Библия и Вавилон - Фридрих Делич

И от исключения этих, хотя и созданных высокоодарённым народом, но всё же человеческих представлений, от освобождения нашего мышления от глубоко укоренившихся предрассудков нисколько не пострадает ни та религия, которой нас учили пророки–псалмопевцы Ветхого Завета и в ещё более чистом виде — Иисус Христос, ни наше религиозное чувство. Даже более того, благодаря этому очистительному процессу, они сделаются ещё более искренними и глубокими.

Обратимся теперь к тому, что придало Библии всемирно–историческое значение — к монотеизму.

И здесь в самое новейшее время раскопки дали, нам самые неожиданные указания. Странно! Никто не может с уверенностью сказать, что собственно значит наше слово Бог. Филологи колеблются между понятиями «возбуждение ужаса» и «совещание».

В противоположность этому, слово, придуманное для обозначения Бога семитами, не только вполне ясно, но и охватывает понятие божества с такой всеобъемлющей глубиной, что одно это слово разрушает не только сказку об «удивительно бедных религиозным чувством семитах», но и столь распространённую современную теорию, доказывающую, что христианская религия выработалась из своего рода фетишизма и анимизма, сходного с наблюдаемым у обитателей Огненной Земли.

В Коране есть одно прекрасное место, настолько прекрасное, что Гёте желал видеть его облечённым в драматическую форму. Именно Магомет пытается обяснить, каким путём религиозное сознание Авраама пришло к монотеизму. Он говорит: «Когда наступила тёмная ночь, Авраам вышел во мрак и увидел, что над ним сияла звезда. Он радостно воскликнул: «Это мой Бог!» Когда же звезда стала меркнуть, он сказал: «Я не люблю бледнеющих». Когда ясный месяц появился на небосклоне, Аврам воскликнул ещё более радостный: «Это мой Бог!» Но когда месяц опустился, он сказал: «Я скоро совсем потеряюсь». Утром засветило яркое солнце. «Вот мой Бог: как он велик!» — воскликнул Авраам. Но солнце село, и Авраам сказал: «О мой народ, не нужно мне твоего многобожия; я обращаюсь к Тому, Кто сотворил небо и землю».

Древне–семитское слово, обозначающее понятие «Бог» и хорошо нам знакомое из фразы «Eli eli lama azabtani», есть «el» и значит — «цель».

Существо, к которому устремляются взоры человека, на которого «человек взирает издали» (Иов XXXVI, 25), существо, к которому человек простирает руки и по которому тоскует сердце его в сознании непостоянства и неполноты земной жизни — семиты кочевых племён называли el или Бог. И так как божество представлялось им единым, то мы часто встречаем у древних семитских племён, населявших около 2500 лет до Р. Хр. север Вавилонии, такия выражения, как: «Бог дал», «Бог со мной», «принадлежащий Богу», «если бы Бог не был моим Богом» и т. д.

Даже более того. В египетско–ассирийском отделении Британского музея находятся три небольшие потрескавшиеся таблички из глины. На них лишь с трудом можно разобрать несколько строк. Таблички эти ценны благодаря тому, что позволяют с точностью определить, к какому времени они относятся, именно ко времени Гамураби; одна даже к царствованию его отца — Син–Мубалита. Эти таблички содержат три имени, полных, с точки зрения истории религий, самого жгучего интереса:

т. е. Jahve есть Бог. Итак Jahve — сущий, постоянный (мы имеем основание думать, что таково значение этого слова), не подверженный изменению, существующий вне времён и проявляющий себя в подчинённой вечным законам вселенной, — этот Jahve есть духовное сознание тех кочевых племён, из которых столетия спустя вышли сыны Израиля.

Религия поселившихся в Ханаане семитов вскоре погибла под влиянием глубоко пустившего там корни многобожия древних обитателей страны, отнюдь не являющегося, насколько оно касается религиозных представлений, чем–нибудь несимпатичным. Вавилонские боги — это живые, всезнающие, вездесущие существа, внемлющие молитвам людей и которые хотя и сердятся за грехи, тем не менее всегда готовы простить людей. Изображения богов в памятниках вавилонского искусства, как, например, изображение сидящего в своём святилище бога солнца из Сиппара, далеки от всего некрасивого, неблагородного, уродливого.

Пророк Иезекииль (гл. I) видит Бога, едущего на живой колеснице из четырёх крылатых существ, с лицом человека, льва, быка и орла. Над головами этих херувимов (X, 1) помещается кристальная плоскость, а на ней — сапфирный трон, где восседает окружённый блеском Бог, в образе человека.

Одна старая вавилонская таблица представляет нам поразительно сходный с этим описанием рисунок.

На ней изображён странной формы корабль, видны сидящие живые человеческие фигуры. В середине помещаются два обращённых друг к другу спиной херувима с повёрнутыми к зрителю человеческими лицами. Положение их позволяет заключить, что сзади находятся ещё два подобных существа. На спинах херувимов находится плоскость с поставленным на ней троном, где сидит, с тиарой на голове, бородатое, в длинной одежде божество, держа в руках, по–видимому, скипетр и кольцо. За троном слуга божества, ожидающий его приказаний и напоминающий того слугу в льняной одежде, ожидающего приказаний Божества, о котором говорит Иезекииль (IX, 3; Х, 2).

Рис.16. Изображение, напоминающее о видении пророка Иезекииля

Несмотря на всё это и на то, что свободные просвещённые умы открыто учили, что Нергаль и Небо — бог месяца и бог солнца, Рамман — бог грома и все остальные боги соединены в Мардуке, боге света, резкое многобожие в течение трёх тысячелетий оставалось в Вавилоне государственной религией, — серьёзный, могущий служить предостережением, пример безучастного отношения людей к религиозным вопросам и покоящейся на этом крепко организованной силы жрецов. Вера в Иегову, при помощи которой Моисей, как знаменем, соединил в одно 12 колен израильских, также была полна всяких человеческих предрассудков: наивных антропоморфических воззрений на божество, свойственных эпохе юности человечества, языческого культа жертвоприношений и внешней обрядности. Она не могла удержать народа времён, предшествовавших изгнанию, от чистого обращения к культу Ваала и Астарты, свойственному коренным жителям Ханаана и доходившему до того, что они приносили в жертву Ваалу своих сыновей и дочерей. И это продолжалось до тех пор, пока пророки не постигли сущности религии и не стали проповедовать: «Раздирайте сердца ваши, а не одежды ваши» (Иоиль II, 13) или: «Жертва угодная Богу, — сердце сокрушённое и смиренное».

II

Многие верующие люди односторонним отношением к вопросам догматики отравляют себе радостное сознание той огромной пользы, которую приносят вавилонские раскопки, в смысле истолкования и иллюстрации Библии; нередко даже вовсе отрицают эту пользу. И всё–таки как благодарны должны быть все читатели Библии за те новые сведения, которые нам добыли и непрерывно продолжают доставлять трудные раскопки вавилонских и ассирийских развалин.

Библейская Книга Царств (4 Цар. XVII, 30) повествует, что жители города Куты в Самарии почитали бога Нергала. Благодаря клинообразным надписям, мы теперь определённо знаем не только то, что этот вавилонский город Кута лежит похороненным под холмом Тель–Ибрагим в семи часах пути к северу от Вавилона, но и то, что бог–покровитель города Куты действительно назывался Нергал. Разве подобное сведение не заслуживает благодарности? Другой пример. Ещё недавно у нас не было почти никакой надежды найти когда–либо то местечко Халах, куда была переселена часть пленённых Саргоном израильтян (4 Цар. XVII, 6; XVIII, 11). Теперь у нас есть найденное в библиотеке Ассурбанипала в Ниневии письмо из Халаха, в котором некто Мардук–надин–аши, указывая на свою постоянную верность, просит царя вернуть ему опять землю, подаренную ему отцом царя и доставлявшую ему 14 лет средства пропитания, а теперь отнятую у него наместником области.

Что касается жителей северного царства Израиля, изображение которых мы можем видеть во втором ряду барельефов знаменитого чёрного обелиска Салманассара II, — на нём представлены послы царя Ииуя (840 л. до Р. Хр.) со всевозможными дарами, то мы знаем теперь все три местечка, где нашли свою могилу 10 колен Израильских: Халах, немного восточнее гористой страны верхнего Заба, называемой Arrapachitis; область Гозан, на берегу Хавора, недалеко от Низибис, и местечки Мидии.

До последнего времени оставалось загадкой повествование прор. Наума о завоевании и разграблении египетских Фив; именно никто не мог обяснить, к чему относились следующие слова: «Разве ты (Ниневия) лучше Но–Аммона, находящегося между реками, окружённого водою, которого вал было море, и море служило стеною его? …Но и он переселён, пошёл в плен; даже и младенцы его разбиты на перекрёстках всех улиц, а о знатных его бросали жребий, и все вельможи его окованы цепями» (Наум III, 8, 10). Но вот была найдена глиняная десятигранная призма (рис. 17), на втором столбце которой повествуется, что Ассурбанипал, преследуя от Мемфиса фараона Урдамане, достиг Фив. Ограбив город, он увёз в Ниневию, столицу своего царства, в виде добычи, все сокровища дворцов, всё золото, серебро и драгоценные камни, а также всех жителей города, как мужчин, так и женщин. Разве этот факт не заслуживает внимания?