Ядвига и Тамариск - Леонид Зорин

— Георгий, — сказал он, — ты меня опозорил.

В комнате Тамара предложила Роберту:

— Потанцуем?

— С наслаждением! — откликнулся Роберт.

Несколько мгновений они кружились молча, потом Роберт спросил:

— Дорогая Тамара, по истечении первого месяца вы довольны вашим выбором?

Она засмеялась и ответила:

— Молодые — ненадёжный народ.

— А чем занимается Христофор? — спросил Роберт.

— Консервами, — сказала Тамара.

— Вы замечательно танцуете, — сказал Роберт после паузы. — Мне кажется, что мы парим.

— Это я-то парю? — засмеялась Тамара.

Роберт сказал:

— Приятная полнота не помеха одухотворённости.

— Ты красивый мальчик, — сказала Тамара.

В комнату вошли Христофор и Арсений. Оба были возбуждены. Вслед за ними появился Георгий. Он выглядел глубоко потрясённым.

— Перестань танцевать! — крикнул Христофор. — Вас на минуту одних оставить нельзя. Одна целуется, другая жмётся.

— Волосы дыбом встают от таких слов, — сказал Роберт.

— Ты бы слышал, как они меня оскорбляли, — сказал Георгий.

— И Арсений? — спросил Роберт, не выпуская Тамары.

— Арсений в первую очередь.

— Вы обманули моё доверие! — торжественно произнёс Арсений.

— Немедленно отпусти мою жену, — потребовал Христофор.

— Христофор, не срамись, — сказала Тамара. — Нина — взрослая девушка, а от меня не убудет, если я потанцую.

— Как же, Арсений, вы могли так обойтись с Георгием? — спросил Роберт.

— А он как поступил? — крикнул Арсений. — Пришёл в дом…

— «Пришёл в дом», — усмехнулся Роберт. — Вы к нему пристали с ножом к горлу, вот он и пришёл…

— Я пристал?

— То же самое было и в прошлом году. Сорвали ему работу.

— Я сорвал ему работу? — Арсений был вне себя.

— Да, вы. Он попал под ваше влияние…

— К несчастью, попал, — подтвердил Георгий.

С чайником в руке вошла Нина. Глаза её были опущены.

— Чай пить будете? — прошелестела она чуть слышно.

— Поздно! — рявкнул Христофор. Он весь почернел, и даже зубы его померкли.

— Идём, Георгий, — сказал Роберт. — Должно быть, в самом деле поздно. Как-никак, скоро десять часов. Христофор в это время обычно в постели. Он устал и еле стоит на ногах.

— Я не устал! — крикнул Христофор. — Я до утра могу гулять!

— Ах, вот что? — сказал Георгий. — Значит, вы нас просто выгоняете. Приятно слышать. Идём, Роберт.

— Прощайте, Тамара, — сказал Роберт. — Я вам скажу, как сестре, всю правду: никогда не забуду, как мы танцевали.

— Пока, Робик, — сказала Тамара.

— До свидания, Нина, — сказал Георгий. — Злые люди нас разлучают, но я верю, что мы ещё увидимся.

Не поднимая глаз, девушка шепнула что-то прощальное.

Когда друзья вышли на улицу, Георгий воскликнул:

— Какое существо! От сердца оторвали!

— Но каков твой Арсений…

— А мы ещё подарили им вазу! — Георгий махнул рукой.

В тёмном, плотном небе стояли неподвижно багровые звёзды. Далеко на горных дорогах мелькали, пропадали и вновь загорались огоньки — летели машины. Со стороны моря доносился таинственный гул — тяжёлая волна стучала в каменный берег.

— А этот Христофор, видимо, страшный человек. Во рту у него целый банк, — произнёс Георгий.

— Да, пальца в рот ему не клади.

— До чего мы всё-таки оторваны от реальной жизни! — воскликнул Георгий. — Ещё шаг — и под нами оказалась бы пропасть.

— И заметь, — сказал Роберт, — всё из-за женщин.

Некоторое время приятели шли в глубоком молчании. На душе было смутно, говорить не хотелось.

— Единственное спасение от них, — произнёс наконец Роберт, — запереться на замок и работать.

— Я с тобой совершенно согласен, — сказал Георгий.

* * *

День был ослепителен, но на лицах Роберта и Георгия, когда они вышли из бильярдной, лежала тень задумчивости и лёгкой грусти.

— Не надо было тебе с ним связываться, — сказал Георгий.

— Все говорят, что я играю неплохо. — Роберт развёл руками. — Глазомер у меня есть, удар тоже есть.

— Да, но это был профессионал, поджидающий жертв.

— Теперь я тоже так думаю.

— Маленький, щупленький, в чём душа держится, — поражался Георгий, — а такой зверь.

— Ты обратил внимание: у него персональный кий!

— И его там все знают. «Аркаша, Аркаша…»

Помолчали. Мимо прошла компания с гитарами.

— Фальшивят, — сказал Георгий.

— Чем ты объясняешь успех этих гитаристов? — спросил Роберт.

— Это всем доступно, — сказал Георгий. — И не нужно никакого труда. Зачем писать симфонии, не спать ночами, терять здоровье, месяцами искать главную тему? «Ля-ля, ля-ля» — и ты король.

— Все только и думают, как бы стать популярными, не затратив на это особых усилий. — Роберт покачал головой.

Помолчав, он воскликнул:

— Большая гадина этот бильярдист!

— Да, он основательно нас вытряс.

— Денег у нас почти не осталось. — Роберт подавил вздох.

— Я дам телеграмму моему другу, он переведёт, — сказал Георгий.

— Заодно посмотрим, есть ли мне письмо, — сказал Роберт.

— Несомненно, есть, — уверил его Георгий. — Не может же она не понять, что своим молчанием она срывает тебе работу.

Беседуя, приятели дошли до почты. Георгий пошёл давать телеграмму, а Роберт направился к окошку, где выдавали корреспонденцию.

— Вам ничегошеньки, — сказало окошко.

Роберт вернулся к Георгию, который уже получал квитанцию.

— Завтра, максимум послезавтра, будем богатыми, — сказал Георгий.

— Может, и мне дать телеграмму?

— А что? Всё ещё нет ничего?

— В том-то и дело, — буркнул Роберт.

— Конечно, дай телеграмму.

— Нет, — поразмыслив, решил Роберт. — У неё характер, у меня характер.

— Твоя Нонна просто меня удивляет.

— Она ещё пожалеет об этом, — сказал Роберт.

* * *

— Люся Аркадьевна, мы уходим, — сказал Роберт.

— А мне что? — отозвалась хозяйка.

— Я вам хотел сказать: до свидания.

Когда друзья вышли на улицу, Георгий спросил:

— Почему Люся Аркадьевна так недружелюбно на тебя посмотрела?

— Да, я тоже это заметил.

— Она меня сегодня спрашивала, где ты ночевал.

— А что ты ей сказал?

— Я сказал, что ты по ночам бродишь.

— Молодец.

— Но она мне, кажется, не поверила, — сказал Георгий озабоченно.

— Ещё бы! Потому что все её мысли исключительно в одном направлении. Она только говорит, что любит творческих работников. На самом деле она даже не может себе представить, что человек может бродить ночью в каких-то поисках…

— Тут уж такая психология. — Георгий развёл руками. — На всех приезжих они смотрят, как на отдыхающих.

— Но главное смотрит такими глазами… — Роберт был удручён. — Смотрит так, словно я ей должен.

— Кстати, мы ей действительно задолжали, — заметил Георгий.

— Это совсем другое дело, — сказал Роберт.

— Тем более сейчас мы получим перевод и расплатимся. — Георгий оживился.

* * *

Едва девушка в окошке завидела Георгия, она воскликнула торжественно:

— Вам телеграмма!

— А перевод? — забеспокоился Георгий.

— Перевода нет. Есть телеграмма.

— Ну так дайте ж её.

Отойдя от окошка, Георгий развернул бланк и прочёл вслух:

— «На этот раз к несчастью нас взял запорожец голубой сижу пустой».

— А ну ещё раз прочти, — сказал Роберт. — Медленно.

— «На этот раз к несчастью нас взял запорожец голубой сижу пустой».

— Слушай, — сказал Роберт, — так ведь это стихи.

— Я сразу это понял, — сказал Георгий.

— Ты музыкант, ты чувствуешь ритм, это неудивительно.

Когда приятели остались одни, Роберт сказал:

— Тамара — замечательная женщина.

— Что в ней особенно подкупает — это искренность, — сказал Георгий.

— Чего не скажешь о Христофоре, — задумчиво произнёс Роберт.

— О Христофоре этого никак не скажешь, — согласился Георгий. — Его главная ценность — это зубы. За квартал от него исходит блеск.

— Не всё то золото, что блестит, — назидательно проговорил Роберт.

— Куда мы идём? — спросил Георгий.

— Я думаю, мы заглянем в «Ядвигу», — сказал Роберт.

День был солнечный, но что-то некоторым образом изменилось. Воздух стал холодней, в нём появились хруст и ломкость, и всё ясней становилось, что бархатистые осенние дни сочтены.

— Куда пойдём вечером? — спросил Георгий.

— Я думаю, всё-таки зайдём к Христофору, — сказал Роберт.

— Я того же мнения, — сказал Георгий, поразмыслив.

— Теперь уж неудобно не выразить им внимания. — Роберт развёл руками. — Дело даже не в самом Христофоре, а в этих милейших женщинах.

— Христофор не слишком воспитанный человек, — кивнул Георгий, — но из этого не следует, что и мы должны вести себя некорректно.