Гостиница тринадцати повешенных - Анри де Кок

– Опасность?

– Вы в этом сомневаетесь? Вы, которая каждый день, каждую минуту боитесь получить какое-нибудь роковое известие?

– Роковое известие?

– Да, бог ты мой, да – роковое известие. Чем выше стоит человек, тем более следует опасаться его падения. За маленького, пресмыкающего во тьме, бояться нечего. Но за большого… который гордо шествует при блеске солнечного сияния… что с ним станется, если случайно… по несчастию… это сияние его оставит? А вам должно быть известно, сударыня – подобные случаи еще свежи в памяти, – что солнце… в особенности во Франции… крайне непостоянно. Вчера оно освещало того из своих любимцев, которого уже завтра безжалостно покинет! Хорошо еще, если оно просто отвернется от него! Но чаще случается, что тьма, в которую оно его бросает, есть тьма могилы.

– Могилы!

Госпожа де Шале вскочила в ужасе, повторяя это слово. Подскочив к незнакомке, она схватила ее за руку.

– Послушайте, – сказала она, – мне действительно нет дела до тех причин, которые заставляют вас интересоваться моим сыном; мне важно лишь, чтобы – если ему на самом деле угрожает опасность, и вы знаете средства к его спасению, – чтобы вы мне их сообщили. Оставьте ваши метафоры и образы! Поговорим откровенно. Граф де Шале – фаворит короля Людовика XIII, друг и товарищ Месье[4]. Следовательно, кардинал Ришелье – враг графа де Шале. И эта ненависть достигла своего апогея… вы это открыли… Вы об этом пришли меня известить?

– Да, – промолвила незнакомка.

– Но, – продолжала графиня, – для того чтобы эта ненависть, которая ему угрожает, могла разразиться, нужно, чтобы Анри совершил какое-нибудь преступление или нанес господину де Ришелье некую серьезную обиду. Потому что, в конце концов, нельзя же поражать вот так, без причины… даже когда любишь поражать. Скажите же, что сделал граф де Шале первому министру, вам это известно?

Женщина в маске колебалась с ответом.

– Известно? – повторила графиня.

– Нет, – сказала незнакомка. – Нет, я ничего не знаю… ничего, кроме того, что сообщил мне Домовой.

– Кто такой этот Домовой?

– Мой домашний дух… и его ответы были такого рода, что вынудили меня тотчас же отправиться к вам.

– Ко мне? Но с какой целью?

– Как!.. Вы же мать!.. Смерть – и какая! ужасная, позорная! – уже, возможно, витает над головой вашего сына, а вы у меня спрашиваете, с какой целью я пришла к вам! Спасите его!

– Спасти его! Но, повторюсь, если граф не совершил ничего такого, на последствия чего я могла бы опереться, чтобы вызвать его и, если нужно, увезти из Франции, я знаю, он меня не послушает! Ему нравится при дворе… в Париже! Нравится… да и сам он там любим! Его там окружают почести и удовольствия. «С какой стати мне покидать все это, милая матушка? – скажет он мне. – Ваши опасения есть не что иное, как пустые химеры». И он удалится, улыбаясь… и я буду не вправе его удерживать. Смерть… смерть ужасная, позорная! Которая витает над ним. Ах! И то уже ужасно, что вы меня так мучите подобными предсказаниями, если ничто вас к этому не вынуждает. Но вы, вероятно, не осмеливаетесь сказать мне всего! Вы, верно, боитесь мне сказать! Ох, если вы желаете быть искренней… если жизнь Анри вам так же дорога, как и мне… если вы его любите – а вы ведь его любите… да, я уверена! Это чувство и побудило вас к данному демаршу! – зачем же скрывать от меня истину? Возможно, он замешан в каком-нибудь заговоре. Это так? Говорите же! Он в заговоре против кардинала. Мадам де Шеврез ненавидит кардинала… у нее одна мысль… одно желание… низвергнуть его… а из угождения герцогине, Анри… Ах!

Графиня вдруг остановилась, заметив, что при этих словах женщина в маске вздрогнула.

– Ах! – вскричала она, поняв это внезапное волнение. – Так я и думала! Вы – соперница герцогини де Шеврез, сударыня!

– А если бы и так? – глухо промолвила незнакомка.

– В таком случае, – продолжала госпожа де Шале, – мне понятно ваше горе… возможно, ваше отчаяние. И из снисхождения, только из снисхождения, я прощаю вам то, что в надежде разлучить их вы выбрали меня орудием вашей мести, внушив мне иллюзорные страхи.

Две молнии сверкнули под маской незнакомки.

– Вот как! – пронзительно вскричала она. – Так вы полагаете, что лишь ревность и желание разлучить их… привели меня к вам, госпожа графиня! Вы полагаете, что, проведя в слезах бессонную ночь, я сказала себе: «Обращусь-ка я – для того чтобы облегчить сердце – к другому сердцу… к сердцу его матери. Напугаю ее, и в страхе она потребует, чтобы Анри немедленно явился к ней, отказавшись от пребывания при дворе… от своих удовольствий… радости… любви!..» Что ж, госпожа графиня, смотрите и верьте… и да спасет вас вера… или не верьте, и пусть тогда неверие вас погубит! Домовой сейчас же скажет вам то, что вчера сказал мне. Это последнее предостережение, которое я могу вам дать!

С этими словами женщина в маске вынула из кармана платья некую металлическую капсулу, размером вчетверо больше наперстка, которую поставила жерлом кверху на огонь. Затем сняла с пальца два перстня: один – с чудесным бриллиантом в золотой оправе, другой – с не менее восхитительным рубином.

Оба эти кольца она бросила в накалившуюся трубочку.

– Что вы делаете? – не удержалась от вопроса графиня, которая с изумленным видом следила за этим странным колдовством.

– Вызываю своего домашнего духа, – отвечала незнакомка. – Это гном: он любит драгоценные камни, и, исходя из того, который он предпочтет принять в дар, я узнаю… и вы тоже узнаете…

– Так эти кольца…

– Эти кольца… то, что с бриллиантом, означает вашего сына… другое… с рубином… кардинала. Разве не кардинала де Ришелье прозвали Красным человеком?[5] Посмотрим, кто из них уничтожит соперника!.. Глядите, домовой сделал свое дело! Ох! Этому гному стоит только дунуть, чтобы совершить то, что человеку не сделать за день, за год, за века! Смотрите!

Кончиками стальных щипцов женщина в маске сняла капсулу с огня и предъявила графине… На дне колпачка находился лишь один перстень – с рубином, словно удвоившийся в величине и блеске.

– Победит Красный человек! Опасайтесь Красного человека! – воскликнула незнакомка.

И прежде чем графиня успела опомниться, женщина в маске исчезла, оставив, как воспоминание о своем визите, на паркете огромный рубин, казавшийся там скорее кровавым пятном.

Глава V

Как Паскаль Симеони взял на себя сразу две обязанности, и как Антенор де Ла Пивардьер заменил старую лошадь новой

Графиня де Шале еще никак не могла прийти в себя после разыгравшейся у нее на глазах странной сцены, когда явился ливрейный лакей и доложил о приезде в замок господина барона де Ферье с женой и племянником.

Барон де Ферье приходился семейству Шале очень дальним родственником. Графиня видела его всего-то каких-нибудь раза три или четыре за всю свою жизнь; потому понятно, что подобный визит, в особенности в настоящую минуту, интересовал ее мало.

Однако не принять барона она не могла.

– Хорошо, – сказала она лакею. – Проведите их в парадную гостиную.

И прежде чем присоединиться к гостям, она взяла в руки оставленный рубин и долго смотрела на него с мучительной тоской.

Паскаль Симеони и его слуга Жан Фише, за компанию с Антенором де Ла Пивардьером, вошли в нижнюю залу, куда им поспешили подать прохладительные напитки.

Попивая бокал за бокалом, Ла Пивардьер, которого вино сделало разговорчивым, рассказывал Симеони, каким образом он познакомился с бароном и как различные перипетии этой встречи убедили его, что вышеупомянутый барон отнюдь не является потомком Баярда, рыцаря без страха и упрека.

– Ах, – заключил Ла Пивардьер, – без вашего, сколь отважного, столь же и энергичного вмешательства, сударь, мы все погибли бы от рук этих Босоногих. И, уверяю вас, эту очаровательную баронессу мне было бы жаль куда больше, чем самого себя. Что же до барона, то иного он и не заслуживает! Скажите на милость, что это за муж и дворянин, который даже пары капель крови не может пролить, защищая честь своей жены… тогда как человек посторонний… и простой слуга готовы за нее позволить изрубить себя на части?

– Да уж, – произнес Симеони с презрением, – храбрецом барона де Ферье никак не назовешь!

– Да он трус, сударь, самый натуральный!.. И если я принял его предложение сесть в карету… так только потому, что не опасался более встретиться с шайкой этих Босоногих… но теперь, когда настанет пора продолжить путешествие, уверяю вас…

– Теперь, господин де Ла Пивардьер, – прервал его собеседник, – мы постараемся изыскать для вас другие средства, которые позволят вам более не чувствовать себя обязанным барону… В здешних конюшнях полно лошадей, и я обещаю вам, что по моей просьбе госпожа графиня непременно предоставит вам одну из них.