Роскошная и трагическая жизнь Марии-Антуанетты. Из королевских покоев на эшафот - Пьер Незелоф

аббат, улыбаясь, и аккуратно перекрестился из предосторожности.

Карнавал 1770 года наполнил Вену празднествами и пирушками. На улицах гремела музыка, шумели маскарады. Простой народ и дворянство, чувствуя укрепление империи, демонстрировали радость. Союз с Францией позволял надеяться на продолжительный период жизни в мире и процветании.

Мария-Терезия устроила бал во дворце Каммерфест. Было семь часов вечера. Эрцгерцоги и эрцгерцогини открыли бал менуэтом. Придворные кавалеры танцевали с принцессами, а эрцгерцоги с назначенными императрицей дамами, список которых держал возле нее Пихлер.

Она сидела в конце зала на стуле, который был обтянут черным со времени смерти императора. Вокруг нее на почтительном расстоянии расположились на табуретах люди, которые не танцевали.

Привратник ввел нового гостя. Мария-Терезия подняла голову и узнала аббата де Вермона. Она жестом подозвала его.

Священник подошел. Его тяжеловатая походка выдавала простонародное происхождение. Он носил черные шелковые чулки и башмаки с пряжками, а под мышкой зажал шляпу. Его завитый парик венчала блестящая скуфейка. Черный камзол был застегнут на все пуговицы.

– Мне очень приятно видеть вас, господин де Вермон, – сказала Мария-Терезия. – Подойдите, возьмите табурет, присаживайтесь, и побеседуем немного, пока молодежь резвится.

Аббат с проявлениями величайшего почтения сел.

– Итак, мой дорогой наставник, – продолжала императрица, – что вы скажете о вашей ученице?

Священник прокашлялся, чтобы прочистить голос.

– Ее высочество, – сказал он, – обладает очаровательной внешностью, ее веселость и ум, ее характер и сердце прекрасны. Ей недостает лишь легкости выражения, чтобы продемонстрировать замечательные таланты, которые она унаследовала от своей августейшей матери…

Мария-Терезия искоса взглянула на собеседника:

– Прекратите льстить, господин аббат, я знаю свою дочь… Расскажите о ее учебе; она делает успехи?

– Она их действительно делает, мадам, но, по правде сказать, меньшие, чем мне бы хотелось. Однако ее добрая воля очевидна.

– Ей ничего нельзя спускать с рук, она нуждается в твердом руководстве. Итак, чего же вы достигли?

– Я начал с литературы и истории. Ее очень заинтересовало жизнеописание Генриха IV. Также она с удовольствием слушает мои рассказы на религиозные темы. Но ее орфография и чистописание не такие, какие я бы желал. Правда, я, возможно, бываю излишне суровым…

– Нисколько, милейший. Я не хочу, чтобы вы жалели мою дочь. Это в ее же интересах, и в моих.

– Должен сообщить вашему величеству, – продолжал аббат, – что я начал учить госпожу эрцгерцогиню геральдике и генеалогии различных фамилий, представленных в Версале…

– Это правильно… Я вижу, что госпожа Антуан не могла попасть в лучшие руки. Продолжайте, господин аббат, моя благодарность вам обеспечена… Но я вижу маркиза де Дюрфора; простите, что покидаю вас, мне необходимо переговорить с ним.

Мария-Терезия встала и направилась к французскому послу, разряженному мужчине лет пятидесяти, шедшему ей навстречу. Дипломат приветствовал ее, склонившись в глубоком парадном поклоне.

– Господин де Дюрфор, – сказала императрица, – я благодарна вам за то, что вы посетили этот вечер.

– Вашему величеству прекрасно известно, что в данном случае приятность соединяется для меня с исполнением моего долга.

– Коль так, проявите вашу дружбу ко мне, посещая все празднества, которые я буду давать в течение этого карнавала. Также я буду счастлива видеть вас на наших семейных собраниях.

– Как, мадам? Но подобная честь здесь никогда не оказывалась ни одному иностранному послу…

– Конечно, но я обращаюсь не к послу, а к другу.

– Ах, мадам, – воскликнул пунцовый от восторга Дюрфор, – я смущен такой честью!

Маркиз обвел взглядом зал, по которому двигались танцующие пары. Среди них госпожа Антуан, прекрасно причесанная и одетая, танцевала гавот Глюка.

– Никогда еще госпожа эрцгерцогиня не была столь очаровательна. Если бы мой возлюбленный король знал, что она такова, ему бы захотелось еще скорее увидеть ее.

– Должна признать, – сказала Мария-Терезия, – что танцы ей нравятся. Мне бы хотелось, чтобы так же обстояло дело со всем, что ей предстоит выучить. Но поговорим немного о наших делах, господин де Дюрфор. В каком они состоянии?

– В ближайшее время я получу проект брачного договора, который сразу же представлю вашему величеству, и мы назначим дату для подписания. Во Франции, от границы до Парижа, уже готовятся дороги, по которым проедет кортеж ее высочества. Ей хотят устроить достойный прием.

– Я очень польщена, господин де Дюрфор. Все идет благополучно, тем более что я тоже хочу сообщить вам превосходную новость. Пойдемте, не нужно, чтобы нас слушали чужие уши.

Императрица увлекла посла в оконную нишу.

– Мой дорогой Дюрфор, – сказала она, понизив голос, – то, что я сейчас вам скажу, очень важно. С сегодняшнего утра моя дочь женщина. Вы понимаете: настоящая женщина.

– Я вас понимаю, мадам…

– Таким образом, этот брак, которого, похоже, так боялись в Версале, не станет преждевременным. И как видите, она не испытывает никаких неудобств, смеется и прыгает, как обычно. Многие на ее месте почувствовали бы недомогание и остались бы в постели. Можете написать Людовику XV, что ему посылают принцессу, которая уже готова подарить трону здоровых наследников.

– Не премину, мадам. Я сообщу об этом важном событии уже в завтрашнем донесении.

– Благодарю, господин маркиз, – сказала императрица, протягивая дипломату руку, которую тот поцеловал, словно священную реликвию.

Глава V. Праздники и печали

Едва оставшись одна, госпожа Антуан сняла с груди золотой медальон, на котором был портрет дофина, ее будущего супруга. Секунду рассматривала его при свете канделябра. Ее полноватые губы сложились в обычную гримаску.

«Решительно, – подумала она, – он неплох».

Но обрамление портрета заинтересовало ее сильнее. Портрет принца окружали бриллианты, инкрустированные в эмаль. Она пересчитала их дрожащим пальцем:

– Семьдесят! И какие крупные!

Она опустилась на стул. Голова гудела от приятной усталости.

– Господи! – сказала она. – Как же это забавно – выходить замуж!

Празднества шли уже много дней и должны были продлиться еще неделю.

Накануне, 15 апреля 1770 года, в день Пасхи, маркиз де Дюрфор совершил официальный въезд в Вену. Из окна особняка графини фон Траутманнсдорф, ее обер-гофмейстерины, госпожа Антуан вместе со своей сестрой Кристиной любовалась прохождением процессии: сто восемнадцать дворян, великолепно одетых за счет Людовика XV, сорок восемь карет, запряженных каждая шестеркой лошадей, а в середине процессии два экипажа французского посланника, облицованные золотыми панелями, обитые изнутри синим и алым бархатом, такие роскошные, что даже у Кауница, гордившегося своими экипажами, не было ничего подобного.

Сегодня, в шесть часов, пред всем двором, ее руки попросили официально. Госпожу Антуан позвали в аудиенц-залу. С разрешения матери и императора Иосифа II она взяла из рук французского посла письмо дофина и портрет этого юного принца, который фрау фон Траутманнсдорф тотчас же прикрепила к ее корсажу. Затем двор переместился в зрительный зал, чтобы посмотреть