Фаза ингибиторов - Рейнольдс Аластер

– Да ты счастливчик, де Рюйтер.

– И в чем же мое счастье?

Открыв ранец, Валуа достал бутылочку и, откупорив, протянул мне. В ноздри ударил тяжелый запах, начало жечь в глазах. Уже чувствуя, как увядают клетки в мозгу, я сделал вежливый глоток ради дружбы. Я понятия не имел, что в бутылке и где Валуа это раздобыл, но подобное пойло появлялось лишь по исключительно редким случаям.

– Тебе еще предстоит прочитать собственные некрологи. Пожалуй, в них ты выглядишь не так уж плохо.

– Я вроде живой.

– Теперь-то мы знаем. Собственно, знаем уже три недели, с того момента, когда ты появился в сети слежения. Но уже успели написать некрологи и размножить, и теперь слишком поздно что-нибудь предпринимать. – Он прищурился, сверля меня взглядом. – Почему, во имя Михаила, ты не вышел на связь?

– Не видел необходимости. Апостолы никогда бы меня не потеряли.

– И тем не менее. Сам знаешь – система небезупречна. Собственно, если апостолы иногда теряют наш корабль, это даже хорошо. Это значит, что меры по маскировке не столь уж бессмысленны. – Он нервно провел рукой по лбу. – К тому же, пока тебя не было, у нас с апостолами… в общем, были проблемы.

– Проблемы?

– Не важно. Скоро все исправится. А вот что теперь будет с твоими семейными отношениями, даже предположить боюсь.

– А что такое?

– Для Николя и Викторины это стало настоящим адом.

– О господи! Хочешь сказать, они все эти недели были убеждены, что меня нет в живых?

Валуа забрал бутылку и вернул в свое священное хранилище. От его добродушного выражения не осталось и следа.

– Николя оберегала Викторину как могла. Естественно, цеплялась за надежду, что ты жив, но ближе к концу даже она перестала верить. – Он покачал головой, и в голосе зазвучала осуждающая нотка. – Незачем было подвергать нас столь жестокому испытанию, Мигель. Если там случилось нечто такое, из-за чего тебе пришлось задержаться, вполне мог бы и сообщить.

Я уставился на него:

– Что значит – если? Ты прекрасно знаешь, что случилось.

– Мы могли только догадываться. Видели, как взорвался корабль. Либо в него попала твоя ракета, либо ты применил протокол номер два. Поскольку ты молчал, мы вынуждены были предположить последнее.

– А сигнал бедствия?

– Какой сигнал?

– Это что, какая-то игра, Морган? Проверка, насколько я хорошо соображаю после пробуждения?

– Уверяю тебя, это никакая не игра.

– Поступил сигнал бедствия. Нечто вышло на связь с кораблем. Я нашел источник сигнала и обнаружил дрейфующую капсулу.

– Капсулу, – медленно повторил Валуа, будто следователь, запоминающий мои ответы с целью выяснить, насколько тщательно я придерживаюсь одной версии событий.

– Этот сигнал передавался по всей системе. Я должен был любой ценой заставить его замолчать. Солнечный Дол никак не мог его не услышать, не говоря уже об апостолах.

– Мы не принимали никаких сигналов бедствия.

– Значит, он был… узконаправленный. – Я нахмурился, превозмогая головную боль, которую вряд ли можно было объяснить крошечным глотком из бутылки. – Понятия не имею, как сигнал сумел меня найти, но это единственное объяснение. Впрочем, все это можно обсудить и позже; если ты считаешь, что я сочиняю или брежу, то у меня в оружейном отсеке есть все необходимые доказательства. Я нашел дрейфующую капсулу и взял ее на борт. Вместе с содержимым.

– С содержимым?

– В капсуле пассажирка с того корабля. Который, кстати, мне вовсе не пришлось уничтожать. Он взорвался сам, как раз в тот момент, когда я собирался его таранить.

Валуа удивленно поднял брови:

– То есть ты уже был к этому готов?

– Ракета ушла в сторону. У меня не было возможности вернуть ее и заново заправить, и я пошел на таран. – Я понизил голос: – Да, Морган, я был к этому готов. Ты бы знал насколько. И как приятно было ощущать, что я собираюсь пожертвовать собой.

Удивление на его лице столь же быстро сменилось жалостью.

– Пока неожиданное событие не лишило тебя шанса на благородное самопожертвование?

– Ты не побывал в моей шкуре, поэтому тебе не понять.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Он медленно кивнул:

– Ладно, верю. Я заметил: когда ты улетал, было видно, что тебе не терпится искупить вину. Ты серьезно насчет капсулы? В самом деле что-то привез сюда?

– Не что-то, а выжившую. Я с ней разговаривал. Это вовсе не обожженный радиацией труп – капсула давала достаточно тепла, чтобы пассажирка могла со мной общаться. Она летела на корабле с Приюта.

– Единственная выжившая? Из скольких?

– Она почти ничего не помнит. Надеюсь, вспомнит, когда приведем ее в чувство.

– И что сейчас с этой… счастливицей? Она в криосне?

– Капсула повреждена, но я подключил ее к системе питания шаттла. Женщина снова уснула.

– Хорошо, – кивнул Валуа. – Значит, она не почувствует, как мы ее убьем.

Я постучал в свою собственную дверь чисто из вежливости. Последовала долгая пауза, и, хотя был вечер и занятия в школе закончились, я подумал: не ушли ли куда-нибудь Николя с Викториной, отсрочивая тот миг, когда им снова придется увидеться со мной. Винить их за это я не мог. Мне не терпелось их увидеть и в то же время отчаянно хотелось отложить встречу, поскольку всем нам предстояло пережить непростые мгновения.

Я уже собирался вернуться в Святилище под предлогом неких неотложных дел, когда Николя наконец меня впустила. Мы обнялись в коридоре, но в ее объятиях ощущалась неуверенность. Я поцеловал Николя, и она не отстранилась, но и не поспешила ответить поцелуем.

– Рада, что ты вернулся, – тихо проговорила она, словно опасаясь, что Викторина в соседней комнате может услышать. – Куда сильнее рада, чем, наверное, тебе кажется. Но из-за тебя нам пришлось пережить кошмар.

Закрыв за собой дверь, я сбросил дыхательный ранец и тулуп, который надел, чтобы пройти до дома через пещеры.

– Морган говорит, ты не теряла надежды.

– Не терять надежду – вовсе не то же самое, Мигель, что знать, что ты жив. – Голос Николя звучал чуть сдавленно. – Что еще мы могли подумать, когда увидели взрыв?

– У меня было желание подать сигнал. Но любая связь – всегда риск.

– Зря ты мне об этом говоришь.

– Да, – мягко согласился я. – Постарайся меня понять. Тот корабль уничтожила не ракета, а нечто другое. Скорее всего, отказ двигателя. Но я должен был учитывать и иную возможность: что где-то рядом находятся волки. Хватило бы единственного фотона, чтобы они насторожились. Обнаружив меня, волки обнаружили бы и апостолов, а потом и Солнечный Дол.

– Не драматизируй.

– Даже не думаю. Если бы явились волки, мы бы сейчас не разговаривали. – Я взглянул ей в лицо, надеясь, что мои жестокие слова подействовали. – Я не подал сигнал не из-за беззаботности и не по недомыслию, Николя, а из-за любви. Я предпочел бы умереть, но не навести волков на наше убежище.

Ее взгляд стал слегка задумчивым.

– Морган говорит, ты едва не пожертвовал собой.

– Это был последний способ остановить тот корабль. Ракета промахнулась.

Я почувствовал в ней некую перемену – еще не прощение, но шаг к нему, дававший слабую надежду на примирение.

– И насколько ты был близок к гибели?

– Я уже смирился с судьбой.

– А потом?

– Потом была вспышка, которая избавила меня от столь печальной необходимости.

– О чем ты думал в последние мгновения?

– О том, как вы теперь будете жить одни, без меня. И надеялся, что ты меня поймешь.

– Это не мне нужно понимать. Я до последней возможности скрывала известие о твоей смерти от Викторины, но полностью утаить не смогла.

Я кивнул:

– Вряд ли это было бы честно по отношению к ней.

– Когда до Викторины наконец дошла новость, которую все мы считали правдой, случившееся потрясло ее до глубины души. Однако по прошествии времени, общаясь с друзьями, она поняла, что в глазах многих ты стал героем. Мигель де Рюйтер, человек, который отдал жизнь ради спасения Солнечного Дола. Думаю, она предпочла бы в эти несколько дней быть твоей дочерью, а не моей. Но теперь, когда оказалось, что ты вовсе не мертв, на нее обрушилось новое горе – умер образ, который она создала в своих фантазиях.