Мемуары генерала барона де Марбо - де Марбо Марселен

Император вернулся ночевать в Иену, где узнал еще об одном нашем успехе, который был не меньше его собственного. В битве при Иене была одна необыкновенная особенность. Дело в том, что эта битва, если можно так выразиться, была двойной, потому что ни французская армия, ни прусская армия не объединили свои части на подступах к Иене. Каждая из этих армий была разделена надвое, и каждая из этих частей участвовала в двух различных сражениях. Действительно, в то время как император выходил из Иены во главе корпусов Ожеро, Ланна, Сульта, Нея, своей гвардии и кавалерии Мюрата и разбил, как я только что рассказывал, прусские корпуса князя Хоэнлоэ и генерала Рюхеля, прусский король во главе своей основной армии под командованием знаменитого герцога Брауншвейгского, маршалов Мёллендорфа и Калькройта, направлявшихся из Веймара в Наумбург, провел ночь в деревне Ауэрштедт, недалеко от французских корпусов Бернадотта и Даву, которые располагались в деревнях вокруг На-умбурга. Чтобы присоединиться к императору со стороны Апольды, на равнинах позади Иены, Бернадотт и Даву должны были переправиться через Заале перед Наумбургом и пройти узкую долину Козен.

Хотя Даву думал, что прусский король и основная часть его армии противостоят императору, и не представлял, что они находятся так близко от него в Ауэрштедте, он тем не менее на всякий случай захватил ночью Козен и его крутые склоны. Прусский король и его командиры не сочли нужным занять это место, совершив при этом такую же ошибку, как князь Хоэнлоэ на подступах к Иене, когда он не отдал приказ охранять вершину Ландграфенберг. Части Бернадотта и Даву, объединившись, насчитывали лишь 44 тысячи человек, в то время как у прусского короля было при Ауэрштедте 80 тысяч солдат.

С рассветом 14 октября оба французских маршала узнали, что им придется сражаться со значительно превосходящими силами противника. Все это заставляло их действовать согласованно. Понимая эту необходимость, Даву заявил, что он охотно встанет под командование Бернадотта, но Бернадотт считал, что если лавры приходится с кем-то делить, то это уже не лавры. Он не сумел принести себя в жертву интересам своей страны и предпочел действовать в одиночку. Под тем предлогом, что император приказал ему 13-го находиться в Дорнбурге, он захотел отправиться туда 14-го. Хотя Наполеон ночью написал ему, что если случайно он еще не покинул Наумбург, то должен оставаться гам и поддерживать Даву. Бернадотт не счел это приказание достойным внимания и предоставил маршалу Даву защищаться своими силами. Затем, двинувшись вдоль Заале, Бернадотт отправился в Дорнбург. Там он не нашел ни единого врага, а выше своих позиций он увидел ужасное сражение, которое в 2 лье оттуда вел бесстрашный Даву. Тем не менее Бернадотт приказал своим дивизиям располагаться на бивуаках и спокойно готовить обед!.. Напрасно окружавшие его генералы упрекали его в преступном бездействии, он не пожелал двинуться с места!.. Так что генерал Даву, имевший всего лишь 25 тысяч человек, входивших в состав дивизий Фриана, Морана и Гюдена, противостоял с этими храбрецами почти 80 тысячам пруссаков, воодушевленных присутствием собственного короля!..

Выйдя из долины Козен, французские части перестроились около деревни Хассенхаузен. Именно в этом месте и произошло сражение. Император ошибался, думая, что прусский король и основная часть его армии противостоят ему в Иене. Сражение, которое выдержали части Даву, было одним из самых ужасных в нашей истории. Дивизии Даву победоносно противостояли всем атакам вражеской пехоты, после чего они выстроились в каре и отразили многочисленные атаки кавалерии противника. Не удовлетворенные этим, они двинулись вперед с такой решимостью, что пруссаки отступили по всем пунктам, оставив поле боя покрытым убитыми и ранеными. 1ерцог Брауншвейгский и генерал Шметтау были убиты, маршал Мёллендорф тяжело ранен и взят в плен. Прусский король и его войска сначала в относительном порядке отступили к Веймару, надеясь соединиться там с арьергардом корпуса князя Хоэнлоэ и генерала Рюхеля, которых они считали победителями в сражении. Однако на самом деле они были разбиты Наполеоном и сами искали поддержки со стороны частей, которыми командовал король. Эти две громадные массы побежденных и деморализованных солдат встретились на Эрфуртской дороге, и достаточно было появиться всего нескольким французским полкам, чтобы повергнуть их в крайнее замешательство. Разгром был полным!.. Так было наказано бахвальство прусских офицеров. Результаты этой победы оказались неисчислимы и сделали нас хозяевами почти всей Пруссии.

Император высказал свои самые высокие похвалы действиями маршала Даву, а также дивизий Морана, Фриана и Гюдена в приказе, который был зачитан во всех войсках и даже во всех лазаретах. В следующем году Наполеон пожаловал Даву титул герцога Ауэрштедтского, хотя он сражался возле этой деревни меньше, чем возле деревни Хассенхаузен. Однако штаб прусского короля был в Ауэрштедте, и противник назвал сражение, которое французы называют битвой при Йене, именем этой деревни. Армия ожидала, что Бернадотта сурово накажут, однако он обошелся всего лишь выговором, поскольку император боялся обидеть своего брата Жозефа, на близкой родственнице которого, мадемуазель Клари, был женат Бернадотт. Мы увидим ниже, каким образом поведение Бернадотта в день битвы при Ауэрштедте в каком-то смысле послужило ему первой ступенью для того, чтобы подняться на шведский трон.

Я не был ранен при Йене, но со мной случилось одно происшествие, воспоминание о котором даже спустя 40 лет вызывает у меня гнев... В тот момент, когда корпус Ожеро атаковал саксонцев, маршал послал меня к генералу Дюронелю, командующему бригадой конных егерей, с приказом атаковать вражескую кавалерию. Я должен был провести эту' бригаду по дороге, которую уже разведал. И вот я поспешил, чтобы возглавить наших егерей, которые бросились на саксонские эскадроны. Саксонцы храбро сопротивлялись, произошла свалка, и нашим врагам пришлось с потерями отступить. В конце боя я оказался лицом к лицу с гусарским офицером, одетым в белый мундир и принадлежащим к полку принца Альберта Саксонского. Я приставил к его телу острие моей сабли, предлагая ему сдаться, что он и сделал, передав мне свое оружие. После завершения боя я великодушно возвратил ему его оружие, как это практикуется в подобных случаях между офицерами, и добавил, что, хотя его лошадь и принадлежит мне, в соответствии с законами войны, я не хочу лишать его коня. Он горячо благодарил меня за это доброе обращение и направился следом за мной к маршалу, к которому я был рад доставить моего пленника. Но когда мы оказались в пятистах шагах от французских егерей, проклятый саксонский офицер, ехавший слева от меня, выхватил свою саблю из ножен, рассек плечо моей лошади и ударил бы и меня, если бы я не кинулся на него сам, хотя у меня в руке и не было сабли. Теперь между нами было слишком мало места для того, чтобы он мог направить против меня свое оружие. Видя это, он схватил меня за эполет, поскольку в этот день я был в парадной форме, и с силой дернул, что заставило меня потерять равновесие. Мое седло сползло и оказалось под животом у лошади, а я повис головой вниз. В это время саксонец ускакал быстрым галопом, чтобы присоединиться к остаткам своей армии. Я был в ярости как из-за положения, в котором оказался, так и из-за неблагодарности, которой этот иностранец заплатил за мою доброту. Поэтому, как только саксонская армия оказалась у нас в плен); я отправился искать моего гусарского офицера, чтобы дать ему хороший урок, но он куда-то исчез!..

Я уже сказал, что наш новый союзник, великий герцог Гессен-Дарм-штадтский, присоединил свои войска к войскам нашего императора.

Его бригада, приданная 7-му корпусу, носила форму, абсолютно схожую с формой пруссаков, поэтому многие гессенцы во время боя по ошибке были ранены или убиты. Моего друга, юного лейтенанта по фамилии Стош, чуть не постигла такая же участь: наши гусары уже схватили его, когда он окликнул меня, и я приказал его отпустить.