Интервью с раввином Адином Штайнзальц - Адин Штайнзальц

Просто удивительно, как евреи впитали черты других народов и остались верны себе. Известно, как горды поляки. Польскую гордость переняли и жившие там евреи. Посмотрите в Тель-Авиве. Он будет голодать, но костюм – с иголочки. И победительный вид.

З.К.: То же и женщины. Обязательно прическа из парикмахерской и косметика.

Рав: Польский гонор! Важно, каким я предстану перед другими, а что у меня в кошельке или на душе – касается только меня. И евреи ведут себя так же. Этот гонор не позволил польским евреям «пачкать руки» грязной работой, и они страшно голодали. А немецкие евреи брались за любое дело. Жить-то надо! Но главное потому, что немцы не гнушаются никаким трудом. А польские евреи здесь очень бедствовали. Повадки шляхтичей… Как штреймл.

Я много колесил по свету. И всегда смотрел по сторонам. Я убедился, что евреи поразительным образом перенимают не то чтобы культуру – самый характер своей страны.

З.К.: У меня в связи с этим есть грустный опыт. Был у меня ученик один. Одессит. Попросил гостевой вызов, приехал, пришел в гости. Сидим, разговариваем. Муж, дети, я. По-русски, разумеется. Он у нас несколько дней прожил и вдруг за чаем говорит: «Не евреи вы. Русская интеллигенция. Евреи не такие. Вот я – еврей». Ну, муж посмеялся, а я – обиделась. До сих пор помню.

Рав: И я посмеюсь. Вы откуда? Из Москвы? Так Москва не Одесса. Значит, и евреи там разные. Я как-то приехал в Одессу, собралась огромная толпа евреев. А я им говорю (надеюсь, они мне простили это): «Евреи Одессы – каждый знает, чем они знамениты. Анекдотами и мошенниками». И что вы думаете? Все покатились со смеху. А скажи я то же самое в Москве? В лучшем случае, вымученная улыбка. Холодом ответили бы в Москве на такое приветствие. Мошенники!..

Увы! Как мы судим о евреях не из нашей общины? Да и из нашей. По каким-то дешевым внешним признакам.

Внешность общины – разве ею исчерпывается этническая традиция? Внешность – шелуха, клипот. Перед войной в Гамбурге были две общины: сефардская и ашкеназская. Евреи как евреи. Только по праздникам сефарды надевали свои старинные традиционные одежды, и становилось ясно, что они другие.

З.К.: Позвольте с Вами не согласиться. То есть, конечно, там было так, но это не всегда и не всюду так.

Рав: Верно, но как часто я слышал от собеседников: я – франк и я – йеки (прозвище немецких евреев). Потому что родословие говорило о предках из Испании, а последние поколения и традиция формировались в Германии. И фамилии изменялись. Вот к примеру фамилия Буним в России. Что за фамилия? А французская: Бо+Ним, т.е. Доброе Имя, или Шем-Тов, – имя, принятое у сефардов. Или характерная для польских евреев фамилия Шпринцак…

З.К.: …от женского имени Шпринца…

Рав: А что это за имя? Эсперанца, Надежда то есть. Опять сефардского происхождения.

Конечно, у каждой общины свои книги, свои молитвенники. И есть между ними различия. Но или это непринципиальные различия, или мы говорим, что каждый внес что-то свое и ценное.

Евреи, как вечные странники, чутки ко всякого рода переменам. Они быстрее реагируют на них и изменяются, потому что им категорически необходимо выжить. Так, за много столетий у евреев развилась жизненно важная способность к приспособлению.

З.К.: Да, да, я читала, как Ницше восхищался этой «удивительной» и «подражания достойной» еврейской чертой: умению приспособиться к любым условиям и пережить любые катаклизмы.

Рав: Достойно подражания? Возможно. Но представим себе старого актера. Вот он сидит в последний раз в своей гримерной. Снимает грим. Что видит он в зеркале? Кто он на самом деле? Он сыграл так много ролей, что успел забыть, какова его собственная роль.

Даже ребенок знает, что хамелеон может менять окраску. Но тогда какого же цвета хамелеон? Зеленый? Серый? Должен же у него быть свой цвет!..

З.К.: Я слышала такое мнение, будто еврейский народ по сути имеет женскую природу. В чем природа женщины? Повторять за кем-то, подражать. Говоря проще, евреи – исполнители и интерпретаторы, а не создатели нового.

Рав: Вейнингер писал об этом. Весьма подробно.

З.К.: Отто Вейнингер? Тот еврей, что ненавидел евреев и, будучи последовательным антисемитом, покончил с собой.?..

Рав: Именно. Да… есть правда в том, что он писал. Я, в общем, с этим согласен… Взять Израиль: сколько музыкантов приехало сюда из СССР, сколько учителей русской литературы! И эти люди освоили профессии не для проформы. Они отдались им всей душой, у них талант. Талант исполнителей и интерпретаторов. Но что в этом исполнении принадлежит им, и что – автору чужого народа? И было ли у них, что учить, чтобы познавать свое? Себя?..

З.К.: Вот мы и нащупали болевую точку. Если даже духовная жизнь еврея всего лишь дань месту, мимикрия, что же свое, неизменное? Ведь при всем нашем сходстве с окружением, оно знает, что мы евреи. Получается, что евреи с момента рождения обречены на раздвоение личности.

Рав: Да, раздвоение личности. И евреи помнили об этом и сохраняли дистанцию. Отсюда всегда, в любой стране, знание нескольких языков, своего и чужого. Сокранить дистанцию – вот в чем была задача. Они сохраняли дистанцию, не потому что боялись чужой культуры. Их заботила судьба своей культуры!.. На иврит переведены и «Доктор Живаго», и «Москва-Петушки» Ерофеева. И я убежден, что выражу общее мнение: герой повести «Москва-Петушки» нам ближе, чем Живаго. Несмотря на различие национальности.

Было такое словечко в ходу: люфтменш («человек воздуха»). Это евреев так высокомерно называли. Странно, но благодаря специфическому экономическому положению евреев, которое, кстати сказать, сионисты-социалисты намеревались исправить, ибо нехорошо не заниматься физическим трудом… Да, так благодаря этому евреи предвосхитили современное общество.

Ведь чем характеризуется современное общество? В первую очередь тем, что лишь весьма малый процент населения созидает материальные ценности. Приносит материальную пользу. Это один из главных параметров развитого современного общества. И под этим углом рассмотрения цели социалистов-сионистов выглядят атавизмом, а еврейский образ жизни в диаспоре – прогрессивным. Потому что евреи занимались развитием духа и услуг, а не добычей полезных ископаемых, например. Тем, чем сегодня хочет заниматься большинство людей.

З.К.: И в Израиле тоже. Выходит, и строительство «своими руками» еврейского государства, и сионистская модель израильтянина – все несовременно? Атавистично?

Рав: Мы отвлеклись. Мы говорили о том, кого копирует еврей в Израиле. Первые сионисты хотели копировать араба, жителя земли. Сейчас это история. Более того, образ араба вызывает скорее антагонизм. Кто из евреев сейчас покрывает голову кафией или носит арабский халат, как можно увидеть на фотографиях 1906 года?

Но модель по-прежнему находится вовне. Мы, израильтяне, не подражаем какому-то определенному народу. Мы подражаем некоему абстрактному нееврею. Хотим быть, как все. Но что общего может быть у всех? Ясно, что это всегда будет нечто поверхностное, ширпотреб, не затрагивающий ядра культуры. В отличие от еврея в диаспоре, который перенимает идею приютившей его нации, скажем, русскую идею в образе Степана Степановича Иванова, израильтянин не докапывается ни до какой идеи. И то, чему он подражает, – шелуха, что-то там нееврейское…

Когда евреи пеклись о своем еврействе в окружении людей другой национальности, они издали поглядывали на чужаков и составили свое обобщенное представление о них. А когда этот отстраненный «гой» сделался моделью для израильтянина, мы получили таких израильских евреев, которые более неевреи, чем самый чистокровный нееврей.

Двойная природа еврея из диаспоры придала ему особое духовное богатство, отчего с ними обычно интереснее. Преуспевающие молодые люди в Израиле всегда ищут себе русских евреек, потому что те внутренне богаче.

З.К.: Что же – опять выходит, что жизнь в диаспоре предпочтительнее жизни в Израиле?

Рав: Выходит то, что в каждом месте еврея поджидают свои опасности. Жизнь в диаспоре, как жизнь в маске, приводит к тому, что путь к себе отодвигается на периферию жизни и становится все более долгим.

Известно так много случаев, когда воинственные атеисты, профессиональные революционеры, рабочие-интернационалисты и т.п., попав в сталинские или более поздние лагеря вдруг открывали в себе еврея. В самых неподходящих для еврейского образа жизни условиях. Почему? Когда человека из благополучной жизни бросают в лагерь, он начинает копаться в душе. Пересматривает свою жизнь и в конце концов добирается до своего глубоко запрятанного еврейства. Но когда жизнь идет своим чередом, мы не склонны задумываться. И в результате – ассимиляция. Да-да, повсюду – и в Израиле – ассимиляция.