Журнал «Вокруг Света» №04 за 1974 год - Вокруг Света

— Давай, давай, — говорит сосед. — Желаю удачи! Тут у нас, на Амазонке, только дурак не разбогатеет.

Почесав за ухом, он добавляет:

— Хотя, конечно, лучше начинать, имея деньги. Почему гринго (1 Гринго — распространенное в Латинской Америке название светловолосого и светлокожего иноземца, чаще всего североамериканца. — Прим. ред.) тут быстро богатеет? Он приходит сюда с капиталом. А деньги к деньгам липнут.

— И много тут гринго? — спрашивает Жозе.

— Говорят, даже бывают индейские деревни с белобрысыми детишками, — качает головой сосед и, перегнувшись за борт, показывает рукой: — Вон, видал?

К борту замедляющего ход «Лауро Содре» идут с берега лодки. В каждой сидят мальчишки, подымая над головой корзинки, сплетенные из пальмового лыка, соломенные игрушки.

— Видал? Вот такие мы — бразильцы. Всю жизнь копошимся с этими соломенными игрушками. Или, в крайнем случае, каучук собираем. А гринго — нет! Гринго сразу в землю лезет. Руду ищет: пока мы возимся, он миллионы зарабатывает.

Лодки идут с убогого причала, к которому подходит «Содре». Вероятно, именно тут можно было бы снимать фильм «Типичный поселок Амазонии». На каком-то невидимом пятачке земли, отвоеванном у реки и непроходимой сельвы, приютились на границе леса и воды черный причал, длинный сарай, сколоченный из серых досок, два десятка прижавшихся к мутной воде хибар. Дощатые тротуары. Сквозь щели между досками виднеется вода. Рядом со складом — лавка. На ее длинных полках — галантерея, пакеты с рисом, грампластинки.

— Будем стоять до вечера, — говорит метущий нашу палубу стюард Франсиско.

— Как? До вечера? Но почему? — ужасаются дона Луиза и дона Флора.

— Потому что будем грузить соль, — говорит капитан, — пять тысяч мешков.

В Кокале на борт подымаются еще две пассажирки. Двадцатилетняя мулатка Матильда, худая, беззубая, в рваном выцветшем платье, сопровождаемая семью детьми мал мала меньше и тремя беспородными собачками, тащит в руках сумку с убогим скарбом и ящик с курами. Спустя полчаса все судно будет знать, что Матильда едет в Оришимину к матери, что она убежала от мужа, потому что «устала рожать».

Вслед за Матильдой по трапу поднимается худенькая, бледнолицая девушка лет восемнадцати.

— Роземери, будь осторожна! — кричит с причала мать, осеняя дочку крестным знамением. — Не высовывайся, ради бога, не упади в воду! И не позволяй ничего матросам! Слышишь, Роземери?

 

«Это — моя земля!»

Мы действительно простояли в Кокале весь день и даже часть ночи. И лишь где-то перед рассветом машины «Лауро Содре» вновь глухо заворчали, и редкие огоньки керосиновых ламп Кокала погасли в черноте амазонской ночи.

 

Утро следующего дня совсем не похоже на серую погоду Кокала. За кормой показывается краешек громадного багрового солнца. Радостно вскрикивая, носятся над пенистым буруном чайки. Оглушительно кричит петух в дощатой клетке. Сбежавшая от мужа Матильда вскакивает, достает, порывшись в мешке, пригоршню зерна и засыпает ее курам. Потом зевает и, встрепенувшись, бежит в туалетную: нужно успеть умыться до того, как начнут просыпаться остальные, иначе полдня простоишь в очереди. Потом Матильда будит детишек, ведет их умываться, а затем направляется с ними к окошку камбуза. Окошко откроется для раздачи утреннего кофе часа через полтора, но Матильда предпочитает занять очередь заранее, чтобы получить кофе горячим и свежим. Тем, кто окажется в хвосте, достанутся чуть теплые остатки, похожие на воду, в которой мыли посуду.

Показывает признаки жизни и первый класс. Хлопает дверь в каюте сеньора Фернандо. Он выходит на палубу с биноклем в руках и, жадно припав к нему, оглядывает берег.

— Это — моя земля! — говорит ему Жоао Алмейда, фазендейро с острова Маражо, морщинистый, безгубый старик с обтянутым кожей худым лицом, с седыми висками и маленькими хитрыми глазками. Вот уже второй день рассказывает он нам со снисходительной улыбкой бывалого человека о том, как умножал свое состояние, достигшее сейчас, к старости, весьма внушительных масштабов; одних только каучуковых деревьев у него около двух с половиной тысяч. Скота тысяч пять голов. Ну и прочее: орехи, джут, лесопилки...

— Мангровое дерево хорошо покупается в Европе, — рассказывает Алмейда, щурясь на начинающее набирать силу солнце. — А вот каучук доживает последние годы. Синтетика вытесняет.

— Трудно было наладить дело? — спрашивает сеньор Фернандо.

Слово «дело» звучит в его устах весомо и значительно. Он обращается к Алмейде с уважительным интересом, хотя при первом знакомстве этот Алмейда его просто покоробил: за столом он рвал руками рыбу с таким остервенением, что капли жира летели на платье доны Луизы!

Но сегодня сеньор Фернандо чувствует доверие к этому дельцу. Имения, земли и деловые интересы сеньора Фернандо лежат совсем в другой географической и климатической зоне — в прохладных южных степях Риу-Гранди, но он считает, что было бы ошибочно ограничивать себя узкими рамками своей второй родины (сеньор Фернандо — немец, натурализовавшийся в Бразилии). В его обстоятельных вопросах угадывается нечто большее, чем простое любопытство: он начинает подумывать о возможности помещения части своих капиталов здесь, в Амазонии.

— Сегодня здесь рай, — рассказывает Алмейда, затягиваясь дешевой сигарой. — Тишина и спокойствие. А вот когда я начинал, было трудно. С одними индейцами сколько пришлось повозиться, очищая от них наши земли! До сих пор у меня шрам на спине. Господь милостив, не позволил умереть от руки нечестивца: стрела угодила в лопатку. Три сантиметра вправо — и не разговаривал бы я с вами сегодня.

— А вы сами-то много прикончили индейцев? — спрашивает подошедший Итамар.

— Я-то? Да не считал. А потом, как и сосчитаешь: ведь стрелять приходилось в сельве и на реке: иной раз видишь, что он упал. А насмерть или только ранен, кто его знает?

Он закуривает новую сигару и продолжает:

— Потом, когда очистили землю от индейцев, начались другие беспокойства: когда созревает урожай орехов, нужно было нанимать пистолейрос для охраны. Иначе голытьба из окрестных поселков растащит урожай. Однажды с десяток таких мерзавцев собирали мои орехи, и мы решили проучить их. Они укрылись в одной из хижин в лесу. Мы их окружили, устроили настоящую осаду. Три дня стрельбы! — смеется он, растягивая до ушей свой безгубый рот. — Когда они поняли, что подохнут с голоду, но не уйдут от нас, сдались...

— Ну и что? — интересуется Итамар.

— Да ничего. Всыпали им мои ребята по полсотни плетей каждому и отпустили с богом. Потом они еще нас благодарили. Потому как думали, что прибьем их.

После утреннего кофе все разбредаются по своим углам. Итамар уходит в медпункт, пытаясь убить сразу двух зайцев: порекомендовать «докторе», как почтительно зовут молоденькую медсестру пассажиры, кое-какие лекарства из своего чемоданчика с образцами и заодно, как он сказал мне, весело подмигнув, «позондировать почву». Я не склонен осуждать Итамара за второе намерение: «доктора» Соня, стройная, смугленькая, с глубокими зелеными глазами и кокетливой прядкой на лбу, вполне могла бы претендовать на призовое место в конкурсе «мисс Амазония».

Пока я размышляю на эти темы, Итамар возвращается несолоно хлебавши: укладываясь рядом со мной на горячие доски палубы, он сообщает; что Соня исчезла где-то в клоаке третьего класса, куда он не полезет даже за самой красивой девушкой Амазонки.

Где-то около полудня «Лауро Содре» направляется к крохотному дощатому причалу Бревеса.

— Стоянка только для разгрузки почты — не более двадцати минут — сообщает стюард, проходя по палубе первого класса.

Третьему классу никто ничего не сообщает. Ежели и останутся на берегу, бог с ними!

Мы с Итамаром все-таки решаем ощутить под ногами еще один клочок амазонской земли. Прыгаем на причал, заглядываем в серый сарай, где размещается билетная касса. Тут же возле причала — серое здание префектуры поселка с национальным гербом над дверью. Около нее — небольшая толпа. Человек тридцать. Мы проталкиваемся и видим лежащее тело: мулат средних лет в серых рваных штанах, с голым торсом и тонкой цепочкой с крестиком на шее. На его левом виске — пулевое ранение. На земле — лужа черной крови.

— Мертв? — интересуется Итамар.

— Да, — отвечает кто-то. — Помер минут за двадцать до того, как вы причалили.

— Кто это его? — спрашиваю я.

— Приятель! Играли они в карты. Этот, — говоривший кивает головой в сторону трупа, — того обыграл. Приятель сказал: «Давай теперь — на руках. Кто сильнее?» И этот опять его перетянул. И тогда тот, — говоривший машет куда-то головой в сторону, словно показывая, куда исчез «приятель» убитого, — сказал: «В карты ты сильней меня, на руках — сильней, ну на пистолетах тебе со мной не сладить», вытащил пистолет и... Сзади нас гудит «Лауро Содре».