Кружение дней - Анна Беляева

Богоров только — за! Карьера — это хорошо. Домостроевцем он не был.

— Ну, здорово! Принимай, конечно, — соглашается Антон.

— Я вряд ли с этим контрактом смогу наезжать свободно в Москву. Репетиции, гастроли. Как быть с Машей? Может, поищем тренера во Франции?

Внутри закипает. Какие тренеры во Франции? Те же наши, наездами! Всё-таки он женился на не самой умной из женщин. Зато красивой и в музыке разбирающийся. И, по завету стальной дамы, молодой и веселой. Оказалось, счастья это не приносит. Если не сводить счастье к Манюне.

— Это несерьезно, — пытается остаться спокойным, — хороших тренеров дальше "Зари" единицы. И все они работают в России. И любой из них, — номер два после заришников.

Жена вздыхает:

— Мы совсем перестанем видеться! И сейчас-то только по большим праздникам, да сменяя друг друга при Марии.

Антон прищуривается в своей очаровательно-детской улыбке:

— Ну, Париж — не Майами. От Москвы не так далеко. Так что ты неправа, милая.

Жена улыбается в ответ и шутит:

— Ох, очарует тут тебя какая-нибудь юная тренерша, пока я играю по миру!

— Вот тут тебе повезло: всех тренерш "Зари" я помню ещё малявками. До сих пор чувствую себя рядом с ними их пожилым многодетным папашей. У них те же ассоциации, уж поверь! — хохочет Антон.

— Ну, тогда я спокойна за твою верность, — совершенно развеселилась супруга.

Богоров снова надевает наушники и включает трек. Услужливая тварь-память окунает его в этот день. Ладонь, прижатую к губам, слегка вздрагивающую в его руке, словно маленькая сильная птица, пойманная и ищущая пути на свободу.

Его очаровательная супруга может быть совершенно спокойна: единственная тренерша, с которой в своем сердце он изменяет законной половине с самой осени, если не всю жизнь, ясно дала понять, что то, что Антон Владимирович желал бы предложить, в ее жизни — лишнее.

Не стоит сопротивляться воле самой сильной из женщин, какие бы слабости она себе порой ни позволяла. Любите супругу, Антон Владимирович.

Ночью, когда все земные радости окончены, жена тихо посапывает, обняв подушку, он выбирается из постели и упирается лбом в холодное зимнее окно. Полная луна между крупными белыми и золотыми звёздочками.

Вот и весна по их души. Может, к лету полегчает.

Я так скучаю, мне так не хватает Вас!

И время мимо так молчаливо над крышами города

Кружит печально какой-то случайный вальс.

И час до полночи телефон молчит тихо и холодно,

Я так скучаю, мне так не хватает Вас.

А небо всё также высоко,

И солнце — по крышам, и в городе — лето.

И вся моя жизнь одной строкой -

Меня ты не слышишь, звонки без ответа …

«УмаТурман»

Свет из кругов разлетается в россыпь звезд на темной глади льда в сумраке. Тоненькая, как статуэтка из прозрачного стекла чемпионка мира этого года начинает свою программу. Луч софита бежит за ней, боясь отстать.

Блондинка скрестила руки на бортике и плечом чувствует плечо мужчины, стоящего на льду рядом с ее местом:

— Андрюш, надо вот эту связку упростить в начале и по ходу программы тоже. Мы произвольную снимаем с выступлений, а в шоу пусть дальше катается, но не с такой сложностью, конечно. У нее пять выходов.

— Ты меня только ради этого вытащила с летнего отдыха, Мейер? — морщится Радд, потирая седую бородку, — исправила бы сама. Я тебе прощу самоуправство. И потом, говорят, у тебя там вокруг льда бегает некогда любимый хореограф. Предложи ему.

Мужчина оборачивается и смотрит Кате в глаза. Она смущенно опускает взгляд на скрещенные руки. Андрюха Радд — проверенный товарищ, отличный постановщик шоу и прекрасный хореограф, с которым работается уже давно так, как с ближайшим родственником. И знает он больше, чем некоторые ее родственники.

— Дочку к нам привел, представляешь? — тихо удивляется женщина.

— Чего не представить-то? Хорошая дочка? — интересуется Андрей.

— Замечательная, — нежно улыбается Мейер.

Луч софита исчезает, погружая девушку на льду в сумрак и тут же вылетают три разноцветных пятна, подтягиваясь к замершей фигуристке.

— Годно свет сделали, — одобряет ее собеседник.

Катя соглашается. Ей тоже нравится новый мастер по свету. Творческий человек.

— Так чего девочка Богора? Хорошая, говоришь?

На лице женщины снова замирает нежная улыбка:

— Хорошая. Сашка на нее не нарадуется. Говорит, тело, созданное для фигурного катания.

— Дура ты, Мейер, — замечает негромко Андрей, — Не была бы дурой, это была бы твоя созданная для фигурного катания девочка Богора.

Катя морщится, будто у нее заболел внезапно зуб. Все эти разговоры о невозможных возможностях ее совершенно не радуют.

— Ну что ты несешь ерунду, Андрюх! Давно прожито и забыто.

— Слушай, — внезапно оживляется Радд, — а чего ты ему тогда не родила? Он таким счастливым щенком вокруг тебя вился, неужели не хотел детей?

Белый кабинет. Белая врач в голубой униформе. Холодный гель, который она стирает с живота. Белый лист направления на прерывание “по медицинским показаниям”.

— Вы, пожалуйста, не переживайте. Замершие беременности — не такая уж редкость. Тем более возраст у вас, — врач чуть смущается.

Молодая совсем. Екатерина ее лет на 15 старше. В возрасте этой девочки она и сама думала, что после 40 секса нет.

— У нас очень хорошие врачи. Все сделаем аккуратно. Если потом захотите, сможете еще раз попробовать.

С опозданием на полторы недели она приедет на сборы как ни в чем не бывало и приступит к работе, гоняя расслабившуюся банду. Тоша будет ворчать, что из-за ее вечной занятости, они не могли вместе отметить его день рождения.

— Радд, малые дети у пожилых родителей — это неэстетично в конце концов! — резко отвечает, отталкиваясь руками от бортика.

— А мне нравится, — хохочет Андрей, отъезжая от нее к чемпионке, которая закончила свою программу.

— Естественно, — в спину ему негромко произносит Катя, — на то ты и мужик.

За стенами ледовой арены, где готовится “Шоу Всех звезд Екатерины Мейер”, шальным солнцем выгорает в лето май.

Женщина снова опирается локтями о борт ледового овала и размышляет о несбывшемся.

Распорядись тогда жизнь иначе, может быть, на месте этой чемпионки сейчас кружилась бы их с Тошкой дочь. Ника. Да, она бы назвала девочку Никой. Победой их любви над властью времени. Но Ники нет и Николая нет. А после и Тоши не стало. Слишком уж жестко и безапелляционно время отвесило ей оплеуху тогда, в гинекологии, напомнив, что есть срок цвести, а есть срок собирать урожай. И ее цветение уже