Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот над полем летним
Солнышком согреты
Колыхались травы,
Расшумелись ветры.
Небо вышней синью
Обнимало землю,
Зеленью богату
В ту благую пору…
Мягкий полог травный
Нежно греет солнце.
Знать, колосьев славных
К осени дождёмся.
Небо вышней синью
Обнимало землю,
Зеленью богату
В ту благую пору.
Когда песня закончилась, Сигги некоторое время молчал. Валька видела, что он хочет что-то сказать. Но он то ли не нашёл слов, то ли не решился их произнести. Наконец, Сигги высказался:
— Ты очень хорошо поёшь. И песня твоя прекрасна.
Валька почувствовала, что он сказал не всё. И главное — совсем не те слова. Но Сигги больше не смотрел ей в лицо, что было на него совсем не похоже. Он встал и сказал тихо:
— Спасибо тебе за всё, Валька. Сегодня был очень насыщенный день, думаю, нам пора отдыхать.
И обоим было очевидно, что разойтись вот так сейчас по своим комнатам — самая последняя вещь на свете, которую им бы хотелось сделать. Однако они пожелали друг другу спокойной ночи и разошлись по своим комнатам.
[1] Исландцы действительно до сегодняшнего дня сохранили свойственный им со времён саг интерес к предкам и генеалогии в целом.
[2] Коровий желудок
День третий
На острове беда обычна,
Но от того не меньше зла.
Болезнь овечья, что критична.
Недалеко, уже пришла.
Обеспокоен Сигги, мрачен,
«Твой страх, я думаю, напрасен…», —
Заметила тут гостья вдруг
С заботой, словно лучший друг.
«По поведению не сказать,
Что б овцам завтра умирать».
Но едут, осмотреться нужно,
Понять, чего на деле есть.
Ведь если что вдруг обнаружить,
Хоть даже малый самый след…
Печали, счастья перепады,
Надежды всё же верный свет…
С тревогой смотрят на ограды
И видят, что там шерсти нет.
Утро третьего дня начиналось, как обычно. Когда Валька вошла в столовую, Сигги уже приступил к завтраку.
— Привет, помощница, — сказал он без малейшей иронии.
— Привет, — Валька улыбнулась.
— Приятного.
Небо за окном было хмурым, но в душе у Вальки расцветали те самые желтенькие цветочки, россыпь которых так часто заменяла на этой земле блики солнечного света.
Однако к концу завтрака атмосфера в столовой заметно изменилась.
Телефон Сигги звякнул, он прочитал сообщение, его лицо потемнело и закаменело. Он быстро нашёл какой-то номер телефона в списке контактов, и последующий разговор отнюдь не стёр печать напряжения с лица хозяина фермы, скорее, оно становилось всё более мрачным.
— Что-то случилось? — спросила Валька, когда Сигги закончил разговор.
— Боюсь, что так. На юге почесуха, — последнее слово прозвучало чуть ли не как вердикт «виновен» в суде присяжных. — Формально регион не наш, но смежный.
Вальке стало страшно. Она прекрасно знала, что почесуха овец — пожалуй, самый жуткий ужас овцевода, фактически, приговор для фермерского хозяйства. И, несмотря на забавное название, в этом явлении точно нет ничего забавного. Возбудитель болезни до сих пор точно не установлен (сейчас наука всё больше склоняется к прионной[1] природе инфекции), но она на сто процентов заразная, и выявить её сразу не удаётся — симптомы могут не проявляться несколько лет. А когда заболевание становится заметным — в первую очередь потому, что овцы начинают часто и с упоением чесаться о любые пригодные для этого предметы, например, ограждения, отсюда и смешноватое название — с этого момента жить животным остаётся несколько недель. При выявлении почесухи всё поголовье овец на ферме утилизируется, а на местность накладывается многолетний карантин. Как дипломированный специалист по разведению скота Валька, конечно же, знала об этой напасти, в частности, то, что случаи суицида среди невезучих фермеров — отнюдь не редкость.
— А ты что-то замечал? — спросила Валька, в её голосе звенели и тревога, и надежда.
Сказав это, Валька краешком сознания отметила, что, думая по-русски, она обратилась к Сигги именно на «ты». Конечно, он этого не понял, язык, на котором они общались, такого нюанса передать не мог, да и само множественное «вы» было для исландца всего лишь грамматическим аспектом инглиша, однако для Вальки стало ясно, что какая-то преграда между ними рухнула, как будто души их в предчувствии беды соприкоснулись…
— Нет, но я об этом не думал.
— Давай посмотрим, — тут Валькин голос упал до самой низкой ноты, какую она была в состоянии взять. — Если что, на ограждении найдётся хоть один клочок шерсти.
Сигги посмотрел ей в лицо не то чтобы с облегчением, скорее, с благодарностью за выдержку и умение конструктивно мыслить в критической ситуации.
— Пошёл седлать лошадей. Жду тебя у ворот, — сказал он уже на выходе из столовой.
У ворот разделились — Сигги поехал на юг, Валька — на север. На востоке — океан, оттуда зараза не придёт, на западе — горный кряж, а овцы всё же не мастера спорта по альпинизму.
Объезд территории фермы и внимательный осмотр ограждения занял полдня. Обратно Валька возвращалась с более спокойным сердцем. Сигги уже ждал её на подъездной дороге. Его посветлевшее лицо без слов сказало Вальке, что и он не нашёл ни клочка шерсти — ни на стойках забора, ни на проволочной сетке.
У обоих отлегло от души.
Валя тихонько предложила
Проверить записи, мол, вот
Болезни вероятность/силу
Определяет генов код.
А дед вёл тщательный учёт
Не просто общий вес и счёт.
На сердце стало ладно-складно,
И даже захотелось петь
И, правда, с радостью звучало:
«Выходит, им не заболеть».
И Валя чувствует победу,
Как будто нечто «удалось»,
И улыбается рассвету
Сознания: «ура, сбылось!»
За обедом оба всё же молчали, пока Валька не выдала тираду, больше подходящую для научной конференции, но таковы уж были её мысли:
— Слушай, восприимчивость к почесухе у овец зависит от последовательности аминокислот белка приона и конкретной комбинации аллелей белков прионов.
Сигги согласно кивнул.
— Овцы, гомозиготные по аргинину, имеющие двойной набор «ARR» аллели, можно сказать, обладают иммунитетом, — продолжил он Валькину мысль.
— Да. Думаю, твой дед как рачительный хозяин мог поинтересоваться геномом своих овец. Ты смотрел документы?
— Смотрел, но, возможно, такого
- Маркизет - Надежда Валентиновна Гусева - Русская классическая проза
- Человек рождается дважды. Книга 1 - Виктор Вяткин - Проза
- Пятьдесят слов дождя - Аша Лемми - Историческая проза / Русская классическая проза
- Пуанты для дождя - Марина Порошина - Русская классическая проза / Современные любовные романы
- Том 3. Дилетантизм в науке. Письма об изучении природы - Александр Герцен - Русская классическая проза
- Похождения Невзорова, или Ибикус - Алексей Толстой - Русская классическая проза
- Гоголь за 30 минут - Илья Мельников - Русская классическая проза
- Толстой за 30 минут - Илья Мельников - Русская классическая проза
- Сильный - И. Лири - Классическая проза / Короткие любовные романы / Русская классическая проза
- 48 минут, чтобы забыть. Фантом - Виктория Юрьевна Побединская - Русская классическая проза / Современные любовные романы