Записка госпоже Нерукавиной - Игорь Николаевич Крончуков

первая мысль его озарила: «Какой стыд!».

Он увидел на кресле спящего Твардовского, тот бормотал во сне:

– Она будет моя и только моя.

– Что-что, простите?

И в это самое время проснулся с недовольным лицом Твардовский.

– Ничего б я не хотел. – хотел было уже оправдаться.

Нерукавин сев на кровать, закрыв руками лицо начал стонать, от чего у Твардовского сидящего на кресле, становилась кислая мина.

– Какой стыд, какой позор, чтобы жена… О, боже, я никогда себе этого не прощу.

– Да что Вы?! Это я виноват, это я Вас позвал.

– Да нет же, я ведь все-таки согласился.

– Нет, друг, твоей вины здесь нет, здесь моя вина.

Пока Нерукавин продолжал свою унылую речь, Андрей Семенович про себя думал, постукивая нервно пальцем об стол, о том, что же теперь делать дальше. Может идти и утешать госпожу, в эту пору самое время будет. Вдруг Нерукавин о чем-то его спросил.

– Что-что? – вышел из дум Твардовский.

– Вам я слыхал надо ехать.

– Да, прощайте! – Твардовский нагло вышел.

Но Нерукавин настолько был удручен бедой и даже не заметил обидной выходки прямолинейного подлеца. Он просто махнул рукой. Нерукавин поныл в своей спальне, набравшись сил попросить прощения у госпожи, но какое было состояние, когда он узнал от служанки, что по утру госпожа с ребенком покинули дом. Нерукавин пал на кровать, лицом уткнувшись в подушку, кулаками стуча, громко рыдал.

8

Зачем нужно было покинуть Нерукавина, за этим Твардовский и сидел в казарме, у него была назначена встреча с командиром роты, где и служил Милон. Но из-за опоздания Твардовскому пришлось ждать, он смотрел на проходящих мимо солдат и вдруг, рядом на свободное место подсел солдат, лет двадцати пяти, чуть курносый, с усами, хорошего телосложения. Это и оказался Милон, он узнал Твардовского.

– Рад вас приветствовать, Андрей Семёнович.

Тот сразу ничего не ответил, но почтив это за неуважение, все-таки сказал:

– Да, рад вас приветствовать! – и отвел глаза.

Далее после такой холодной встречи, Милон не стал продолжать разговор и закончив минутное молчание, он резко ответил:

– Ну, извините меня, мне пора идти.

Милон мигом покинул Твардовского, тот в свою очередь пронизывал взглядом его спину. На встречу попался Любов, который в свою очередь заскочил взять бумаги и отправиться за город. Таковы были его близ лежащие планы.

– Здравствуйте, Андрей Семенович! Здравствуйте! – а сам уловил пронизывающий взгляд Твардовского на Милона, но сделал вид, что ничего не заметил.

– Здравствуйте! – и подумал: «Что вы сегодня, как снег на голову свалились». Не вставая протянул ему руку, Любов присел рядом.

– Как там Петр Афанасьевич? А то не успею его напоследок проведать, – с вежливым тоном.

– Но все же, не сложно представить, если ему жена изменила. Как он должен себя чувствовать?!

– Да-да, а то кучер мой сообщил, что утром госпожа Нерукавина отправилась с багажом. Мало ли чего там стряслось. Извините конечно, за нескромность, не бросила ли она его? – Любов будто специально его провоцировал и прекрасно понимал, что задает эти вопросы не зря.

– Как? – Твардовский внезапно побледнел. – Куда?

Любов решил пойти тем же способом.

– Милый Андрей Семенович! – с подхалимством, – Не Вам об этом думать, а Петру Афанасьевичу, а Вам то от этого какая выгода?

«Жестко, но верно!» – подумал на секунду Твардовский.

– Да, Вы правы, от Вас такой правды не ожидал. – улыбнулся нелепо Твардовкий. Любов прямо замер на месте от изумления, да до такой степени что даже представить себе не мог, что было тогда у Твардовского на уме в тот момент. У Любова будто стало что-то проясняться. «Хорошо»– подумал в тот миг, и вдруг Твардовский встал и начал злостно говорить без интонации:

– Все мое время вышло, я покидаю Вас. Мне пора до новых встреч! Досвидания!

Любов пока находился в казарме, уверял себя, что Твардовский просто пошутил над ним. Но как правдоподобно, такого актерского мастерства он никогда не видел. А сам находясь в мозговом штурме, уезжая за город:

– Слышь, Петрович! – так называл он кучера на время заменяющего заболевшего слугу, а сам он служил у Нерукавиных, – не подумай за допрос, но знаешь ли ты или нет, что из себя представляет сам Твардовский?

– Твардовский то?! – начал кучер, – Знаю, скрытый тип, знать то о нем мало знаю, знаю, что злой человек, знаете его сестру? Вот ее кучер, много что сказать может, если конечно хотите, я у него спрошу о господине.

– Да нет не надо. – хотел было продолжить.

– А вот служивый его, – вздохнув не добро, – Макрат, вот это простите гад. За него могу сказать, лет десять назад в Молотове я проживал, вот этот тип мне и попался тогда. Ох, глаза б мои не видели его тогда. Обдурил меня на суммы и смылся. Он тогда у господина прислуживал. Не видал его, но слыхал два сапога пара. Что тот, что этот, господина из города выгнали за делишки не честные и тогда они оба и смылись. А ныне увидел Макрата. Бог ты мой… – закончив с другой интонацией.

– Сколько лет назад говоришь-то?

– Да лет десять, как прошло.

«Вот оно что»– подумал Любов.

– А ведь Макрат у Твардовского все двадцать служит.

До конца пути ехали молча.

9

Выпал первый снег. Что ж в ноябре это вполне позволительно. Небо затянуло так, что складывалось такое впечатление, что солнце и не существует. Первый снег был виден только тогда, когда он падал на землю, на земле же он таял. Небольшой ветер дул Макрату в лицо, он вез Твардовского прямо домой к деду Нерукавиной. После казармы он даже не зашел к «лучшему другу», а сразу отправился в путь. Оба ехали молча. Твардовский всю дорогу обдумывал дальнейший ход событий:

– Долго еще? – проворчал наконец он.

– Да нет-с, вот уже и хоромы торчат. – так Макрат выражался о среднем классе.

Дед жил скромно, несмотря на то, что сын, отец Нерукавиной, был богат. Дед не почитал всю интеллигенцию. Жил один, отказывался от всех вещей сына. Любил простоту и не любил богатых, что и говорит, что корни Нерукавиной среднего класса, так как отец ее добился всего сам, да и женился на богатенькой особе.

Твардовский вылез из кареты и брезгливо посмотрел на дом, будто стоит над развалинами, постучал три раза ногой.

– Кто там? – послышался голос деда.

– Это Андрей Семенович.

Открыл дверь дед бородатый и с ненавистным взглядом посмотрел на Твардовского, так как не любил всех этих особ.

– Кем будешь? – недоверчиво спросил дед.

– Другом.

Дверь приоткрылась, и он услышал женский голос:

– Кто там? – спросила Нерукавина.

– Не знаю, другом называется, – очень тепло ответил ей дед. – Говорит, что друг.

– Ну пусть, дедушка, войдет тогда.

– Войдите! – вернулся дед.

Твардовский вошел, не снимая обуви, взглянул на Нерукавину и увидев ее в более простенькой одежде, направился к ней. И только хотел было начать, увидел присутствие старика, пришел в замешательство.

Дед заметив это покинул их. Твардовский не обращая внимания на