Пылающая комната - Артем Литвинов

— Тебе надолго, парень?

— Нет, два слова сказать.

— Ну, тогда звони, — великодушно согласился он и протянул мне телефон. — А то знаешь, тут как начнут девке названивать, так на полчаса, а я плати за их базар.

Генри взял трубку не сразу, но и когда я объяснил ему, кто я, он продолжал довольно прохладно:

— Рад вас слышать. Я занят сегодня.

Я понял, что если сейчас не попрошу его о помощи, то завтра окажусь рядом с Томасом.

— Я не могу ждать, господин Шеффилд, я боюсь, что меня отвезут в больницу, а мне нельзя туда попадать, это станет моим концом. Я очень плохо себя чувствую.

— Ну, хорошо, — неохотно согласился он, — подойдите к зданию Супермаркета X*** и ждите там. Я приеду на машине, часа через четыре, никуда не уходите.

Я отдал телефон моему благодетелю, а он коротко пожелал мне удачи.

Ожидание у супермаркета было настоящей пыткой. Я чувствовал, как заболеваю все сильнее, голова горела, и я едва мог держаться на ногах, сесть на ступеньки я опасался, чтобы не привлекать к себе внимания. Пошел дождь, мне казалось, что скоро я все-таки умру. Но Шеффилд приехал. Он вышел из машины и подбежал ко мне, несмотря на все свое отвратительное самочувствие, я с некоторым удовлетворением проконстатировал, что ему не безразлично мое существование на этом свете. Уж не знаю почему, но лицо у него было взволнованное. Мы сели в машину и поехали к нему. Я попросил его не вызывать врача.

— С чего вы взяли, мой друг, что я собираюсь вызывать вам врача. Я и сам в состоянии оказать куда более действенную помощь.

— Мне вообще не надо никакой помощи, — ответил я.

— Ну, кое-какая вам все-таки пригодиться, — настаивал он, — вы давно странствуете? — он спросил это с тем равнодушным любопытством, с каким он впоследствии спрашивал своих клиентов о здоровье их жен, собак, кошек, попугаев.

— Две недели, — соврал я, однако, не сильно преуменьшив срок своих приключений.

— Вот видите, — заметил он, — мне вас сам Бог послал.

Я не знаю, кто меня ему послал, но положа руку на сердце можно сказать, что если бы не он, я был бы еще несчастнее. Все эти воспоминания с неимоверной быстротой пронеслись в моей голове.

Я отодвинул от себя конверт и взглянул на Генри. Он сидел в кресле и курил. Мне показалось, что он хорошо знает, о чем я только что думал.

— Я сделаю эту копию, — сказал я и потянулся за сигаретой. Но он подал мне свою.

Это означало, что он больше не имеет ко мне претензий.

30 декабря 2000

Хелен получила в подарок «Амаркорд» и ушла весьма довольная. Она не придет до конца праздников. Генри занят и раздражителен до крайности. Он посылает меня каждый день относить заказы, их становится все больше и больше, после того как он дал объявление еще в двух журналах. Он постоянно говорит о каком-то заказе, который принесет ему годовой доход двести тысяч долларов. Возможно, он просто одержим деньгами. У меня из головы не выходит та схема, которую я копировал в начале осени, кто ему ее дал? Работа над ней стоила мне огромных усилий, словно мое сознание вытесняло все, что имело к ней отношения. Я не мог думать ни о чем, кроме нее. Я не стал говорить об этом с Генри. Он повесил ее в своей спальне. Мне же запретил подходить к телефону, уверяя, что меня еще могут найти. Мне кажется, чем меньше у меня шансов от него освободиться, тем лучше. Но когда-нибудь ведь это прекратиться.

1 января 2000

Странная история случилась на Новый Год. Ближе к вечеру Генри заставил меня надеть совершенно идиотское одеяние, напоминающее черные монашеские плащи. Я представляю, насколько нелепо я в нем выглядел. Около одиннадцати ночи я услышал шум машины под окнами. К нашему дому подъехал лимузин. Такого мне еще видеть не приходилось. В свете подъездных фонарей, я с трудом различил, кто из него вышел. Шел снег, все было мирно и тихо, по-новогоднему, несмотря на то, что город в нескольких километрах отсюда безумствовал по поводу приближения миллениума. Двое из приехавших подошли к нашей двери, и я услыхал, как Генри повернул замок.

— Очень приятно, заходите, мы ждем, — услышал я голос Генри, он явно заискивал перед кем-то, я грешным делом подумал, что сам мэр решил прикатить к нам за своим гороскопом.

— Господин Даншен, для меня большая честь — Генри явно принимал какую-то шишку.

— Крис, — услышал я немного низкий голос одного из пришедших, разглядеть их у меня не было никакой возможности. Вероятно, он коротко представился и больше не пожелал разговаривать. Они должны были подняться в голубую комнату, я был предупрежден об этом Генри. В мои обязанности входило изображать ассистента Генри.

Войти в комнату полагалось ровно в 11–20. Оставалось пять минут. Я посмотрел на себя в зеркало, мой черный плащ выглядел абсурдно. Я примерил капюшон, у меня было инстинктивное желание скрыть свое лицо, до сих пор не могу понять, откуда у меня взялось представление о том, что эти пришельцы не должны его видеть. Я ясно ощутил, что во мне борются два противоречивых желания, узнать, кто же это, и немедленно исчезнуть, покинуть этот дом, Генри, его гостей, все, что здесь было, забыть, как страшный сон. Я посмотрел на часы, оставалась одна минута. Я вышел из своей комнаты и направился к двери. В неверном свете бесчисленных свечей, стоявших по периметру комнаты, я увидел следующую картину. На стульях за круглым столом сидели трое. Один их них — Генри, явно нервничал, но успешно скрывал это под маской веселости и чувства собственной значимости. Второй — господин Даншен, его имя я слышал, он был весьма умен и это было очевидно по его лицу, неброско одетый и постоянно переводивший на человеческий язык то, что нес Генри на своем бредовом «языке посвященных». А переводил он все это в высшей степени примечательной персоне — человеку лет двадцати семи, закинувшему ногу на ногу таким образом, что его колено возвышалось над столом в знак полного пренебрежения ко всему происходящему. Он непрестанно курил и время от времени бросал совершено ничего не значащие фразы, смысл которых я даже не пытался понять, поскольку был целиком и полностью поглощен разглядыванием его внешности. Он был одет в черные кожаные штаны с бесконечными прорезями по всей длине ног обшитыми по канве черными нитками, и в зеленую рубашку с надписью «Kiss my ass, please». Это please, никогда не виденное мною прежде в составе такого рода надписей, меня поразило, даже больше, чем его покрытые переводными татуировками руки. При всем при этом он не был безобразен, напротив, он был очень хорош собой. Правильные черты лица, смуглая кожа, красивый, несколько удлиненный разрез глаз, они были не темными, как это обычно бывает при черных волосах, но зеленовато-коричневыми.