Двадцатый - расчет окончен - Валерий Рощин

Верещагин примчался на служебной «волге» раньше – через пол­часа. У открытых железных ворот его уже поджидал десяток офице­ров Минюста. И скоро по тесноте сумрачного коридора сызнова ме­талось эхо торопливых шагов…

– Вы что вытворяете, идиоты? – прямо с порога набросился он на бывших подчиненных. – Совсем от войны очумели?! Вы понимаете, что последует за вашей выходкой?! Вы, мля…

– Мы все понимаем, товарищ генерал, – невозмутимо отреагиро­вал До­рохов. – При­саживайтесь.

Максим Федорович швырнул на стол смятую кепку с золотистым шитьем над длинным козырьком, и устало упал на стул, жалобно скрипнувший под тяжестью рыхлого тела. Покосившись на связан­ного Волынова, сокрушенно покачал головой…

– Прочитайте, пожалуйста, – подал ему скрепленные степлером листочки капитан.

– Что это?

– Понятия не имею. Эту хрень предложил мне подписать гражда­нин следователь. Полагаю и моему товарищу по несчастью – стар­шему лейтенанту Осишвили, он собирался сделать аналогичное пред­ложение.

Сохраняя на лице недовольную мину, генерал-майор водрузил на нос очки, развернулся поудобнее к свету и погрузился в чтение. В ка­бинете повисла напряженная тишина, прерываемая лишь редким шо­рохом перелистываемых страниц…

Ознакомившись с текстом, Верещагин грозно глянул поверх оч­ков на подполковника.

– Ну-ка поясни, Волынов, откуда у тебя ЭТО? – сквозь зубы по­интересо­вался он.

– Я объясню, Максим Федорович!.. Вы же сами просили сделать для них все возможное, – пролепетал тот. – Объясню. Только на­едине, если можно.

– Значит, подписывать эту х… им предлагаешь молчком, а как внести ясность, так – наедине?.. Тут же ничего толком не говориться! Одни, мля, «должен», «обязан», «гарантирую»… Откуда это, я тебя спраши­ваю?!

Волынов виновато повел плечами:

– Не уполномочен говорить лишнего, Максим Федорович. Очень серьезное дело! Но вам узнать о нем… в такой ситуации дозволи­тельно.

– Серьезное! Дозволительно!.. – скривившись, передразнил Ве­рещагин. И раз­вернувшись всей солидной фигурой к спецназовцам, изрек: – Думаю, вполне обойдетесь и одним заложником. А этого хмыря я заберу. Для разго­вора. Скажу местному начальству: мол, добровольно отпустили. В общем, сидите тихо, и не рыпайтесь. Ждите меня…

В кабинет генерал грузно ввалился спустя четверть часа. Судя по мрачному, озадаченному виду военачальника, ничего хорошего бун­товщи­кам не светило…

– Ну, черт, и заварили кашу, герои!.. – медленно провел он ладо­нями по серому лицу. И вдруг крикнул: – Да вышвырните вы отсюда этого тю­ремщика!! Хотите, чтоб ОМОН со всего Ростова к СИЗО со­гнали?!

– Но…

– Никаких «но» – хватит цирка! Развязывайте и отпускайте!.. Мне теперь тоже при нем чесать языком расхотелось. Слишком дели­катная тема!

Озадаченные спецназовцы развязали руки прапорщику и вытол­кали его за дверь.

– В общем, так, парни, – слегка успокоившись, произнес Вереща­гин, ко­гда те расположились рядом, – выбора теперь ни хрена не ос­талось. Или почти не осталось. Вам и так светило лет по восемь, а те­перь… за вы­ходку с нападением на охрану и с взятием заложников накинут еще год­ков по пять-шесть.

– Вас следователь просветил? – усмехнулся Ар­тур.

– А то кто же, по-твоему?.. Уж в кодексах и статьях Волынов се­чет получше нас с тобой. Сволочь, пропади он пропадом!..

– П-простите, а что за б-бумаги он пэ-предлагал подписать?

– Вот об этом сейчас и поговорим, – поморщился генерал, бросая на стол пачку сигарет с зажигалкой, – курите.

Офицеры достали по сигарете. Максим Федорович поднялся и принялся нервно расхаживать по кабинету, отрывисто выговаривая фразы:

– Волынов и сам толком не знает что за организация осуществ­ляет странный, с позволения сказать, отбор кандидатов. Завтра он ор­ганизует мне встречу с одним человеком – с представителем этой за­гадочной орга­низации, приславшей на под­пись документы. Завтра же переговорю с ним, все выясню и снова приеду к вам. Воз­можно, приеду не один – будьте готовы к встрече с тем человеком.

– Вы предлагаете нам все-таки поставить свои подписи?

– Я пока предлагаю одно: больше не делать глупостей и по­дож­дать до завтра.

Капитан со старлеем взирали на мотавшегося по кабинету Вере­щагина. Сейчас кроме него до­верять было некому…

Он подошел, пожал каждому руку и на прощание негромко при­знался:

– Пока не знаю, кого готовят в этой шибко засекреченной школе; уж не смертников, полагаю. Но уверен: попасть туда было бы мень­шим злом, чем загреметь на ближайшие пятнадцать лет за ре­шетку. В об­щем… пока затрудняюсь что-либо посоветовать.

Парни молчали. Уж если сам генерал Верещагин, всегда отли­чавшийся категоричностью и уверенностью в своих действиях, не мог объяснить происходящего, то они и подавно терялись в догадках пе­ред постав­ленным выбором.

Уже находясь у двери, тот немного успокоил:

– Сейчас вас обоих отвезут к нам на гауптвахту – отсидитесь до завтра там. Я договорился с ме­стным начальством, чтоб пока не под­нимали шума из-за про­исшествия. Волынов тоже согласился подож­дать до завтрашней встречи. Все понятно?

– Не вопрос. И мы подождем, товарищ генерал.

Глава третья

Ставропольский край. 18–25 апреля

За окнами автомобиля мелькали холмы; на пологих южных скло­нах радовали глаз молодой зеленью ровные ряды виноградников. Вдоль шоссе высились ше­ренги стройных тополей и кипарисов…

Дорохов нехотя поддерживал начатый в начале пути раз­говор с приятелем. Странный разговор – о личной жизни. Странный тем, что крайне редко они с Оськой касались этой тонкой темы. И с чего вдруг он по­лез в эти дебри?..

– Была одна школьная любовь. Давно уж дело происходило, – вздохнул быв­ший капитан. – Почти четыре года письма в училище писала, ждала, но… не судьба.

– Рэ-разлюбила?

– Замуж вышла, когда мне до выпуска оставалось полгода. Молчком, втихоря, будто чего-то боялась… Отец в письме написал, – невесело усмехнулся Артур и, подозрительно глянув на друга, спро­сил: – А чего это ты об этом ба­зар затеял? Сам-то, какого черта до сих пор не женился? Тебе уж два­дцать пять скоро стукнет.

– Сэ-сложный вопрос. Сам в себе рэ-разобраться не могу.

– О, как!..

– Понимаешь, лезет вэ-всякое в голову, – с несвойственной серь­езностью от­вечал тот. – Пэ-психологом, что ли с годами сэ-ста­нов­люсь?..

– Ладно, объясни, психолог – авось как-нибудь пойму.

Оба они были одеты в новенькие штатские костюмы; под пиджа­ками белели свеженькие рубашки, пестрели одинаковые галстуки… Впе­реди рядом с водителем сидел молчаливый сопровождающий, из­редка бросавший на подопечных косой, настороженный взгляд. Ино­марка неслась куда-то на юго-восток – то ли на самый край Ростов­ской области, то ли к северной границе Ставропольского края. Учеб­ный Цент, где предстояло провести долгих пять месяцев и освоить неизвестные дисциплины, находился где-то поблизости. Иначе их на­верняка отправили бы самолетом.

– Видишь ли, Арчи, – горестно вздохнул Оська, – поначалу вэ-вроде, все идет сэ-стандартно: знакомлюсь с пэ-прехорошенькой ба­рышней, охмуряю, встречаюсь с ней, то сё… Отношения поти­хоньку р-развиваются; она начинает нэ-нравится до опупения, и член на нее стоит как водо­напорная бэ-башня. Ходим с ней п-под ручку, как л-ле­бедь с лебед­кой…

– С лебедкой, говоришь? – опять улыбнулся Артур. – И что же дальше?

– А дальше хэ-хрень какая-то сэ-случается. Во-первых, посто­янно попада­ются сэ-странные телки, у которых соски на левых сись­ках почему-то больше пэ-правых. Фигня пэ-прям, какая-то, ей богу!.. Как м-мутанты, мля, после атомной войны!

– Так-так-так, – поторапливал его товарищ, судорожно сдерживая рвавшийся наружу хохот. – И что же?..

– А, во-вторых, в какой-то ответственный момент пэ-пред­став­ляю ее сидящей на унитазе. Будто сидит в раскоряку тужится, бед­няжка, сэ-старается, кор­чится… А на лбу от напряжения сэ-си­няя жилка пульсирует. И, по­нимаешь, всякую охоту эта цэ-цветная кар­тинка вэ-враз отшибает! Вот та­кие дела, бэ-блин, – закончил он тра­гическим голосом и по­смотрел на приятеля в ожидании поддержки и соболез­нования.

Артур же, сам чуть не посинев от напряжения, икал и беззвучно дергался. Расслабиться, дать выход эмоциям и заржать в полный го­лос не позволяла обстановка с наличием «на борту» незнакомых лю­дей. Потому, при­крыв ладонями рот, он издавал утробные звуки и да­вился.

Сашка обиженно отвернулся…

Наконец, успокоившись, Дорохов обнял его и, похлопав по плечу, шепнул:

– Тебе, Оська, самому к психологу наведаться надо. Пульсирую­щие синие жилки на лбу – не к добру…

Потом они надолго замолчали, глядя в разные стороны – на про­носив­шие за окнами весенние пейзажи. Даже шутки после чудесного из­бавления от досаждавших допросами следователей, от мрачных ка­зематов, не спасали от череды вопросов относительно туманного буду­щего. И чертовы вопросы, сами собой вмешивались в любой мыс­лительный процесс, исподволь отодвигая все остальное, включая хо­рошее настроение и радость от вновь обретенной свободы. Куда их везли? С какой целью? Что ожидало впе­реди?.. Да, следствие по делу расстрела пас­сажиров «уазика» закончи­лось так же неожиданно, как и началось; но какую цену придется за­платить за подарок капризной фортуны?..