Бриллиантовый скандал. Случай графини де ла Мотт - Ефим Курганов

«В таком случае предлагаю, милая моя графиня, следующий финал, великолепный финал. Есть возможность преподнести королеве чудесный подарок-сюрприз, и кардинал может нам тут оказать неоценимую помощь, естественно, при вашем любезном посредничестве. Соблаговолите выслушать меня, графиня, самым внимательнейшим образом. Уверяю вас, что королева будет счастлива и в знак признательности окажет вам множество благодеяний, и прежде всего вы получите в дар расположение Ее Величества, а это важнее всего».

Калиостро остановился, внимательно оглядел меня и после минутного раздумия продолжал свой рассказ:

«Вы, конечно, слышали об уникальном бриллиантовом ожерелье, которое заказал покойный король Людовик Пятнадцатый для своей последней фаворитки, мадам Дю Барри? История-то была весьма громкая».

Я кивнула — да кто же об этом не слышал?!

«А слышали ли вы, графиня, о том», — спросил меня Калиостро, — «что королевские ювелиры Боемер и Бессанж после неожиданной смерти Людовика продержали у себя ожерелье не менее десяти лет, а теперь предложили его за 1.600.000 ливров королеве Марии Антуанетте?».

«Да, да, и Ее Величество отказалась», — заявила я.

«А знаете ли вы, графиня», — опять спросил меня Калиостро, — «что ожерелье потрясло королеву и что ежели бы у нее была в наличности требуемая сумма, то она тут же выложила бы ее владельцам чудо-ожерелья?»

Этого я уже не знала.

«Так вот, графиня», — торжественно сказал мне Калиостро, — «сделайте следующее. Вы должны сказать кардиналу, что ежели он хочет заслужить у королевы полнейшее благоволение, то ему необходимо приобрести для Ее Величества это ожерелье. А для начала ему надобно явиться к королевским ювелирам Боемеру и Боссанжу и немедленно начать вести с ними переговоры. Мне и вам они доверять, понятное дело, не будут, а вот кардинал де Роган, обладающий тремя миллионами ливров годового дохода и приравненный к тому же к принцам крови, вполне пользуется несомненным расположением королевских ювелиров. Так что без кардинала нам с вами никак не обойтись. Без де Рогана сюрприз не получится. Действуйте, графиня. Остальное мы с вами уясним потом».

На этом мы и расстались. Я отправилась назад в Париж и, естественно, приняла совет графа Калиостро, не раздумывая. Мне так хотелось быть представленной королеве, а тем более подружиться с ней!

Тогда я еще совсем не подозревала обмана, не чувствовала, что граф Калиостро затеял ничто иное, как грандиозное воровство, а не подарок королеве, затеял грандиозное воровство, которое подорвет во многом престиж Бурбонов. Но на тот момент я все еще верила этому страшному шарлатану. Однако скоро мне пришлось прозреть и прозреть с ужасом, кляня себя за непростительную доверчивость.

СТРАНИЦА ЧЕТВЕРТАЯ

Я переговорила с кардиналом. Его преосвященство с восторгом принял предложение быть представителем самой королевы в тайных переговорах (дабы король ни о чем не проведал раньше времени) с придворными ювелирами Боемером и Боссанжем. Надо сказать, что де Роган тут же ринулся в их роскошную ювелирную лавку на площади Вандом и сразу же уладил дело, договорившись о сроках платежа.

Происходило это в январе, а было решено, что всего будет четыре взноса, по четыреста тысяч каждые полгода, и первый взнос — первого августа.

Ювелир Боемер передал Рогану чудо-ожерелье. Более этот жирный саксонский еврейчик никогда не увидел ни самого ожерелья, ни денег за него — доверие к кардиналу обошлось ему слишком дорого. Десять лет он ждал этого дня, и это оказался день его финансовой гибели.

Я клятвенно заверила кардинала, что сегодня же передам ожерелье королеве.

В тот же день я отправилась в Лион. Вечером, за ужином, граф Калиостро вручил мне мнимое письмо королевы к Рогану, в коем она благодарила кардинала, присовокупив, что не может принять такого подарка и будет порциями выплачивать ему всю сумму.

Еще Ее Величество просила кардинала, буде это возможно, отсрочить первый взнос на три месяца, добавив также, что чрезвычайно ценит посредничество кардинала в сем весьма щекотливом деле.

Кстати, на ужине у Калиостро был и некто Рето де ла Виллет: именно он-то и подделывал для графа Калиостро чужие почерки. Это был отвратительный, скользкий субъект, все время глядевший на меня своими масляными, похотливыми глазками. В Париж я вернулась вместе с сим Рето.

Наутро ко мне явился де Роган, и я передала ему мнимое письмо от королевы, полученное мною давеча. Кардинал был совершенно счастлив, но настойчиво стал требовать нового свидания с Марией Антуанеттой. Естественно, я клятвенно обещала передать просьбу кардинала Ее Величеству. Однако свидание не состоялось.

Кардинал добился, дабы королевские ювелиры отсрочили первый платеж на три месяца, однако Боемер вместе со своим компаньоном Боссанжем потребовал аванс в пятьдесят тысяч ливров.

У де Рогана в наличности не было требуемой суммы, и тогда я подсказала ему: «Ваше преосвященство, а не попросить ли денег у евреев?»

Кардинал тотчас пригласил к себе богача Серф-Беера, попросил у него пятьдесят тысяч ливров для помощи одному бедному дворянину и сделал при этом следующее предуведомление (сцена происходила при мне): «Ваша любезность будет иметь огромное значение и для вас лично, и для всех ваших единоверцев».

В тот же вечер требуемая сумма была у нас. Но Боемер прислал записку, в которой он заявил, что полностью доверяет кардиналу и не нуждается в гарантии пятидесяти тысячи ливров.

И тогда кардинал оставил дар евреев мне в качестве признательности за мои усилия, направленные на сближение его с королевой. Так что в роли бедного дворянина пришлось выступать мне.

СТРАНИЦА ПЯТАЯ

Все шло как по маслу, но затем вдруг начались неожиданные неприятности.

Ювелир Боемер (этот «роковой дурак», по счастливому выражению королевы Марии Антуанетты) с громадным опозданием, уже после того, как он отдал кардиналу де Рогану ожерелье, вдруг решил навести справки относительно совершенной им сделки.

Ювелир понесся к придворной даме госпоже Кампан, и вот что она сообщила ему: «Никакого ожерелья королева не получала, — это мне доподлинно известно. Видимо, любезнейший, вы стали жертвою воров». Говорят, Боемер при этих словах чуть в обморок не хлопнулся.

Госпожа Кампан доложила о странном деле королеве. Мария Антуанетта потребовала к себе придворного ювелира.

Боемер рассказал, что продал ожерелье кардиналу де Рогану. Кардинала вызвали во дворец, и он объяснил, что выступал представителем королевы и что передал мне ожерелье, дабы я вручила его королеве.

И тут Мария Антуанетта воскликнула: «Но я сроду не видывала никакой графини де ла Мотт — она никогда не была мне представлена». И это чистейшая правда.

Ха-ха! Кардинал настолько потерял голову из-за королевы, что разум совсем покинул его. Только этим я могу объяснить ту немыслимую доверчивость, которую он обнаружил в сем деле.

Да, в Париже в течение лета постепенно достаточно широко стали распространяться слухи, что в Версале, оказывается, периодически появляется девица, удивительно похожая на королеву.

Беда грянула 15-го августа. В этот день граф Калиостро (он прибыл в Париж еще в последних числах января) известил меня, что арестована и заточена в Бастилию наша мнимая королева (дурочка Николь Леге, баронесса Олива).

В этой записке граф также настоятельно требовал, дабы я передала ему на сохранение бриллиантовое ожерелье. Но тут я поняла, что не могу долее оставаться послушной идиоткой, исполнительницей гнусных затей виртуозного мерзавца.

Стало мне ясно и то, что граф Калиостро не кто иной, как вор. Не маг, а вор. И отдать ему королевское ожерелье было бы верхом глупости.

Что же мне оставалось делать? Не возвращать же ожерелье болванам-ювелирам?!

Между прочим, я тогда полагала (считаю так и сейчас), что имею на это ожерелье гораздо более прав, чем этот проходимец Калиостро. Графский титул он ведь сам себе присвоил, в то время как я принадлежу к королевскому роду Валуа, к прямому потомству Генриха Второго, и вполне могла бы быть королевой Франции.

По ознакомлении с запиской Калиостро, мною срочно было принято решение немедленно вызвать в Париж своего супруга графа Николя де ла Мотта. Как только он прибыл, я вручила ему заветное ожерелье и попросила оставить службу и немедленно выехать в Лондон под вымышленной фамилией д’Арсонваля.

Вскорости после того, как мой супруг граф де ла Мотт отбыл в Англию, в Бастилию, вслед за мнимою Марией Антуанеттою (ясное дело, я разумею эту дурочку Николь Леге, «Оливу»), заточили меня, Калиостро, кардинала де Рогана и подделывателя почерков Рето де Виллета («шалуна Рето» — как я его называла).

Но само-то чудо-ожерелье, состоящее из 629-ти бриллиантов, осталось на свободе, и, причем, в месте недоступном для происков мнимого графа и его соглядатаев, и для королевских ищеек, и для агентов кардинала Рогана. Все они рыскали в поисках ожерелья, но, надо сказать, совершенно безуспешно.