Эхо тайги - Владислав Михайлович Ляхницкий

Олюшка, – устало согласилась Аграфена.

И Егор поспешил отвлечь Аграфенины думы.

– Ты куда нас ведешь-то? – спросил он у Ксюши.

– Куда веду? – эта мысль и мучила Ксюшу. Освободила товарищей – радость. Увела от погони за Выдриху – радость. Опасность осталась позади, но пришла ей на смену забота; а дальше как жить? И где?

Чутьем понимала, не время сейчас для совета. Нельзя посеять в истерзанные души товарищей мысль, что их проводник не знает, куда идти и что делать.

«Я в ответе за всех. Куда их вести? Куда нести Веру? Сегодня Веру искали по всей тайге, а теперь из амбара ушли коммунары. Утром солдаты все тропки пройдут, все горушки облазят. Выходит, нужно прятать народ, да так, штоб никто не нашел? А где?»

И тут вспомнила про Ральджерас. Его боятся. Никто не подумает поискать в Ральджерасе. Туда ведет одна узкая зверовая тропа, на перевале, между скалами, один человек с винтовкой может задержать целый взвод.

Свое начало река Ральджерас берет где-то в недрах горных хребтов. Там, в темноте подземелья, она собирает ручейки, ручьи, крепнет и вырывается из-под горы Каратау сразу сильным бурливым изумрудно-зеленым потоком. Шумит на перекатах, а на тихих плесах и в уловах-ямах нежатся таймени.

Дика долина Ральджераса. Дорога идет туда через по осыпям да по кручам. Сразу в не попадешь.

Много лет назад Ксюша с Устином белковали в тайге. В снегопад сбились с дороги и, спускаясь с хребта, попали в незнакомую долину. Поразила Ксюшу тогда непуганность птиц. Рябчики подпускали так близко, что можно было дотянуться до них недлинной жердиной. На кедрах кое-где сидели глухари и не обращали на людей внимания. И белки было много. Помнится, Устин перекрестился тогда и буркнул: «В Ральджерас мы попали. Вон и гора Каратау, на которой бесы живут». Опять перекрестился и заторопился по каменистым осыпям прочь.

Приземиста гора Каратау. Покрыта глухой черневой тайгой. Без дороги, напрямик, не пробраться, А склоны горы все в оспинах, будто изгрыз кто гору.

Давным-давно, передавалось из поколения в поколение рогачевцев, Каратау была самой высокой горой по округа такой красивой, такой веселой, что глаз не отвесть. На вершине ее всегда лежал снег, и была гора на заре розовая, днем золотилась от солнца или голубела от набежавшей тучки, а лунную ночь серебром отливала.

Черники было вокруг тех снегов на горе – не пробрать. Смороды, кислицы на склонах – не сходя с места набирали лукошко. А птиц: рябков, глухарей… И звалась она тогда Алтынтау – Золотая гора.

По преданию в ту пору поселились на Алтынтау бесы. Не русские, нет, Бесы и черти свои у каждого племени.

Поселились бесы на горе – и сразу черника не уродилась. И цвела хорошо, и морозом цвет не убило, а на всей горе хоть бы ягодка. Смороду с кислицей поморщило всю, и такая горькая да невкусная ягода стала. Глухари, косачи, рябки от бескормицы улетели с Алтынтау.

Днем на нее смотреть – гора как гора: и снег искрится – и тайга зеленеет. А как ночь, вой на горе, хохот, рев; ни того ни с сего громы загремят, молнии заблещут и окутается гора желтым туманом. Серой запахнет. Не дай бог в такую ночь православному на Алтынтау или вблизи очутиться: покалечит или спалит, будто и на земле его не было. Только крестик нательный на месте останется.

Не раз ходили прапрадеды рогачевцев на Алтынтау с крестами, с иконами да молитвами. Вот и загнали эту нечисть под землю, оттого и гора ниже стала, и вся-вся в оспинах-ямах. И зовут ее теперь Каратау – Черная гора.

Боялись рогачевцы ходить на Каратау. Избегали и Ральджераса.

– В Ральджерас пойдем, – шепнула Ксюша.

– Там бесы, – ахнули многие.

– А здесь солдаты!

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

Горев стоял на высоком крыльце приисковой конторы самодовольно ухмылялся. Солнце светило ласково, а в нагрудном кармане еще ласковее грели две телеграммы.

«Командиру отряда Гореву по месту нахождения тчк Многострадальная родина благодарит своего верного сына тчк Всевидящий бог благеславляет и направляет деяния его тчк Поздравляю вас производством чин подполковника «к Белогорский»

Кто такой Белогорский, Горев не знал. Видно, персона, если берется говорить от имени бога, и присваивать чины,

«Гм, подполковник! Очень недурно!»

И все же больше радует вторая, краткая. «Молодчина тчк Продолжайте том же духе тчк Ваницкий»

«Как не молодчина! С горсткой добровольцев из гимназистов, приказчиков, сынков зажиточных сельчан да нескольких юнкеров за считанные дни подавить волнения в огромнейшем притаежном крае. Вернуть Ваницкому прииски! А Валерий гнусит: «Поменьше порок». Черта с два, милейший Валерий Аркадьевич. Народ не может жить без страха перед властью. А страх, раболепство ни молитвами, ни речами не вложишь в их черепные коробки.

На груди у Горева поблескивала медаль «Трехсотлетие дома Романовых» – давнишняя награда за непорочную службу. С эфеса шашки свисала черно-оранжевая лента георгиевского темляка за храбрость. Им Горев наградил себя сам.

Перед крыльцом, среди молодых пихтачей и курчавых берез, стояли полукругом четыреста рабочих прииска Народного. Угрюмые. С обнаженными головами. За рабочими – цепь солдат с винтовками наизготовку.

Давно пора начинать разговор, но возникло совершенно непредвиденное затруднение. «Как обратиться к этому сброду? Граждане? – от этого слова, избившего оскомину на многочисленных митингах, Горева покоробило, как от удара электрическим током. Пахнуло 1905 годом и совдепами. – Братцы? – как обращались полупрезрительно раньше. – Нет», – и, сделав шаг вперед, оперевшись рукой о перила, выкрикнул:

– Эй вы, поднимите морды, смотрите мне прямо в глаза и запоминайте, что я вам скажу. Совдепия, комитеты и прочая гадость кончились навсегда. В единой и неделимой России установлена законная власть. В ближайшее время будет коронован обожаемый монарх – самодержец Всероссийский, а пока этого не свершится – ваш царь и господин Аркадий Илларионович Ваницкий! Эту власть представляют здесь его офицер его величества штаб-ротмистр Валерий Аркадьевич Ваницкий и новый управляющий прииском Богомдарованным Сысой Пантелеймонович Козулин. О названии «Народный» даже во сне вспоминать забудьте. Рабочий день восстанавливается, как был, двенадцать часов. За непослушание – шомпола. Для поднятия вашего настроения на прииске останется полувзвод солдат!

И еще. Из-под ареста бежали преступники Егор Чекин, так называемый дядя Жура, скрылся куда-то Вавила Уралов. Мои солдаты их непременно найдут. Тогда пусть не взыщут их укрыватели. Поняли? А пока вот вам ваш управляющий.

Выдвинул к перилам Сысоя, а сам, звякнув шпорами, отошел на полшага назад.

Жарко. Но Сысой для престижа