Пылающая комната - Артем Литвинов

На проходной меня ждал охранник. Он спросил не Марлоу ли моя фамилия и, получив подтверждение, повел меня по узкому темному коридору, которому, казалось, не будет конца, затем мы вышли на лестницу, поднялись на три этажа и снова пошли по коридору с множеством дверей по левую руку и полным отсутствием окон или даже намека на них. Лампы давали настолько отвратительное освещение, а воздуха было так мало, что у меня в глазах потемнело, наконец, мы остановились перед бронированной дверью, охранник позвонил, и мы вошли. Господин Торн поднялся мне навстречу и поприветствовал меня с той любезностью, которой я никак не ожидал от человека, занимающего столь ответственный пост в столь мрачном месте. Он предложил мне кофе и я, боясь его обидеть, согласился. Кофе он готовил сам, себе в большой чашке, а мне как гостю в настоящей кофейной чашечке. Судя по седине в его волосах, его возраст несколько превышал изначально предполагаемый мною. На вид ему было лет пятьдесят, он был крепко сложен и довольно высокого роста, его лицо постоянно сохраняло серьезное, но не жестокое выражение. Он взял у меня папку с заказом и положил ее в стол. Я вспомнил, что должен спросить его о деньгах, но вдруг почувствовал себя страшно неловко.

— Господин Марлоу, — заметил он, — вы так молоды, что если бы меня спросили, что я хотел бы пожелать вам, то я сказал бы только одно — пусть у вас никогда не будет иной причины оказаться в этих стенах, чем та, что привела вас ко мне сегодня. — Он глотнул кофе и аккуратно поставил чашку на стол. На мониторе, стоявшем по правую руку от него, где до сих пор еще можно было разобрать какой-то текст, включился скринсейвер, из темных глубин небытия навстречу свету поплыли спирали галактик и вихри звездной пыли. Меня охватило горячее желание проститься с ним как можно скорее и покинуть это место. Но в этот момент вошел охранник и сообщил, что в подвале прорвало трубу и это грозит затоплением коммуникаций. Торн велел немедленно отправить вниз аварийную службу и сам стал собираться.

— Я вынужден просить вас простить меня, господин Марлоу, — вежливо извинился он, — но если я немедленно не решу эту проблему, у меня будут крупные неприятности. Единственное, что я могу вам предложить, это спуститься вместе со мной, по дороге мы сможем поговорить.

Я был весьма озадачен подобным предложением, поскольку подвалов терпеть не могу, а уж тем более тюремных. Но возражать показалось мне неудобным. Я молча кивнул и отправился за ним. Мы спустились на лифте. Аварийная бригада уже работала. За то время, что мы спускались, он задал мне пару вопросов о Генри и рассказал, что решил обратиться к нему, обнаружив его рекламу в газете.

— Я решил заказать гороскоп, — пояснил он, словно смущаясь того факта, что он уважаемый человек, начальник тюрьмы, позволил себе такое, — видите ли, этот человек, он загадка для всех, я много видел убийц, насильников и маньяков, но этот заключенный совсем иное.

Я кивнул, и он продолжал дальше.

— В высшей степени темный случай, его перевели сюда сравнительно недавно, но все мои попытки прояснить хоть что-нибудь оказались тщетными. Он убил троих человек, но, кажется даже слышать об этом не хочет, не считает это даже своим преступлением.

Лифт остановился. Мы вышли, и я увидел жуткое зрелище — длинный извилистый подвал с множеством труб вдоль стен, они были огромные, чуть поменьше, совсем тонкие, но все они были одинаково омерзительны.

— Вы полагаете, что из его гороскопа вы почерпнете необходимую информацию о характере преступления и его мотивах? — глухо заметил я, имея ввиду объект нашего разговора.

Торн покачал головой и в это время из полумрака, освещенного фонарями аварийной бригады, появились двое рабочих. Они коротко объяснили, что произошло и сколько времени потребуется на ликвидацию аварии. Торн настоятельно потребовал не тратить времени даром. Больше всего на свете я боялся, что пригласит меня пройти дальше в глубь, в самое сердце этого ада. Но он этого не сделал, учтиво попросив меня подождать две минуты, он отправился туда сам. Оставшись в одиночестве я испытывал мучительный приступ ужаса, который с детства вызывали у меня закрытые пространства с трубами, не знаю, сколько прошло минут, но когда он возвратился, то несмотря на свою озабоченность, поинтересовался не дурно ли мне, вероятно, я плохо скрывал свое состояние.

— Все в порядке, — возразил я на его вопрос.

Мы опять стали подниматься на лифте и на сей раз остановились на втором этаже. На лестнице он велел мне спускаться вниз до площадки, выложенной голубой плиткой, и затем свернуть в коридор налево. Он пожал мне руку на прощание и еще раз поблагодарил меня за выполнение курьерской миссии. В моей памяти снова всплыли слова Генри, точнее, его приказ, спросить об оплате. Не знаю, что на меня нашло, но я так и не смог ничего спросить. Я прошел мимо охранника, уже другого, ни о чем не спрашивая, он открыл мне внутренние ворота.

Оказавшись на улице, я не оглядываясь быстро пошел вверх по улице в сторону греческого квартала. Мне смертельно хотелось есть, поскольку из дома я ушел, так и не позавтракав, чтобы не опоздать к Торну. Однако позавтракать мне не удалось, было слишком много народу. Я прошел еще немного и незаметно для себя набрел на чешское кафе с двусмысленно идиотским названием «Яничек с букетиком». Там было пусто. Вероятно, основная публика собиралась в нем по ночам. Я уселся за столик, и ко мне почти немедленно подошла девушка официантка.

— Ничего, кроме кофе со сливками, — предупредил я ее возможные вопросы, она обиженно фыркнула и убежала выполнять заказ. Через минуту она вернулась с кофе и сэндвичем на подносе.

— Вы уж послушайтесь меня, — заговорила она с той убедительностью, которая свойственна прирожденным официанткам маленьких забегаловок, — выпить кофе и не съесть наш сэндвич, — это просто не принято, так что не отказывайтесь.

У меня не было сил вступать с ней в дискуссию, и я принял все, как есть. Выпил кофе и съел сэндвич, оставив на подносе денег в два раза больше, чем полагалось с меня по счету. Мне доставляло огромное удовольствие швырять деньги на ветер, особенно в дурном расположении духа. Это были деньги Генри, которые он с неохотой давал мне раз в неделю, деньги, на которые я мог позволить себе купить три книги или пообедать два раза в дешевом кафе. На все мои просьбы согласиться на то, чтобы я нашел себе работу, он отвечал неизменным отказом, эта мысль приводила его в бешенство.

24 июля 2000

Когда Генри привез меня в первый раз смотреть дом, я сразу же понял, что причиной его покупки является его удаленность от всех мест возможного скопления живых людей. Порою мне кажется, что, составляя своим клиентам гороскопы, прогнозы, проводя спиритические сеансы, Генри ненавидит людей настолько сильно, что с удовольствием избавился бы ото всех контактов, если бы не деньги. Его мучает алчность. Гонорары его растут, а он требует все больше и больше. Приходится сидеть по ночам, чтобы все выглядело весомо, копировать схемы под стекло, в основном, все это он поручает мне.