Роковой выбор - Виктория Холт

– Всем известно, что епископ способствовал увольнению Эдварда Коулмана из штата герцогини только потому, что тот был католик и епископ подозревал его в дурном влиянии. Герцог не имел ничего против Эдварда Коулмана, но, разумеется, он не мог защитить его.

Я подумала о том, что говорил мне отец, и вспомнила, как видела мою мать в обществе отца Ханта, францисканца. Все неприятности были из-за религии, поэтому епископ Комптон и должен был приехать обучать нас.

Элизабет перевела разговор на высокопоставленные семьи. Словно бы ненароком она довела до моего сведения, что мой замечательный отец обязан был склониться перед волей короля, не зная, что он сам уже говорил мне об этом. Теперь она хотела таким же косвенным образом уколоть Сару.

Ее все более раздражало влияние Сары на Анну. Она, вероятно, думала, что, если она не примет меры, Сара будет пользоваться при дворе большим влиянием, чем она. Теперь она постаралась намекнуть на низкое происхождение соперницы, рассуждая о том, как ей всегда было жаль всех людей, лишенных преимуществ высокого рождения и воспитания.

– Я искренне восхищаюсь теми, кому удается подняться над своим происхождением, – сказала она, благосклонно улыбаясь Саре. – Конечно, мы, Вилльерс, ведем свой род издалека. Наша фамилия говорит сама за себя. Мы веками жили при дворе. Наш родственник, Джордж Вилльерс, герцог Бекингэмский, один из близких друзей короля. Да, благородное происхождение – это большое благо. Вы согласны, Сара?

Сара была наготове.

– Смотря по обстоятельствам, – возразила она. – Оно может быть и благом, может быть и помехой. Когда в семье случается какая-нибудь неприятность, безвестность может быть большим преимуществом.

– Ничто не может опорочить славное имя.

– Чем выше положение, тем тяжелее падение. За примерами недалеко ходить. Такое благородное семейство, как ваше, наверно, глубоко огорчают деяния некоей дамы.

Краска прилила к лицу Анны Вилльерс. Элизабет холодно взглянула на Сару, и глаза ее совсем перекосило.

– Я вас не понимаю, Сара, – сказала она.

– Так, значит, я неясно выразилась? Простите. Вы говорили о благородстве вашей семьи, а я сказала, что очень жаль, когда один из ее членов приносит ей… дурную славу.

– Что… что вы хотите сказать? – пролепетала Анна Вилльерс.

– Я имею в виду Барбару Вилльерс, леди Каслмейн разумеется. Ведь она ваша кузина? О ней распевают куплеты на улицах.

– Она вращается в самом высоком кругу, – сказала Анна Вилльерс.

– В том-то и дело. – Сара явно не собиралась останавливаться. – Поэтому она и пользуется такой известностью не только при дворе, не только в Лондоне, но и по всей стране.

– Дружба с королем для любого была бы высокой честью.

– Честью? – переспросила Сара. – Иногда бывает трудно различить, что такое честь, что такое бесчестье. Это людям решать. – Она ликующе улыбнулась, глядя на явно посрамленную соперницу.

Я мало что поняла в их колкостях и при первой возможности приступила с расспросами к Анне Трелони.

– Мне кажется, они говорили загадками, – сказала я. – Может быть, хоть ты объяснишь мне, что они имели в виду.

– Но это же так просто, – сказала Анна. – Элизабет Вилльерс не любит Сару Дженнингс, поэтому она и напоминает ей все время о ее низком происхождении и о том, как ей повезло получить место при дворе. Но и Сара не остается в долгу. Она говорит, что и в знатных семействах люди могут вести себя неприлично, почему и упомянула кузину сестер Вилльерс, леди Каслмейн.

– Но при чем тут леди Каслмейн? Люди как будто сговорились скрывать от меня все. Пожалуйста, не делай этого. Я ведь уже не ребенок.

– Я полагаю, что вы скоро появитесь при большом дворе и сами все узнаете. Вы узнаете, что леди Каслмейн – любовница короля, потому что они этого не скрывают. Он проводит с ней много времени. Она ведет себя очень неосторожно, и всем известно, какие между ними существуют отношения.

– Но король женат!

Анна улыбнулась:

– Это не имеет значения. Так бывает у людей, занимающих самое высокое положение.

– Мой отец не такой, – сказала я с жаром.

Анна промолчала. Потом она сказала:

– Король часто бывает с леди Каслмейн.

– А что же королева? Она об этом знает?

– Конечно, знает.

– Бедняжка.

– Да, многие так считают. Но такова жизнь.

– Мне очень нравится мой дядя. Он такой веселый и… добрый.

– Он очень популярен.

– Я не могу поверить, что он способен так поступать.

– У людей много разных качеств. Это одна из особенностей короля. Леди Каслмейн далеко не первая. Вы знаете вашего кузена, герцога Монмутского. Он не наследник престола, но он сын короля.

– Я не понимаю.

– Он родился, когда король был в изгнании. Он, несомненно, его сын. Король и считает его своим сыном. Но он – незаконный и поэтому не может наследовать трон. Когда вы станете взрослой, вы будете относиться к таким вещам как к чему-то вполне естественному.

– Я рада, что мой отец не такой.

Она посмотрела на меня немножко грустно, но с любовью.

– Я думаю, что королева очень несчастлива, – сказала я. – Мне жаль ее. Она такая добрая. Я уже больше никогда не буду любить короля, как раньше.

* * *

Епископ прибыл. Ему было лет сорок с небольшим, но нам он казался глубоким старцем. Он не был зол или слишком суров, но он был преисполнен решимости воспитать из нас добрых протестанток. Позднее я поняла, что во всех других предметах, кроме богословия, епископ был мало сведущ, так что общеобразовательной стороной нашего воспитания до некоторой степени пренебрегали. Но богословие он знал глубоко и был твердо намерен наставить нас на правильный путь, с тем чтобы мы ни в малейшей степени не оказались подвержены католическим симпатиям наших родителей.

Это было именно то, что ему было приказано, и я поняла впоследствии, что это было очень разумно. Мой отец был в это время наследником престола, так как королева Катрина оказалась, по-видимому, бесплодна. Мать моя умерла католичкой, и отец тоже склонялся к католицизму, а англичане в это время никак не желали иметь короля-католика.

Я узнала также, что короля раздражало отношение моего отца к религии. Но мой отец был хороший, честный человек; он не мог отступиться от своей веры; он был похож на одного из тех мучеников, которые так пострадали при жизни и которых так почитали после их смерти. Он готов был умереть за свою веру, а не только отказаться ради нее от короны. Люди могли считать его глупцом. Быть может, они были по-своему правы, но если это и так, то он был честным глупцом.

Кроме епископа, у нас были и другие учителя, но их предметы не считались столь обязательными, и мы могли не посещать их занятия, если не хотели. Анна полностью использовала эту возможность, поэтому впоследствии ей стоило большого труда написать даже самое простое письмо. Я была другая. Я любила учиться и была счастлива, занимаясь с моим французским учителем, который приходил в восторг от моего рвения.