.

– Доламываете то, что ночью не смогли? – вежливо интересуешься ты.

– И тебе доброго утра, радушный хозяин, – ожидаемой банальностью отвечает на твое приветствие Дэн.

Отмахнувшись от него, как от надоедливой мухи, ты идешь в ванную и там ожесточенно чистишь зубы зеленой мятной пастой, внимательно изучая себя в зеркале. Все на месте: и природные синяки под глазами, и веснушки, полностью загадившие лицо, и ямочка на левой щеке. И вот эта наглая рожа ночью говорила с самим Воннегутом, довольно думаешь ты. Интересно, Мурзилка слышала ваш позорный разговор? Неужели это и взаправду было с тобой? Вот же круть-то какая неимоверная! Только вот никто тебе не поверит.

Ты возвращаешься в гостиную. Рядом с диваном, каким-то чудом снова стоящим на ножках, – твои счастливые друзья, все четыре довольные рожи. Мастера починки мебели, блин. На диване скачет Кузя, машет хвостом.

– Зацени, Энди! – гордо вопит Дэн. – Выглядит, как новенький. Даже лучше.

– Главное, чтобы никто до приезда твоих родителей на него не сел, – добавляет Тиша.

И это очень важное дополнение убивает в зачатке твою чуть было не вылезшую на лицо радостную улыбку.

– Может, табличку на него повесим: «Не садись»? – размышляет Нинка.

– Нет! Нет! Лучше – «Не влезай – убьет!» – блещет юмором Дэн.

И юные подонки задорно и неудержимо ржут. Потому что им очень весело. А тебе не очень. И поэтому ты набираешь побольше воздуха в грудь и произносишь сакраментальное:

– Друзья! С вами, конечно, очень хорошо. Но вечеринка окончена.

И смех как-то сразу прекращается. Что, обиделись? Строгий противный хозяин обломал народу кайф? Вот и ладненько. До свиданья, друзья, до свида-а-нья. Олимпийская сказка, прощай…

– Мог бы и не гнать нас, – стоя в коридоре у входных дверей говорит тебе Нинка, первой зашнуровавшая кроссовки. – Мне и так уже было на работу пора. А ты все равно классный! Спасибо за все. И я тебя обязательно постригу.

Ага, под ананас. Она обнимает тебя за шею и мягко целует в щеку теплыми губами. Ты краем глаза ловишь ревнивый колкий взгляд Тихони. Вот же втюрился, бедолага.

– Мы, между прочим, все убрали, посуду вымыли. Простыни замочили, – обиженно говорит Ленка.

– Класс. Я видел. Спасибо, что меня не замочили. – Ну, ты сегодня жжешь напалмом, Энди.

Тихоня трясет твою руку.

– Нет, правда, Энди! Спасибо тебе. Ты настоящий друг. Это было… Это было круто.

Ну хоть кому-то было круто. Ты создан на радость людям, Энди. Как Буратино.

– Рад за тебя, чувак! – неискренне говоришь ты Тихоне.

– Я, кстати, с Кузей погулял, – вырастает за твоей спиной Дэн.

Он, собака такая, никуда уходить не собирается.

– Тебе вообще отдельное спасибо за все, друг, – ты стараешься вложить в эти слова максимальную дозу яда.

Но у Дэна антидот.

– Всегда готов! – салютует он тебе.

– А тебе куда на работу? – отворачиваешься ты от пионера Дэна к Нинке. – Не на международную АТС?

Ой, что за тупняк. Она же парикмахерша!

– Нет. Но Мурзилке я передам, что ты спросил. Ей будет приятно, – хитро и кокетливо улыбается обезьянка Нинка. – В Первый мед. Я там в морге работаю санитаркой.

Ничего себе. Девка-то с трупаками работает. А ты по ее историям наивно решил, что она парикмахерша. А это значит, у нее такое хобби. На трупах, наверное, стричь тренируется, прически на них обкатывает. Веселуха! Вот же повезло Тихоне. А ты-то все думал, чего это она на него запала. А она, оказывается, в принципе тихих любит. Очень тихих.

– В Первом меде? – Ленка застыла в восхищении. – Да ладно! А я туда поступила. На стомат. Так я тебя подвезу. Заодно в деканат за справкой зайду.

– На мотике? Класс! Пошли, Тиша, покурим на улице.

Нинка с Тихоней выходят. Ленка виснет на Дэне. Опять начинается перекачка слюны. Теперь прощальная. Ты уходишь на кухню. Наливаешь себе гриба. Отлично, кстати, кисляк этот бородатый оттягивает с похмелья.

Ленка насосалась и кричит тебе из коридора.

– Пока, поэт! Стихи у тебя классные. И песик!

Дэн подхватывает, копируя ее голос:

– И диван! Был.

Ленка громко смеется, фыркая, как лошадь:

– Дурак ты, Ульянов!

Ты пьешь гриб. Кислый, как твое настроение. Объект тебе не перезвонила. И трубку не берет. Еще этот долбаный диван. Долбаный в прямом смысле, между прочим. Дэн заходит, как ни в чем ни бывало.