За что убивают Учителей - Наталья Сергеевна Корнева

принес сюда. И этот кто-то пытается поить его медовым, немного приторным настоем трав, осторожно, по капле заливая снадобье в иссушенные жестоким недугом губы.

Камелия… Лепестки насыщенно-красные, как пылкая взаимная любовь, и такие же недолговечные. Это значит – зима осталась позади. Наступил первый весенний сезон, олицетворяющий собою переход прошлого в будущее. Как возмутительно символично.

Но тело отвергает протянутую ему руку помощи: тело не хочет жить. Смешно сказать: он не имеет никаких ран и не нуждается в перевязках, однако в первый же день едва не истек собственной благородной кровью. Определенно, для столь сложного ритуала подошел бы более крепкий организм. Да и для магии красного цвета в будущем потребуется мощная жизненная сила, которой тут нет и в помине: он находится на пороге смерти, одной ногой по-прежнему стоя в небытии.

А может, дело здесь вовсе не в слабости нового тела? Может, дело в том, что душа не желает покидать небытие?

Стоит прекратить бороться – и душа возвратится в покой. Морские течения унесут прочь и укроют от прошлого, которое совсем не хочется вспоминать. Только дыхание океана будет слабо колыхать холодное сердце, пустой раковиной перекатывая его по улицам прекрасного Лианора.

Вода, вода. Непривычный штиль встревожит тишиной. Само небо утонуло здесь, в зеркальной пучине, и звезды спокойно лежат на дне, как блестящий жемчуг. Не только звезды, но и белокаменные тесаные мостовые, по которым доводилось беззаботно гулять когда-то, еще совсем мальчишкой. Юность его прошла здесь.

Но все это в прошлом. Теперь же – Лианор пал и покоится на глубине, и просвечивает насквозь мутной зеленью волны, как призрак потерпевшего крушение величественного корабля.

О Лианор, ты поглотил тысячи жизней… и забрал и его собственное сердце.

Воистину, переменчивы благословения небожителей.

Почему же сохранились одни лишь невообразимо далекие, самые ранние воспоминания? Почему не помнит он событий более поздних?

– …Позвольте вашему ученику позаботиться о вас, мессир, – сквозь пелену дурноты слышит он все тот же гортанный голос, подернутый дымкой усталости и сдержанной печали. Печаль проступает неявно: так сквозь многие слои лака показывается подлинный цвет дерева.

Кажется, прежде не замечал он за своим учеником склонности к меланхолии, – так откуда такая печаль? Откуда, о небожители, взялась она в этом твердом голосе? В голосе, который, словно далекий маяк, выводит его из кромешной тьмы.

Тем временем Элиар берет в руки маленькую золотую чашу в виде цветка вишни, а в ней – темное, как кровь, багряное вино. Что это еще за новые методы лечения? По вогнутому лепестку чаши густое питие аккуратно стекает ему в рот, и становится ясно – это никакое не вино. Это и вправду кровь, и она пахнет лотосом.

Дивный аромат красного лотоса, тот самый аромат, что после кончины его несколько недель стоял в адитуме… Откуда он это помнит?

Мысли понемногу успокаиваются и наконец начинают течь медлительной густой патокой. Корабль-призрак неуверенно ложится на курс.

Удивительно, но он и вправду хорошо помнит корабли – большие галеоны с крылатыми серебряными парусами. Не помня самого себя, помнит пьянящее ощущение зыбкой палубы под ногами, помнит грозную мощь океана, которую они, непревзойденные мореходы, смогли приручить…

Чьи-то пальцы выпускают край покрывала и бережно собирают неприбранные волосы: растрепавшиеся, спутанные, они в беспорядке рассыпаны по подушкам. Так могло быть только в глубоком нездоровье, когда больного боятся лишний раз побеспокоить, дабы не усугубить плачевное состояние. Чужая рука случайно касается горла и цепенеет, будто пораженная необычной беспомощностью лежащего без чувств человека. Он смутно ощущает прикосновение запястья, и, кажется, на нем – ритуальный траурный браслет? Но уже в следующий миг голову ему осторожно приподнимают, высвобождая оставшиеся, сбившиеся за спину длинные пряди.

– Я вижу, ваша светлость, вы почти не хотите жить, – прислушиваясь к прерывистому дыханию спящего, тяжело резюмирует Элиар. Вот уже много часов подряд он молча сидит подле кровати и смотрит, как вздрагивает неспособное вырваться из тяжелого полусна тело, тихо лежащее на простынях. – Никто не в силах запереть дух во плоти против его желания, даже подобрав идеально подходящий сосуд. Если бы это и было возможно, подобное насилие претит мне. Однако ваша душа поверила моим словам и по своей воле откликнулась на зов. В этом решении я узнаю духовную силу того, кого называли когда-то Красным Фениксом Лианора… того, кто прежде не принимал поражения.

Черный перламутровый гребень мягко касается волос, и от этого проявления заботы Элирий вдруг чувствует желанное успокоение. Перламутр напоминает о милом сердцу море. Долг ученика служить ему и быть рядом – хоть что-то осталось незыблемым в новом незнакомом мире.

Дыхание делается глубже и размереннее.

– Эти пряди – не дивный тонкий шелк волос народа Лианора, и священная речь ли-ан прозвучит несовершенно из уст полукровки. Все это не может не оскорбить ваш дух. Но умерший юноша приятными чертами немного напоминал Учителя. Вам не придется слишком уж ломать чужое тело: сила вашего духа с легкостью исправит недостатки, вернет точеные черты лика Первородного. Потерпите совсем немного, пока лотосная кровь не созреет полностью.

Пальцы ловко сплетают широкую свободную косу, как вдруг, дрогнув, застывают…

Что-то изменилось. Произошло что-то важное. Элиар будто заметил нечто необыкновенное, выходящее из ряда вон, и, боясь ошибиться, приблизил лицо, чтобы рассмотреть внимательнее.

– Учитель не покинет нас, – со спокойным облегчением проговорил он наконец. – Зерна крови Первородных крепко проросли в новом теле. Верное свидетельство тому – серебряная нить в волосах. Это добрый знак. Красные бумажные фонари будут гореть в ваших покоях день и ночь, возвещая великий праздник.

Элирий немедленно вспомнил: серебро!

Серебро в волосах всегда отличало прямых потомков небожителей. Низшие народы поначалу принимали его за седину, но седина, напротив, не была свойственна воинственному народу Лианора: их волосы – яркий черный обсидиан, что никогда не теряет цвет. И в этих волосах с рождения сияло священное серебро – своеобразный знак качества, знак чистой крови высшей пробы.

И, так как этой самой крови высшей пробы, обладающей магической силой крови небожителей, в их жилах текло не так уж и много, то и серебряные нити можно было перечесть чуть не по пальцам: они появлялись в основном на висках. Чтобы заострить внимание на этой благословенной особенности на Лианоре принято было сплетать серебряные пряди в отдельные тонкие косицы. Со временем количество крови небожителей в жилах повелителей людей и вовсе стало стремиться к нулю, но гордость от обладания ею, вопреки этому, все возрастала.

Так и пал однажды великий Лианор, погребенный холодной морской водой и собственной непомерной гордыней.

– Память об ушедшем,