Лёшка-"студент" - Александр Каменский-Мальцев

Девушка на секунду повернула голову и, увидев, что их разговор слушает командир, затряслась от страха, даже не пытаясь скрыть ужас, метнувшийся в глазах.

— Заткнись! — сказал Ковалев. — Она ни при чем.

— Да?! А откуда она?

— Командир, присядь поближе! — не поворачивая головы, крикнул Ковалев.

Командир, потеснив Каверзнева, присел на сиденье напротив Ковалева.

— Ты знаешь, кто я? — спросил Лешка.

— Знаю… Дипломат. Правда, бывший или нет, не знаю. Приказ охранять от всех, невзирая на звания, — ответил командир, неприязненно глядя на Ковалева из-под насупленных бровей.

— И все? — спросил Лешка.

— Все! — твердо ответил командир.

— А они что знают? — Ковалев кивнул в сторону солдат.

— То, что необходимо. Да не суетись! — командир достал грязный носовой платок и громко высморкался. — Я за каждого несу ответственность.

— Это хорошо… Но мне твоя ответственность ни к чему. Я жить хочу! И узнать, откуда утечка про нас произошла!

— Узнавай у начальства. Все?

— Все…

— Начальник, ГАИ! Остановиться? — крикнул водитель автобуса.

Командир прошел вперед, и автобус медленно притормозил. Двери, зашипев, открылись. Каверзнев вместе с командиром вышли. Минут через пять они вернулись.

— Леша, поехали! — крикнул полковник. — У гаишников машинами разжились…

— Сапог, Хилый, с ними! — сказал командир. — А мы в больницу. Сапог старший, в подчинение полковнику.

Ковалев встал.

— А я?! — со страхом спросила медсестра. — Я куда?!

Ковалев замялся, но увидев ехидную усмешку Каверзнева, рассердился.

— Со мной! — он шагнул вперед и, глядя на полковника в упор, повторил: — Со мной! Я сказал…

Каверзнев, скрывая усмешку, посторонился.

У поста ГАИ стояли трое милиционеров. Рядом урчал бронетранспортер. Милиционеры молча смотрели, как в гаишную «волгу» влезли двое в штатском, пропустив вперед смазливую девицу в грязном белом халате, а на переднем сиденье устроился солдат в пятнистом комбинезоне. Другой пятнистый влез в открытый люк бронетранспортера. Взревел мотор, и бронетранспортер тронулся. Ковалев через заднее стекло видел, как в другую милицейскую машину солдаты бережно переносят раненых…

До Красной площади добрались без приключений.

— Слава Богу, целые… — выдохнул Кириллов, когда все трое ввалились в его кабинет. — А это кто? — он настороженно смотрел на девушку.

— Это со мной! — быстро ответил Ковалев. — Можете говорить свободно, она все забудет! Обещаю… Только ей пальто или платье какое-нибудь надо…

Кириллов недовольно покосился на медсестру, но возражать не решился.

— Итак, что случилось? — спросил он, когда все расселись, а он сам отдал по телефону короткое распоряжение.

— В госпиталь были посланы террористы… — начал доклад полковник. — Похоже, что приказ о нашей ликвидации был отдан после того, как мы вышли на врача Гиголова. Думаю, что Гиголов связан с заговорщиками, не исключено, что именно он кодировал некоторых из пациентов… — полковник написал на листке, вырванном из блокнота, фамилию и адрес врача и положил его на стол Кириллова. — Одного из террористов после того, как он проник в номер Ковалева и обнаружил вот эту девушку, убил из именного пистолета маршал Новиков. Из беседы с маршалом удалось узнать, что в заговоре участвуют маршал Захаров, заместитель начальника генерального штаба, маршал Старцев, командующий артиллерией, генералы Корнилов и Пирожков и якобы в курсе маршал Галкин.

— Что?! — воскликнул Кириллов. — Не может быть!..

— Это точно, — сказал Ковалев. — Старик не мог врать. Под гипнозом говорят только правду.

Кириллов с нескрываемым неудовольствием покосился на раскрасневшуюся от любопытства девушку, а Ковалев улыбнулся, поймав себя на мысли, что ее присутствие начинает ему нравиться. Ему нравилось ставить в неудобное положение тех, кому приходилось помогать. И помогать не уважая, но иногда и презирая этих людей.

— Маршал, по мнению Ковалева, кодирован, и в любую минуту его могут убить. Необходима срочная изоляция… — продолжал Каверзнев.

— Двое суток… — негромко произнес Ковалев и, заметив непонимающий взгляд Кириллова, снисходительно объяснил: — Двое суток он будет спать, и разбудить его невозможно. Можно вкатить килограмм морфия, можно заставить бешено биться его сердце, но мозг маршала останется отключенным.

Кириллов, уже протянувший было руку к телефону, недоверчиво посмотрел на Ковалева, перевел взгляд на полковника и, увидев Каверзнева, утвердительно склонившего голову, положил руку на стол.

— По пути следования на нас совершено нападение группы по крайней мере из пяти человек, вооруженных крупнокалиберным пулеметом и гранатометами, — продолжал Каверзнев. — Три машины разбиты, двое офицеров нашей охраны убиты. Из террористов убиты трое, а минимум двое — ушли. Один ранен. Я связался с управлением, и наши уже должны прочесывать окрестности, но в успехе я не уверен…

— Почему? — спросил Кириллов.

— Потому что рядом находится тренировочный центр КГБ, а почерк преступления показывает, что люди, совершившие это, закончили нашу школу. Во-вторых, всего в пяти километрах школа ГРУ, где тоже есть сторонники мятежников. Я убежден, что террористы либо нашей школы, либо из ГРУ! И еще, у нападавших была рация, настроенная на нашу волну. О нас знают и знают слишком многое!..

— Понятно… Надеюсь, охрана не подвела?

— Нет. Более того, охрана сработала выше своих возможностей. Как видите, на нас нет ни одной царапины.

Ковалев усмехнулся, посмотрев на распухший нос полковника.

— Это при эвакуации… — полковник с укоризной посмотрел на Ковалева. — Наш друг слишком сильно пинается…

Только теперь Ковалев понял, что с сиденья его скинул полковник, но почему-то не почувствовал благодарности.

— Возникает главный вопрос, без ответа на который невозможно завершить расследование… — снова забубнил Каверзнев, делал он это так уныло, словно читал не раз отрепетированную перед зеркалом речь. — Необходимо выяснить, откуда произошла утечка информации. Кто мог сообщить заговорщикам о потенциальной опасности Ковалева, кто?! Слишком быстро было принято решение о нашей ликвидации и слишком профессионально попытались это сделать…

— Надеюсь, вы меня не подозреваете? — неприязненно поинтересовался Кириллов.

— Нет! — ответил Ковалев. — Это мы исключаем…

Каверзнев промолчал.

— А президента тоже исключим? — ехидно спросил Кириллов.

На несколько долгих минут Ковалев задумался, забыв, что от него ждут ответа.

Может ли президент в силу каких-то своих причин, тайных следствий, событий, известных ему или его помощнику Кириллову, позволить другому или самому лично сдать того, кто приехал его же спасать?.. Конечно, может! Разве он не сдал своего премьер-министра, потом министра печати и многих других? Сдал, если судить по той информации, что была в газетах. А скольких он предал, пока дошел до секретаря обкома? Многих, иначе ему было не выжить… Конечно, он, как и все политики, вскормленные коммунистами, для продвижений по службе должен был подличать, клясться в том, чему никогда не верил, искренне, со слезами в ясных глазах врать!.. Но Ковалев также помнил, как в Америке он, благодаря журналистам Си-Эн-Эн, смотрел выступление президента с танка в девяносто первом году и гордился, что и он, Лешка Ковалев, тоже русский! Так поступить, так говорить, как говорил президент, мог только очень смелый человек! Он и был таким, хотя и оставался коммунистом… Конечно, он же, президент, совсем недавно, перед подобным выступлением, всего за два года до выступления с танка, если Ковалев, вспоминая, не спутал даты, просил тех, кто его прогнал от себя, просил коммунистов разрешить вернуться и простить его… Может, это был поступок отчаявшегося человека, впрочем, как и выступление с танка?.. Может быть! Ведь давно известно, что если поставить человека под прицел автомата, а позади — высоченная стена, многие, даже простые смертные, попробуют прыгнуть на стену, хотя и далеко не все попытаются… Может, и сейчас вместе с Лешкой весь мир видел такой прыжок?.. А потом в стене вдруг открылась калитка и кто-то сказал: «Быстрей!.. Беги быстрей сюда, но только ты, один!.. Другие останутся…»

Каверзнев нетерпеливо смотрел на Лешку, и взгляд полковника опять не понравился Ковалеву.

— Нет! — торопливо сказал Ковалев, когда понял, что ждут его ответа. — Президент исключается.

— А Галкин? — спросил полковник.

— Галкина считаем… Этот может.

— Кандидатура другого министра обороны обсуждалась однажды… — вздохнув, сказал Кириллов. — Но, к сожалению, сейчас, в такой обстановке, заменить его мы не можем… Это было бы равносильно поражению.