Король сусликов - Гоян Николич

краски. Не знаю, зачем Дора мне все это рассказывала. По мне так, лошадь была настоящей красавицей.

— Я могу оставить ее где угодно, и она все равно найдет дорогу домой. Думаете, с этим справится любая лошадь? Как бы не так! Это настоящий дар!

Старуха ласково провела ладонью по спине чалой, выудила из гривы комочки грязи и пару застрявших листьев. Затем снова огладила ее, чтобы волосы легли ровнее. Вздохнув, старуха накинула на спину кобылы вальтрап — чуть ближе к холке, а потом сдвинула его на место и разгладила затянутой в перчатку рукой.

Дора столь глубоко погрузилась в свои мысли, что сняла вальтрап и положила его снова. Так она проделала раза три, причем с трудом — мешала больная рука. Лошадь повернула голову, посмотрела на нее и фыркнула.

— Господи! — натужно и неестественно рассмеялась старуха. — Да что со мной? Что-то в последнее время я сама не своя.

Повернувшись ко мне, Дора посетовала, что сегодня утром положила ключи от грузовичка в холодильник. Со вздохом она пожаловалась на головокружение и сводящую с ума жажду.

Ее опухшая рука выглядела хуже, чем прежде. Отчасти я приехал к ней, чтобы уговорить показаться врачу, однако все мои попытки оказались безрезультатны, Дора лишь попросила помощи, когда настала пора седлать лошадь. Когда мы с этим покончили, она чмокнула чалую в морду.

— Ну вот, золотце, все и готово, — промолвила она.

Мы отправились в путь. Я ехал на унылой низкорослой кляче, которая, вдобавок ко всему, еле плелась. Мои ноги едва не касались земли.

Дора всю дорогу болтала без умолку. Длинные седые волосы, выбившиеся из-под шляпы, развевались на ветру. Старуха сказала, что получила от шерифа очередное распоряжение оставить ранчо на том основании, что лесной пожар теперь бушует всего в нескольких километрах от ее дома. Фыркнув, она заявила, что никуда не собирается, выразив уверенность в том, что, если уедет, ей уже никогда не позволят вернуться, поскольку подключатся хозяева гольф-клуба.

— Это ж уловка, ежу понятно, — промолвила Дора. — Хотят меня выставить отсюда не мытьем, так катаньем. А все почему? Чтоб мое ранчо прибрали к рукам эти толстожопые гады с курорта. Я что, дура, что ли? Я понимаю, они начеку, только и ждут, что я дам маху!

Часть руки, что висела на перевязи, была лилового цвета и распухла, словно какая-то кошмарная надувная игрушка. Я снова заикнулся о докторе, на что мне велели заткнуться и не совать нос не в свое дело.

Мы выехали на пригорок и остановились. Чалая Доры нервно переминалась с ноги на ногу и несколько раз попыталась встать на дыбы. Старуха показала рукой на то место, где некогда стоял амбар. Теперь там виднелись только руины, лишь одна стена оставалась в вертикальном положении.

— Эти суслики, видать, подтачивали амбар не одну неделю. Я им давно уже не пользуюсь, так что они мне только помогли, теперь его сносить не надо.

— Обломки обуглены, — заметил я.

— Наверное, искра залетела от пожара, — предположила Дора.

— Ага, ну да.

Мы подъехали поближе. Земля во многих местах была подпалена. Мне показалось, я видел даже металлические обломки от корпусов ракет. В глаза бросился отпечаток на траве, оставленный приземлившимся вертолетом. Я уже привык к терактам, которые то и дело устраивали суслики.

Воображение тут же нарисовало эскадрилью вертолетов, пускающих ракеты. Они атаковали, когда рядом не было свидетелей. Не сомневаюсь, что операцией, как всегда с огромным удовольствием, руководил лично его величество Чаз.

ГЛАВА 38

В ту ночь я никак не мог сомкнуть глаз и все ворочался и ворочался с боку на бок в состоянии рваного полусна. В итоге меня поднял с постели Чаз — в пять утра он принялся барабанить коготками в стекло моей спальни.

— Э-э-э-эй! Лежебока! — проорал он.

Я жестами велел суслику идти к черному ходу.

Мне снова приснился привычный кошмар: труп рядового, парящий над моей постелью. В голове царил людской гомон, на фоне которого особенно выделялся низкий мрачный голос какого-то парня. Хрипло, словно простуженный, он раз за разом повторял: «Дристня, дристня». Постепенно к нему присоединились и другие. Получилось нечто вроде жутковатого церковного хора, голоса участников которого отражались от каменных стен собора. Как же чертовски вонял этот сукин сын в моем сне: и пердежом, и промокшей парусиновой палаткой в джунглях, и протухшими консервами, и нестираными носками. Все эти ароматы смешались в одно амбре, исходившее от трупа, порхавшего над моей кроватью. Несмотря на то что подлец уже неоднократно являлся ко мне во снах, я все равно ахнул, словно кошмар привиделся мне впервые.

Одним словом, вы сами понимаете, как я обрадовался появлению зубастого друга.

Стояло прохладное утро, что часто случается в горах. Сквозь пластиковые шторки, прикрывавшие окна моего домика, тянуло холодом. На голове у его величества я увидел шапку с ушами в красный горошек, на задних лапах — эскимосские унты из искусственного меха, а на передних — перчатки, как у хоккеиста. Судя по виду Чаза, он обнес спортивный магазин.

На одном дыхании суслик поведал, что ему предстоит выполнить важную задачу: колонизировать ныне оставленные земли, некогда принадлежавшие североамериканским сусликам. В данном конкретном случае речь шла об одном пастбище в Канаде.

— Из наших там практически никого, — пояснил он, — вот я и решил издать нечто вроде Гомстед-акта[17].

— Ты не имеешь права раздавать чужую землю, — возразил я.

— А вот Аврааму Линкольну это нисколько не помешало, — пожал плечами суслик.

— Все равно нельзя раздавать землю, которая тебе не принадлежит.

Его величество не пожелал меня слушать. В результате я убил почти весь день на то, что распихивал по четырем большим деревянным ящикам следующее: во-первых, шестнадцать живых сусликов; во-вторых, три вертолета «черный ястреб», каждый размером с портфель; в-третьих, один тяжелый грузовой вертолет «Чинук СН-47» чуть больше саксофона-тенора.

Кроме того, в ящики отправилось семьдесят пять тысяч патронов стандарта НАТО калибра 5,56 миллиметра, рассованных в две с половиной тысячи магазинов по тридцать патронов каждый, две тысячи тактических дымовых гранат размером со старательную резинку на верхушке карандаша, сто сорок килограммов горшочков с побегами пшеницы, удобрения, скобяные товары, мульча, два экскаватора размером с автомобили куклы Барби, а также один CD-диск с песнями Peter, Paul & Mary.

Все три ящика я отправил экспресс-почтой в столицу канадской провинции Альберта — в город Эдмонтон. Это удовольствие мне обошлось в одну тысячу шестьсот двадцать пять долларов и сорок семь центов. Стеснения в средствах я не испытывал, поскольку недавно открыл счет