Записка госпоже Нерукавиной - Игорь Николаевич Крончуков

обстановку, присев на колени начал говорить:

– Милая, любезная, прекрасная, Елизавета! – взяв ее руку, сидящей на кровати.

Холодно встала и решительно сказала:

– К чему такие курьезы?

Твардовский понял, что сейчас это было бы неуместно. Терялся и не знал, что сказать:

– Я вас люблю! – сказал наконец он.

– Я Вас приняла, как друга, который просто приехал поддержать. А Вы ворвались ко мне и после всего признаетесь мне в любви? Чего Вы вообще хотите добиться? Вы мне противны, я поняла кто Вы есть. Вы пытаетесь ловить удачу, когда такая случилась беда. Покиньте меня! -Нерукавина заплакала.

Твардовский пришел в большую ярость:

– Вы, Вы после всего этого, до сих пор любите своего мужа? – сквозь зубы прошипел он

– Прощайте! – сказала она и вышла из комнаты.

Твардовский взорвался и не мог остановиться:

– Да как же, Вы так меня не дослушали. Я сказал, что люблю Вас, но по-дружески. А Вы так холодно отнеслись ко мне. Да как же вы злы. Вы злы. Да если бы я все-таки Вас любил, – кричал он в пустой комнате, – надо, наверное, щадить мои чувства, Вы не правы, не правы. Это случайность, что именно сейчас я признаюсь Вам в любви.

Твардовский ворвался в ту комнату, где сидела Нерукавина. Посмотрел на нее зловеще и вышел из дома вон. Она слышала каждое его слово и все же почувствовала себя дурой, что зря обидела Твардовского, ведь он был так любезен и при случае, решила попросить у него прощения.

Твардовский пулей вылетел из дома. Макрат с удивлением смотрел на него и неуверенно спросил:

– Куда едем-с сейчас-с? – Макрат краем глаза взглянул на взорвавшегося Твардовского.

– К Милону, к Милону, к этому чертенышу.

– Он то на что Вам? Но! Но! – крикнул Макрат на коня.

– Что за вопрос?! Он солдат, стреляет метко, убьет его. Она все равно будет моей, она все равно его любит.

Позже в пути Андрей Семенович расскажет, что дома у Нерукавиной шла речь о дуэли и что произошло буквально сейчас.

А в доме у Нерукавиных царила тишина, за окном было слышно как дул ветер. Дома была служанка и Нерукавин, спящий в своем кабинете. Сумерки совсем легли, служанка все же решила зажечь лампу и проведать Нерукавина. Служанка в тайне любила господина всем сердцем и ничего не могла с этим поделать. Она зажгла свет в лампе и прошептала:

– Петр Афанасьевич! Петр Афанасьевич!

– Да я не сплю, чего хотела? – его голова лежала на столе, так и не поворачиваясь.

– Не желаете чаю? – но не успев договорить.

– Присядь со мной. – наконец подняв голову и красными газам взглянув на нее. – Я одинок, я один, присядь со мной, и говори мне на ты.

– Да что Вы?! – приседая, – Что Вы?! Да я вижу Вы… Ты… совсем одинок и помогла бы Вам, да чем?

– Расскажи же мне чего-нибудь, жизнь моя скучной стала, можешь проклинать меня вслух, мне от этого только легче станет. Хоть кому-то для чего-то я нужен.

– Кто? Вы? Да не убивайтесь уж так. Ты… Вы… Ты… хороший хозяин. За что проклинать?

– Ты знаешь, служишь у нас три месяца, а я тебя имени не знаю. – оба посмеялись.

– Меня Анной звать. – робко взяв за его плечо.

– Откуда ты, Анечка, дорогая, откуда ты?

– Да я отсюда, у маменьки одна была, работала горничной у знатного человека в центре. А кто такой я и не помню, – засмеялась. Нерукавин в ответ улыбнулся.

Служанка продолжила свой рассказ:

– Затем маменька моя померла, а меня в приют, оттуда к Вам попала. Вот и вся моя биография.

– Чем интересуешься? Науками может какими?

– На звездочки, – улыбаясь, – Люблю смотреть, бывало с маменькой ходили на небо глядели, то бишь и звезда упадет. Мне вот сейчас девятнадцать, а звезд падающих и не видала.

Тут Нерукавин вспомнил, что еще до гимназии на чердаке у него телескоп был:

– Пойдем со мной, я тебе кое-что покажу.

Нерукавин и служанка поднялись на чердак, около получаса провели на нем, рассматривая звезды. Служанка начала говорить теплым тоном:

– А знаете, если звезда упадет, надо желание загадать и оно сбудется, – говорила смотря в телескоп. – О, падает звезда.

Нерукавин ничего не смыслил в звездах и здесь они были на равных, весело смеялись и вдруг служанка сделала серьезный вид и заговорила:

– Извините меня за нескромность, но я знаю почему ваша жена Елизавета Владимировна уехала.

Нерукавин побледнел.

– На днях посыльный передал записку в ней было написано кое-что, Вы ее найдете, я убирала комнату сегодня и прочла, – они прошли в комнату Нерукавиной. Петр Афанасьевич взял записку, много раз перечитывал и вчитывался в каждое слово, Анне не хотелось уходить и уже пожалела, что усугубила обстановку. Нерукавин опять впал в забвенье, как же ему не хотелось об этом думать. Служанка поняла что в этих думах, она лишняя. Все же решила покинуть господина.

– Да-да. Идите. – холодно сказал Нерукавин. – Милон… -проговорил он шёпотом.

И самое страшное было то, что на записке были срезаны буквы казармы, что выдавало адресата. Нерукавин долго еще изучал записку, пока не уснул.

Поспать хорошо Милону не дали, стук в дверь прервал его сон. Он лениво поспешил открывать дверь. Приоткрыв дверь, ворвался разгневанный Твардовский. Схватил его за шею и прошипел:

– Убью.

Милон откинул его и закричал:

– Прежде чем лезть в драку, объясните в чем тут дело.

Твардовский путался сам в своей правде:

– Ах, вот как, Вы расхаживаете с женой моего лучшего друга. А еще, а еще, ну что Вы так вылупили свои глаза? Вы за это поплатитесь, ох, как поплатитесь.

– Вернее Вы в пять утра врываетесь в мой дом, оскорбляете, унизить пытаетесь, и во имя моего светлого имени говорю убирайтесь из моего дома.

– Хорошо, я уйду. Но дело это просто так не оставлю. Ох как не оставлю! – и скрылся в дверях.

– Эдакий наглец! – проговорил Милон и к семи утра все-таки смог уснуть, блуждая в думах.

А в это время когда дверь за собой закрыл Милон, Твардовский ввалился в карету.

– Стоило ли-с? – произнес Макрат.

– Стоило. Я настроил Милона на нужную волну. Черт с ним с Нерукавиным, завтра к нему. – проворчал, уже зевая Твардовский.

10

Повозка Любова остановилась у таверны, с нее слезли кучер и сам господин. Кучер закурил сигарету, стал осматриваться вокруг. А Любов решил перекусить и в мыслях его было одно “дурак-дурак», – думал он про себя. – «оставил Нерукавина, совсем заболел я делами и забыл про друга». Друзьями они большими не были, как их отцы, но уважение друг к другу было высоким, сделав заказ в довольно таки престижной закусочной, присел, ожидая его. Здесь он никогда не был, поэтому внимательно осматривал окружение.

Большой зал и все такой же гул людей доносился с улицы

«Неспокойное место.» -подумал он.

Опрятные салфетки на столах, красивые висели шторы, право не хватало обой для блестящего комфорта. Любову принесли заказ, вдруг он уловил